-Любка! Ты, что ль? – Андрей вышел из лодки, привязал к стволу молодого дуба конец верёвки. – А я ещё с середины Донца гадаю: либо русалка ждёт меня на берегу? Смотрю, – девка вроде… А волосы по-русалочьи распущены… и вся – ровно светится под месяцем. Никак, купалась? Вода ж – холоднющая!
Любаша сделала шаг к Андрею, смело и дерзко улыбнулась:
-А если – вместо русалки – я тебя жду?
Андрей отвернулся к лодке, взял со дна садок с окунями и плотвой. Негромко сказал:
- Юбку-то набрось. Стоишь передо мной в рубахе исподней… Не стыдно?
Любаша отжала подол рубахи. Андрей вспыхнул: месяц неяркий совсем… а сквозь мокрую рубашку с широкими прошивками всё видно так, будто рубашки и нет… Когда в лодке плыл, – увидел неясные светящиеся очертания девичьей фигуры… Чувствовал, как по телу разливается сладкая нега. А теперь Любка стояла совсем близко, под рубашкой упруго покачивалась маленькая грудь, и… в самом низу живота… Сладкая нега сменилась простым желанием – подхватить Любашу на руки… унести в прибрежные купыри. Андрей опустил на траву садок, зачерпнул в ладони воды, раз-другой плеснул в лицо и на грудь – сдержал желание, что уже глухо билось в нём пойманной сильной птицей: это тебе не с середины реки смотреть… Любка – вот она, рукой дотронуться можно…
Сдёрнул с кустов ивняка юбку, бросил Любаше:
- Оденься. И волосы собери… Бесстыдница ты, Любка. А батя, Алексей Матвеевич, узнает?.. Юбку задерёт… да вот – лозиной из ивняка. Ну, чего тебя в такую пору на берег принесло!
Любка подняла руки, быстро собирала на затылке тяжёлым узлом чуть потемневшие от влаги волосы. В улыбке Любашиной сейчас промелькнула горечь:
- Так я всегда прихожу… когда ты с рыбалки возвращаешься. А ты не замечал меня.
- Ох, Любка… узнает батя…
- Не узнает. К нему из Питера Савельев приехал, горный инженер. Неделю по склонам балки ходили. Савельев говорит, – ещё одну шахту строить будут. Вроде уголь наш больно хорош. Ну, они с батей за это третий день и пьют самогонку. А мне… увидеть тебя захотелось, Андрюша…
Андрей нахмурился:
- Ну, положим, тебе я не Андрюша. Андрей Михайлович. А на хотенье, Любка, есть терпенье, – знаешь?.. Мала ещё, – хотеть меня видеть. Твоё дело – в куклы под сараем играть.
Сквозь заносчивость в Любашином голоске зазвенела обида:
- Да ты хоть знаешь, что мне с Масленицы шестнадцатый год пошёл?
Андрей скрыл улыбку. Серьёзно кивнул:
- Ну, да. Самое время – к Донцу ночью бегать. И в мокрой исподней рубашке меня с рыбалки встречать.
- Я лишь по колени в воду зашла. Ещё днём видела здесь кувшинки… Думала посмотреть, куда они на ночь прячутся. А одеться не успела. Тебя издалека увидела… И – забыла про юбку.
- Домой сама дойдёшь? Одна идти не боишься? По-над огородами иди, а то, не ровен час, – увидит кто… что дочка Алексея Матвеевича ночью на берег Донца гулять ходит.
-Я не гулять. Я – тебя увидеть.
Что ж ты упрямая-то такая, Любка?.. У меня сыну вон – третий год.
- А то я не знаю!.. Василёк, как увидит меня,– бежит, чтоб на руки его взяла и покружила. А вчера конфету дал мне.
В садке мягким светом блестела рыба. Любаша повела плечами – от воды тянуло прохладной свежестью. Горьковатым дыханием мята с берега словно откликалась чуть уловимой горечи молодых тополиных листьев.
- Ты иди, Любка. К полуночи близится.
- Андрюша!.. Я…
- Выбрось из головы, – суховато-сдержанно перебил Андрей.
Любанины губы растерянно задрожали… Она повернулась, быстро пошла, потом побежала с берега. Андрей взял садок. Смотрел Любане вслед: запах мяты она словно с собой унесла… И ласковое сияние месяца тоже исчезло… Догнал Любаню, строго сказал:
- Провожу тебя. Мало, кто повстречается ночью-то.
Любаня чуть оглянулась:
- Я не из пугливых, Андрей Михайлович.
- Да уж вижу. Мне спокойнее будет, когда провожу тебя до огорода вашего.
… Андреева маманя, Пелагея Макаровна, недовольно качала головой:
- Ни к чему это… – чтоб малый привязывался к девчонке этой, Любке Приваловой. Она поиграет с ним, да забудет. А мальчишка горевать потом будет. Тебе, Андрюша, жениться надо, – решительным советом завершала мать своё замечание. – Пока мал Василёк,– скорее к мачехе привыкнет.
Андрей отмалчивался, – ровно не слышал настойчивых материных слов… Мать не унималась:
- На Пасху… После службы, домой возвращались когда… Не присмотрел кого?
- Мамань!..
- Я дело спрашиваю! Сколько девушек глаз с тебя не сводят… А ты – и не взглянешь ни на одну! Не в монахи ли собрался? Очень уж похоже!..
… Женился Андрей рано, – едва восемнадцатую свою весну перешагнул. Батя с матерью настояли: чтоб не свернул на какую-нибудь шаткую дорожку. Нечего шляться в холостяках. Появятся заботы о жене, о ребятах, – не до баловства будет, рассудили родители. И невесту сами нашли, Катюшку Санникову из Верхней Камышевахи. После Успенского поста сговорились Михаил Григорьевич и Петро Семёнович, – чтоб в Покров свадьбу сыграть. Катюшка от страха девичьего расплакалась. Мать грустновато улыбалась, сама незаметно слезинки смахивала… Обнимала дочку, утешала:
- Большаковы – хорошая семья. Пелагея Макаровна строга… да не обидит. А Андрей – славный парень. Привыкнешь, полюбится он тебе. Отца благодарить будешь: посмотри вон, – не одна уж в девках засиделась.
А увидела Катюшка рослого черноглазого парня, – с той минуты и полюбила его. Да так, что хотелось присесть и следы его гладить ладошками… Не замечала его равнодушия, думала, – мила ему так же, как он ей. Андрей, как положено, проведывал невесту, но ни минуточкой дольше, чем полагалось, не стоял с нею у калитки. И слов особенных, заветных самых, не говорил… Просто согласился с родительской волей, а Катерина Санникова всем подходила для жены: собой хороша, скромна… и отцу с матерью послушна, значит, и в семье такой же будет. Уже перед самой свадьбой Захар Самарцев, двоюродный брат, спросил:
- Хоть любишь её… Катюху-то? Мне ж, Андрюха, дружком твоим быть. Знать надобно, как после свадьбы-то сложится у вас.
- Сложится, – скуповато ответил Андрей.
- А любовь, Андрюха?..
-Говорю ж тебе, – всё, как надо, будет.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»