Под шагами Дениса негромко скрипели доски деревянного пола. Иногда он проводил рукой по стене – не затем, чтобы уточнить дорогу. Его-то глазам хватало света и в темном доме. Просто так проводил. Словно гладил эти стены, как погладил бы большого добродушного кота. Как гладят живое. Дед был прав – ему очень понравился этот дом. Деревянный дом, полный разнообразных звуков и запахов, а еще полный очень живых вещей. Здесь писали перьевыми ручками, зажигали фонари, в которых плясало настоящее пламя, кормили дровами печь и камины, и уютно скрипели деревянными креслами-качалками. Здесь все было настоящим. Совсем не таким, как в тех «пластиковых» современных квартирах, где ему доводилось жить прежде. В них можно было прятаться. Можно было пережидать. Спать. Есть. А здесь можно было жить. И он чувствовал себя… именно что Дома. И как же обидно, что остаться не получится. Завтра утром придется уходить. Послезавтра – самый край. Но как же не хочется, кто бы знал... Однако - время еще было. И он ни собирался упускать ни минуты.
- Детей всегда тянет к воде. Как магнитом, честное слово. Все это знают. Мы это знали. Я это знала.
Анька вертела в пальцах горячую еще от чая кружку, грелась. Горло першило, и в глаза словно насыпали песка. Она явно простыла, поднимался жар. Но гораздо хуже саднящего горла было саднящее сердце. Аньке не впервые было возвращаться с поиска с ощущением потери. Но сегодня сегодня Анька ощущала себя так, словно собственноручно убила бездомную, доверчиво ткнувшуюся носом в ладонь собаку.
- Вы просто не учли, что к озеру местность понижается… а еще там обнаружилась весьма утоптанная кабанья тропа, на карте ее нет. Мальчишка шел по ней, потому что так проще. И шел быстрей, чем вы думали – под горку-то. Да, вы ошиблись. Но ведь ты сама говорила: робот в отряде значительно повышает шанс на успех. И все закончилось хорошо.
Денис теперь сидел на ее кровати, а на полу рядом. Как и прошлой ночью. Так удобней было пить чай и брать бутерброды с вжившегося в роль стола подноса.
Он опирался спиной на тумбочку, и, почти не мигая, смотрел перед собой. Неживой был взгляд, сейчас любой бы понял, что это робот. Аньку эта мысль царапнула весьма неприятно.
- Разве хорошо?..
- Да. Ребенок жив.
Обмен ровными безжизненными фразами в темноте комнаты. Такими гладкими, такими ровными, словно морские камушки. И такими же холодными. А еще – солоноватыми. От слез. Слезы катились у Аньки по щекам, стекали к ушам, щекотали кожу шеи. Редкие, крупные и злые слезы. Но голос оставался ровным. Безжизненным.
Малыш жив. Перепуган, наверняка простужен – но жив! Почему же так ноет сердце? Неужели только потому, что на дне затаившегося рядом с темным лесным озером болота остался робот, одетый в яркий и пестрый свитер? Остался Леха. И именно потому ребенок, уже почти сожранный этим самым болотом, был теперь жив.
- Жизнь человека важнее?
Она и сама не поняла, откуда в ее голосе появились злые, ехидные нотки. Жизнь человека – важнее! Это даже не вопрос. Она ведь отлично это знает. Только вот…
Крепкие пальцы нашарили ее ладонь, сжали. Денис молчал. Просто держал ее за руку. И Анька вдруг начала всхлипывать, как в детстве. А потом и разрыдалась – в голос, дрожа от рванувшихся безудержных слез. Одной рукой безуспешно стараясь вытереть глаза, щеки, нос... Другая ладонь, лежавшая в пальцах Дениса, оставалась неподвижной. Словно испуганный зверек, боящийся шелохнуться. И не решивший еще, стоит ли удирать.
Парень, наконец, пересел на кровать, и прижал дрожащую девушку к себе. Погладил по волосам.
- Зачем ты дал ему имя?
Она почти простонала это, сердито вытирая зареванное лицо о его футболку.
- И еще именно сегодня. Если бы… если б…
Денис закаменел на миг. А потом его рука, остановившаяся было на ее волосах, вновь начала поглаживать, успокаивая:
- Если бы ваш биомех был по-прежнему «Эй, ты!», и ты даже не могла бы вспомнить, во что он одет, то сейчас мучилась бы не больше, чем разбив дорогую машину? Так?
- Да… Разве это не правильно? Ведь он был – инструмент! Зачем ощущать боль, если инструмент сломался?
Раздался короткий смешок. Аньке на миг показалось, что Денис сейчас отстранится, отпустит ее. Но он лишь крепче обнял. Покачал, как ребенка:
- Эх, Анька-Анька… а собаки?
- Что… собаки?
