Начало здесь
Такой вопрос... выкладываемый за раз объем - это много или нормально? Оставить так или сделать "порции" текста меньше?
Они шагали по ночным улицам. То рядом, то обгоняя один другого. Они смеялись. Денис вставил перо себе в волосы, и, залезая на пустые постаменты от каких-то ваз или клумб (а, может, даже не угодивших кому-то статуй), пытался придумывать и читать стихи, подражая менестрелям из старых фильмов:
- О ты, чья походка неслышнее ветра,
Чьи слезы воды солонее морской…
Она стаскивала его, ухватив за руку или за штанину, грозилась оборвать уши. Под светом фонарей множились и метались их тени. И любой наряд полиции прошел бы мимо («Мимо! Снова мимо!»). Потому что такие вот парочки, то ли влюблённые друг в друга, то ли опьяневшие от свободы долгожданного отпуска и соленого ветра, тут совершенно обычное дело.
Дениса, правда, не оставляло смутное беспокойство. И становилось оно все сильней, по мере того, как они приближались к конечной цели. То есть, к дому той самой, выбранной им толпе взиравших на фаерщиков людей, девушки. Потому как вела она его именно туда, куда ему и было нужно
Все знают, что совпадений просто не бывает. Не все в это, правда, верят. А уж те, кто верит, твердо убеждены: если совпадение вас все же настигло, то это не к добру.
Уличный фонарь высвечивал табличку, прибитую на калитке, когда они остановились. И адрес на ней был тот же самый. Именно тот, что оставил Денису дед – тут сомнений быть не могло. И, замерев перед этой самой калиткой лицом друг другу, они уже оба поняли: что-то не так.
Верней, что «что-то не так» начала понимать Анька, на долю которой выпало сегодняшнее замечательное (как она читала до сих пор) приключение. Уж очень растерянным стало лицо у ее случайного провожатого. Она смотрела на него, и улыбка медленно сползала с губ. Остывал где-то в горле так и не родившийся смех. Переплавлялся в кашель.
- Что… случилось? – наконец, смогла спросить она. Еще не понимая – а что вообще могло успеть случиться-то? Шли, смеялись. И вдруг – на тебе. Парень выглядит бледнее Пьеро. С чего бы? А, может, он маньяк какой? Анька удобней перехватила сумочку, прикидывая – куда и как ударить. Она не боялась – дом вот он. Успеет рвануть калитку. А то, что за ней не слышно собачьего лая, еще не означает, что и собаки нет.
Денис же к моменту этого вопрос твердо знал, что он по уши в этом самом… в том, приличные хозяева собак (чье присутствие он уловил сразу, благо, что органов чувств у него было больше, чем у людей) убирают за своими питомцами во время прогулки. И потому сейчас он молчал. Лихорадочно пытаясь придумать новую легенду. Он собирался явиться в этот дом, как робот. Но… Роботы не танцуют с живым огнем. Роботы не читают дурацкие стишки. Роботы не лазят по заборам, нарушая общественный порядок. Прокол. Снова прокол! Пятый за текущий год. Он тихонько скрипнул зубами. А они-то с дедом считали, что заготовленных «лежбищ» ему хватит лет на 10, минимум. Это было последним. Впрочем… не все еще потеряно. Ведь если не робот – то внук?
- Ты… здесь живешь? – парень изобразил запоздалое изумление. – Извини, все хорошо. Я просто как-то растерялся. А у меня… вот…
Он полез в карман, порылся там, и показал ей в свете фонаря изрядно помятый конверт. На котором старческим и старомодным почерком был написан вот этот самый адрес. А так же ее имя и фамилия: Анне Иванько.
- Вот… дед оставил. Там письмо тебе – о моем приезде. Он же оплатил тут комнату, да?
- Ты Олейников? – изумленно выдохнула девушка, протянув руку к конверту. И так впилась взглядом в его лицо, что он отшатнулся, как от удара. Тоскливо понимая: все. Вот теперь точно – попал.
Анька все же сходила в Замок. Тогда, почти год назад. Большая часть его комнат была отдана художественному музею. Но в трех все оставалось так, как было при Викторе Андреевиче. Она долго стояла у толстых бархатных канатов, старомодно перекрывавших вход в эти совсем живые комнаты. Комнаты, пришедшие откуда-то не из этого времени. Совсем не. Кожаная обивка диванов и кресел. Тусклое золото меди. Похожие на мох ковры. Уснувший глобус рядом с задремавшим клавесином. И – портрет. Огромный, в полный рост. Похожий на раму от зеркала. Или на дверь в лето. Потому что там, на картине, было именно лето. И распахнутый вовсю ширь горизонт. Ветер гнал «волны» по некошеным травам, и рвал нить воздушного змея из рук смеющегося маленького мальчика, который как раз обернулся, чтобы что-то сказать отцу. Тот придерживал сына за плечо, и, тоже улыбаясь, смотрел на змея. Но было ощутимо, что вот-вот взгляд его дрогнет. Перейдет на запрокинутое мальчишечье лицо. И столько тепла было в этой картине, столько света, что Аньке каждый раз хотелось перелезть через плюшевый барьер и сбежать. В то лето. К тем двоим. Один из которых, как она знала, так и не вырос.
Сегодня это ее знание разбилось на миллион осколков. Может быть, она не узнала бы Дениса, если бы видела только фотографию угрюмого, уже знающего о своей болезни подростка. Закрывшегося от всего мира и от страха скорой смерти. Но тот, смеющийся мальчишка, и этот вот парень, что читал ей сегодня стихи – точно были одним человеком. Стоило только присмотреться. Стоило только вспомнить. Но… как?!
