Бытует мнение, будто правильный человек видит правильные знаки. А еще на просторах Интернета толкуют, что именно этим наблюдением вразумляли коренные жители Северной Америки свою молодежь. Как непутевую, так и вполне даже "опору и надежду".
Кто поучал юного Потемкина в 1755 году, его биографы не знают. Больно много спорили в свое время. Еще сложнее сказать, что именно оказало решающее влияние на выбор пятнадцатилетнего Григория той весной. Если, конечно, вообще можно с некоей уверенностью говорить о внятных мотивах в сем возрасте. А они у него были, как, собственно, и выбор. Были. И не простые.
И раньше Грица терзали противоречия. Семейная традиция служить Государю высилась примерами предков и воссияла в детской фантазии прочитанными книгами. С другой стороны, влияние матери, человека сильного и властного, потерявшей первого мужа на одной из многочисленных войн эпохи. Дарья Васильевна немало постаралась на ниве образования сына. Потому не спешила с его отправкой в Конногвардейский полк, к которому он приписан с детства.
Сам Григорий с довольно ранних пор развивался весьма разносторонне. Наиболее его увлекала военная история и религиозная философия. Прочитанные им книги тянули в разные стороны. Утверждения о том, что он станет либо генералом, либо архиереем, бытовали не только лишь в виде шутки.
Московские покровители Григория Александровича ясности в мятущийся ум тинейджера также не вносили. Ветеран многочисленных войн генерал - поручик Александр Артемьевич Загряжский, в доме которого молодой человек периодически и подолгу проживал, видел его будущее в армии. Зато другой благодетель, родственник отца, Тайный советник Григорий Матвеевич Кисловский, предрекал воспитаннику службу статскую.
В доме отставного генерала Григорий черпал знания по военной истории и начальной теории этого дела. Главный налоговый начальник Империи, напротив, напирал на гражданское образование. Так, вместе с сыном Кисловского Сергеем будущий Светлейший князь получал образование в лютеранском частном пансионе Литке.
Иоганн Филипп не просто преподавал предметы начальные и фундаментальные, типа математики, русского и немецкого языков, а начала философии. То есть предмета, магистром которого он был. Во всех организованных им в России пансионах немецкая богословская мысль царила в умах воспитанников.
В конечном итоге во внутренний спор, раздиравший юного Григория Потемкина, вмешались силы высшего порядка. Точнее, Императрица Елизавета Петровна. Случилось это 26 апреля 1755 года. Указом Государыни был учрежден Московский университет. Ну чем не правильный знак для правильного человека.
Университет располагался в здании аптеки у Воскресенских или Куретных ворот. Ныне на этом месте Исторический музей. С восьми утра толпы народа собирались подивиться на новинку. Чего - чего, а этого в Первопрестольной еще не видывали. Уж поскольку еще Петром создавались мало выносимые условия существования для детей семей родовитых, но не образованных, то учить их чему ни будь да приходилось. И все же, эка невидаль.
Оно понятно. Для детей высшей аристократии существовал Сухопутный шляхетский корпус. Для пути духовного давно создана семинария, и не одна. Что такое университет, многие только слышали. А уж для чего второй - вопрос почти неразрешимый. В лучшем случае догадывались наиболее просвещенные.
Столичный то университет стал уделом незнатных и очень небогатых дворян. Зачем столько излишнего для служилого класса образования, понимали далеко не все. А уж второй, да еще и в старой столице, кроме настороженности, никаких эмоций не вызывал.
Осознание необходимости в государственном управлении большого количества образованных людей посетило немногих, тем более среди старых дворянских родов. Чуть ли не единственное, что привлекало малоимущую аристократию, так это дать образование детям за казенный кошт. На домашних учителях можно было экономить.
Хотя на подобную халяву могли рассчитывать только пятьдесят лучших абитуриентов. Остальные платили частично, но большинство полностью. Более того, питание и проживание также ложилось на плечи родителей. Но все же это была ступень к государственной карьере. Хотя и весьма призрачная.
Отсюда удивление от выбора Григория Александровича. Потемкины не были особо состоятельными, но и бедными отнюдь не числились. Ведь зачисление в Лейб-гвардии Конный полк они смогли обеспечить. А это удовольствие очень недешевое. Четыреста душ крепостных вполне позволяли службу "за честь" в столь престижном подразделении.
Скорее всего, выбор пятнадцатилетнего Григория был продиктован несколькими причинами. Во-первых, в преподавательский состав нового ВУЗа был зачислен его учитель Иоганн Филипп Литке. С ним его связывала любовь к религиозной философии.
Во-вторых, большая часть учеников лютеранского пансиона, то есть товарищей Потемкина по классу, перешла в гимназию при университете. А за компанию, да в столь волнительном возрасте - да чего не сделаешь. Вплоть до протестных требований отменить нефть или уличный гоп-стоп на спор.
Весьма немаловажной представляется третья причина. Григорий Александрович, как показало будущее, был весьма падок на нечто значимое. На блеск власти да на парадную сторону. На то, что может придать ему важность от сопричастности к большому и новому. Больно честолюбив был.
Он присутствовал при открытии Московского университета. Его пригласили как человека из семьи Григория Матвеевича Кисловского. Первого фискала Империи и второго человека Москвы. Пятнадцатилетний парень попал в обстановку торжественную. Значимость события усилилась почестями Тайному советнику и имперскому министру Кисловскому, рядом с которым был Григорий Потемкин. Это уже не просто правильный знак правильному человеку. Тут гром небесный.
Отсюда решение одно из первых самостоятельных - идти на философский факультет нового учебного заведения. Тем более что его друг Сергей Кисловский уже там. Григорий Александрович быстро уговорил мать отписать в Конногвардейский полк и испросить еще одну отсрочку от службы. 30 мая он поступил в гимназию при университете.