- Зачем жалеть собак? Служебных собак? Тех, что были сегодня на поиске. Или тех, что вытаскивают людей из огня, спасают на перевалах. Или тех, что тащили на себе взрывчатку во время войны. Или тех, что умерли где-то там… в космосе. Ведь они тоже инструменты. Только, знаешь… если тот, кто с этими собаками работает, утратит жалость… он перестанет быть человеком.
Анька вывернулась из Денисовых рук. Нашла его взгляд. И смотрела, озадаченно мигая.
- Но… собаки же живые.
И, испугавшись, зажала рот ладошкой. Поймала взгляд парня: обиделся? Но Денис просто растрепал ей волосы, как девчонке несмышленой:
- Лопай бутерброды, живая. Тебе силы надо восстанавливать. И нос высморкай. А то ты так рыдала по неживому инструменту, что теперь едва дышишь.
От возмущения Анька задохнулась. Но нос, и правда, не дышал. Да и щеки пылали так, что хоть блины на них жарь. Не то от жара, не то от стыда. Так что она сочла за лучшее сбежать на время. В ванную.
Вернулась умытая и притихшая. И окончательно понявшая, что заболела – потому что стены вокруг как-то неуютно колыхались, дверные проемы смещались, а пол пытался ее уронить. Пора было ставить градусник, а потом придется еще впихнуть в себя горсть таблеток. И только тогда можно будет, наконец, уснуть. Только спать как раз и не хотелось. А хотелось договорить. Было необходимо даже. Более нужно, чем лекарства. Но слова не хотели находиться. И Анька только и могла что то кашлять, а то полувсхлипывать, полувздыхать. Интересно, что Денис отлично понял ее и без слов. Потянул за ладонь. Усадил, а потом и уложил на кровать. Сунул под мышку ледяной градусник. И снова устроился рядом, взял за руку. Заговорил не громко, словно сам с собой:
- Ты не верно сказала... Не в том дело, что жизнь человека - важнее. Хотя, знаешь, есть и такой момент. И ты сама хорошо понимаешь, что без раздумий пожертвовала бы той же Бертой, если бы это спасло мальчишку. Хотя это твоя собака и ты ее любишь. Но она все же именно собака. А ребенок - это ребенок.
Он не на долго замолчал, вслушиваясь в Анькины новые всхлипы, потом перебрал ее пальцы, словно на них, как на клавишах пианино, можно было сыграть какую-то мелодию. И продолжил:
- Но ты подумай еще и о другом... Любой в отряде отдал бы уже свою жизнь - все так же, не задумываясь. Ну, пусть почти любой. Или пусть даже только многие. Но это так, понимаешь? И это нормально для взрослого человека - рискнуть собой, что бы выжил ребенок. Согласна?
И Аньке оставалось только кивнуть. Нет, не считала она, что это нормально - отдавать жизнь. Хоть за что. Но... если гибнет ребенок, то как? Стоять и смотреть? А... жить потом - как?..
Денис же между тем продолжил:
- Вот... Ты это понимаешь. Леха это тоже понимал. Просто понимал, вот и все. Так вышло, что он успел первым. А я вот не успел. Так что это мне маяться надо. Ты-то что, ты вообще далеко была.
Он посидел молча, и жестко добавил:
- Он был уже почти человек, понимаешь? Больше человек, чем Берта, допустим. Но... все же - еще не до конца. А смог бы до конца или нет - не знаем ни ты, ни я. И нет, я не считаю, что жизнь человека важнее. Но если бы погиб кто-то из людей - было бы все-таки хуже. Мы с этим Лехой кому нужны? Да никому, по сути. А у каждого из вас есть те, для кого ваша смерть будет горем. Как у меня раньше Дед был.
Денис растер лицо ладонями - жестко, резко.
- А вообще, не слушай. Я чушь какую-то несу. Давай лучше градусник доставать. Ого, ну и жар у тебя! Лежи давай, сейчас таблетки принесу.
И он ушел, привычно уже ориентируясь в Анькином доме, как в своем - без света. Лишь иногда чуть касаясь пальцами стен. А она - осталась, вглядываться в темноту. И... вот что тут скажешь?
"У тебя уже есть я. И ты мне, именно мне нужен! Все это время был нужен. Очень... Как и твой дед. Когда я ходила в замок, посмотреть, как вы жили. Когда мечтала попасть к вам - в картину. Когда всматривалась в твое фото и хранила свою тайну... Это вы просто были мне нужны. Оба. Сейчас я это понимаю. Но с твоим дедом я опоздала. А с тобой?.."
Не говорят такое. Даже роботу. Даже если сама только что осознала это абсолютно четко. Все равно - не говорят... Люди, что поделать.
- Странные мы зверята... - тихо пробормотала Анька.
(Продолжение следует)