…Они сидели на той же веранде. Большие ночные бабочки слепо бились в пузатый раскачивающийся фонарь, за круглым стеклом которого жил живой огонь. Метались по веранде обезумевшие тени. Привычка собирать старинные вещи тоже родилась после посещения Замка. Как и многие другие привычки. Если бы Виктор Андреевич был бы моложе, можно было бы сказать: Анька в него влюблена. С первого взгляда, по-книжному. Влюблена не в живого человека, а в образ, в стиль жизни, в старомодность манер и речи – так влюбляются в героев фильмов. Но ведь даже в фильмах никто не влюбляется в древних стариков?
- Почему ты не сбежал, когда все понял? Ты ведь мог просто оглушить меня? И – уйти.
Анька и правда не понимала – почему? Почему он даже не пытался сопротивляться? Почему пошел с ней, послушно, как пес на поводке? Денис усмехнулся. Знакомо, совсем как Виктор Андреевич, прищурился в сторону моря (хотя роботу-то никак не полагалось иметь слабое зрение) и почти по слогам произнес:
- Ро-бот-не-и-ме-ет-пра-ва-при-чи-нить-вред-че-ло-ве-ку.
Насмешливый речитатив. Заученное первоклассником до зубной боли правило. И снова заговорил нормально:
- Ты и сама это знаешь. И каждый из вас это знает. Даже начни ты сейчас резать меня на кусочки – я не смогу тебя ударить. Удерживать – смогу. Но не ударить. Так зачем спрашивать?
- Ну… ты мог просто убежать. – Анька почему-то чувствовала, как от стыда пылают уши. Словно она и правда собиралась его резать, зная, что он не сможет ей сопротивляться.
- Ты бы закричала. Позвала полицию. – Он недоуменно шевельнул плечом, словно досадуя, что приходится объяснять такие простые вещи.
- Ну… да.
- Я этого не хотел.
- И чем нынешняя ситуация лучше? – Не поняла Анька.
Денис вдруг улыбнулся. Развернулся, наклоняясь к ней, с веселым каким-то напором заглянул в глаза:
- Чем?
Анька невольно вжалась в спинку кресла, нервно сплела пальцы, хрустнула костяшками. Она не понимала его. Не понимала, как не понимают человека, а не машину. Боги, да она вообще не могла ощутить его этой самой машиной! И ей очень хотелось сейчас сбежать. Или уж, хотя бы, опустить глаза. Но она заставила себя смотреть прямо ему в лицо. И тихо повторила:
- Да… чем?
Денис забавно мигнул. Отодвинулся, вновь увеличивая между ними расстояние. Словно ощутил ее страх. И, уже глядя на море, пояснил:
- Я все еще на свободе… ты до сих пор никого не вызвала… и даже напоила меня чаем.
Он щелкнул ногтем по краю кружки, и фарфор тоненько запел.
Анька мигнула растерянно. Но это было правдой. Прошло уже минимум полчаса. А она так и не позвонила в полицию. И сделать это с каждой секундой становилось все трудней.
- Хотела бы я знать, кто тебя так хорошо запрограммировал.
Это она произнесла уже стоя на пороге комнаты для гостей. Решив, что «утро вечера мудренее», и неожиданно свалившегося ей на голову робота можно будет сдать полиции и завтра. Или и вовсе не сдавать. В конце концов, он же не ребенок! Не ясно, как это вышло, но он совершенно точно не ребенок. Невысокий парень, из тех, чей возраст как бы стерт. Денису могло быть и 20, и 30 и даже 40 лет – с приблизительно равной вероятностью. И вероятность эта менялась в зависимости от его настроения, освещения и одежды. Вот сейчас он снял нелепый свой, вручную связанный из ниток самых немыслимых расцветок свитер – и сразу стал казаться старше, оставшись в черной футболке, заправленной под толстый ремень джинсов.
В общем, если он не сбежал от Виктора Андреевича, то и заявлять на него причин вроде как не было. Просто она так успела привыкнуть к мысли, что неведомого Дениса обязательно придется сдавать полиции, что сразу и не сообразила этого. Завтра надо позвонить его хозяину. И выяснить: от чего, собственно, его робот так боится полиции? Ведь он-то тоже почему-то был твердо уверен, что она сдаст его. А еще хорошо бы узнать, почему он ведет себя так свободно… так… по-человечески? Что это? Хитрая программа, удачней прочих имитирующая искусственный интеллект? Или просто как-то сбой в обычной программе? Брак?
- Правда, хотела бы? Или для красного словца сказала?
Он прислонился плечом к косяку напротив. И вот теперь был похож на ту свою подростковую фотографию. Верней, не свою… а… Анька помотала головой, поняв, что запуталась. И сразу же испугалась, что он примет ее жест за отказ. Торопливо закивала:
- Я… да. Хочу.
- Тогда – входи.
И он сделал приглашающий жест, вполне ощущая себя хозяином в ее доме! Анька фыркнула. И вошла. На зло. Без приглашения устроилась в кресле. Чего он тут командует? Конечно, его дед оплатил эти комнаты… Ой… стоп. «Его хозяин оплатил эти комнаты» - очень медленно произнесла про себя Анька. И фраза показалась ложью даже ей самой.
(Продолжение следует)