Невысокий престиж заведения имеет своеобразные плюсы. К примеру, мажористые бездари не занимают место. Место, отведенное закономерной природой случая для человека талантливого, но вынужденного пробивать дорогу самостоятельно. Тоже случилось с Московским университетом и его гимназиями.
С Григорием Александровичем на одной скамье обучались те, кто потом составит гордость России: архитекторы Баженов и Старов. Драматурги братья Фонвизины и выдающийся дипломат Булгаков. Поэты Петров и Костров. Писатель и журналист Богданович. С некоторыми, а конкретно с Петровым и Булгаковым, Потемкин дружил всю жизнь.
Будущий Светлейший не выглядел на этом фоне посредственностью. Наоборот, он являл преподавателям и товарищам своим природные данные и результаты характера. Особенные успехи проявились в немецком и греческом языке. На этой почве он свел дружбу с будущими поэтами Петровым и Костровым. Они потом вспоминали, что Гриц “неплохо начинал в стихосложении”.
Довольно рано проявились способности к усвоению материала. Он очень быстро читал и сразу запоминал все. Костров рассказывал, что как-то Григорий взял у него многотомную “Натуральную историю” де Бюффона. Вернул через несколько дней, а потом цитировал главами всю жизнь.
Многое порождает у людей недоверие, но более всего то, что вызывает зависть. Плохо укладывается в понимании человека жуткая несправедливость. Вот у этого есть, а у меня нет. Как так? Не может быть. Стоит она комом волнения в груди. Не переваривается разумом. А потому изливается подозрительностью на окружающий удивительными вещами мир.
То же случалось и с Григорием Александровичем. Его удивительные способности порой вызывали споры и, как следствие, пари, в которых он неизменно выигрывал. Бывало, брали том на выбор. Потемкин читал главу или более. А затем открывали на любой странице, и он по ее номеру цитировал наизусть содержимое. Видимо, проигравший студент бежал за напитком, а чего собственно. Молодость все же.
Ко всему прочему, знаниями все же особо не нагружали. Так, студенты “синтаксического класса”, для которых французский язык был профильным, по окончанию всего курса университета на языке Вольтера были не бельмеса. Ну, может, читать еще читали в лучшем случае, но, чтобы говорить так - нет.
Много позже, в 1763 году, для Григория Александровича Матушка - Императрица выписала специального преподавателя. Метод Анучкина, заключавшийся в “стоило только посечь хорошенько”, вероятно, не применялся. Но помотался француз за вездесущим Светлейшим немало. И тот “знал, непременно знал”.
За успехи в учебе студент гимназии при университете Григорий Потемкин был не раз поощряем “упоминанием в рапорте, книгами и медалью”. А по итогам второго года существования учебного заведения включен в список из двенадцати лучших учеников, достойных представлению императрице с выездом в Петербург.
Сказать, что город поразил Грица, ничего не сказать. Европейский блеск столицы буквально перевернул мир семнадцатилетнего юноши, детство которого прошло в деревне. Он всего лишь два года как жил вне сельской пасторали. При том, что Москва была крупнейшим городом империи, она оставалась провинциальной, если не сказать больше. А здесь было то, что всегда тянуло его больше всего - новое и величественное.
27 июля 1757 года на куртаге, то есть торжественном выходе при дворе, Потемкин и его товарищи были представлены графом Шуваловым патронессе Московского университета Государыне Императрице Елизавете Петровне. В свою очередь, которая удостоила юношей личной беседой. А после с ними разговаривал Ломоносов.
В Петергоф съехались придворные кавалеры и фрейлины, министры и послы. Присутствовали Великие Князья Павел Петрович и Екатерина Алексеевна. После приема на втором этаже в галерее состоялся торжественный обед за маршальским столом. Как тут молодому человеку сохраниться прежним? Как не прочесть новые “правильные знаки”?
Великолепие двора, важность сановников и наряды дам. Все это указало новый путь для провинциального юноши. Обращали ли внимание на почти двухметрового красавца, отличившегося в изучении наук, можно только догадываться. Равно как и заметили ли друг друга студент из Москвы и Ее Высочество Екатерина Алексеевна.
По итогам поездки всем двенадцати отличившимся воспитанникам гимназии при Московском университете были присвоены новые чины. Их удостоили “гвардии капралами для лутчего ободрения и поощрения учащемуся юношеству в науках”.
Не сохранилось сведений о переводе из гимназии на философский факультет, но на протяжении последующих двух с половиной лет Григорий Александрович продолжал обучение. Однако, что-то уже изменилось.
В 34 номере “Московских ведомостей” за 1760 год было опубликовано решение об отчислении ряда студентов “за ленность и нехождение в классы”. В их числе были Григорий Потемкин и Николай Новиков, в будущем писатель, просветитель и издатель университетской типографии.
Блестящее будущее отчисленных подтверждает мнение некоторых биографов о том, что Потемкин, скорее всего, сосредоточился на самостоятельном изучении интересовавших его наук. Явление сие было довольно распространенным. Особенно если учесть низкий уровень преподавания на начальном этапе развития Московского университета.
Так или иначе, но отчисление - достаточно правильный знак для того, чтобы сделать те выводы, что сделал будущий Светлейший князь. Его, двадцатилетнего, ждала столица Империи и служба в Лейб-Гвардии Конном полку.
Правильный человек правильно ощущал свои возможности и правильно прислушивался к устремлениям, влекущим в будущее. Туда, где его ожидала слава и величие. То есть как раз то, чего так не хватало Григорию Потемкину в Московском университете.
Продолжение следует.
