Да, помнится, что я говорил, что мне не нравилось название группы «Ребята». Я ещё даже стеснялся произносить его и, когда меня спрашивали, как мы называемся, я старался перевести разговор на другую тему. Почему? Не знаю… Наверное, по молодости был дураком. Английская версия «Guys» меня тоже не грела. А мы нравились нашим зрителям. Любопытна история возникновения названия группы. Крайности свойственные молодости, сказались при выборе (ещё при Кеслере) имени коллектива. Сначала ребята играли и пели под именем «Chelengers» («Бросающие вызов»), но то ли начальство МГУ, где Кеслер, Воробьев, Валов и Жестырев базировались, начало возбухать против английского названия группы, то ли по каким-то другим причинам парням захотелось назваться по-простецки, и все согласились на название «Ребята», предложенное Воробьевым.
Что ж, так называлась группа, в которой мне предстояло играть биг-битовую музыку в последующие три года. Меня быстро ввели в состав: большинство песен я знал и мне нетрудно было сыграть партию ритм-гитары и спеть с Жестыревым и Валовым. На первых порах мне дали спеть три сольных битловых песни: «Girl», «Boys», «I wonna be your man» и, вы не поверите, мою графоманскую песенку «Прощай, любовь». Самое интересное, что она нравилась девчонкам и меня постоянно просили списать слова. Я быстро освоился в группе и до наступления лета несколько раз участвовал в выступлениях «Ребят». Мне, ну, очень нравилось, как мы играли и пели. Воробьев обладал бархатным баритоном и здорово пел лирику и рок-н-роллы Пресли и Клифа Ричарда (хотя многие из этих песен пели и тот и другой). Версии Воробьева были конечно ближе к Клифу, и он с удовольствием откликался, когда его звали именно так. Коля ещё обладал очень яркой, даже, не побоюсь сказать, красивой внешностью с этаким что ли персидским шиком.
Приближалось лето и профком МГУ предложил нам поехать в спортлагерь университета в Джемете (рядышком с Анапой) поиграть на танцах и вообще украсить быт отдыхающих студентов. Нам было по 20 лет, и мы с радостью согласились. Вы удивитесь, но трое из нас были девственны и лишь Коля Воробьев уже больше года жил со своей подружкой - красавицей Галкой Аглицкой. Да, а мы с Жестыревым впервые оторвались из дома без родителей. Мы стали, практически после первого выступления, достопримечательностью Черноморского побережья и послушать нас приезжала молодежь из Новороссийска, Краснодара и Сочи. Девчонки нас пожирали глазами, но ни я, ни Шура, ни Валов не расстались в то лето с невинностью. Что уж думали о нас девчонки, не знаю. Слава Богу, в те годы гендерные проблемы широко не обсуждались. А мы не только играли для публики, но ещё много репетировали. Для нас Джемете был как для битлов Гамбург, где Джон, Пол, Джордж и Ринго тоже каждый день играли на танцах. Мы здорово пели, а Валов здорово играл и мы, называя себя еретиками, задавали друг другу вопрос, кто круче Харрисон или Валов? Все-таки в 95 случаях из 100 побеждал Джордж. Но если на столе стоял баллон красненького, то Юр Михалыч мог и одолеть англичанина. Мы кайфовали от моря, от юга, но все же подгоняли время - очень уж хотелось сыграть в Москве, показав все наши уменья.
Но я чутка всё же приукрасил, описав нашу непорочную жизнь. У Шуры была девушка, с которой они каждую ночь топтали дюны, а у меня так случился просто «Большой Любовь». Моя избранница была старше меня, в Москве ее ждал законный муж, но вот, как она мне пылко говорила во время наших прогулок вдоль моря, влюбилась и ничего со своим чувством сделать не может. И все равно не случилось у меня ЭТОГО: я, понятно, не знал с какой стороны подступиться, но она-то… Может боялась, что я забеременею?.. В конце смены (начало августа) она уехала в Москву, а я разродился песней, в который ныл, как я «в первый раз грущу, расставаясь с тобой…» Кстати, я ещё, совершенно неожиданно для себя, написал гимн лагеря Джемете под названием «Встань по утру».
Мои коллеги-пошляки шутили, что я написал песню про утреннюю эрекцию и я сильно обижался. Тогда я ещё не знал, что, если текст песни переделывают на фривольный лад - это признак ее популярности. Но опыт приходит с годами.
А с кем встречался Валов и не припомню, скрытным гражданином он был. Но вот он нагулял себе приключений, заболев желтухой. Болячка оказалась серьезной и его отправили лечиться в Москву. Мы же остались без соло-гитариста.
С нами из Москвы приехал на юга протащится от моря наш дружок Сергей Карякин, которого мы оформили как техническую поддержку коллектива. Серега очень неплохо играл на гитаре: у него была фантастическая правая рука и как ритм-гитарист он был чрезвычайно хорош. Но нам-то нужен был соло-гитарист. И тогда я предложил ребятам заменить Валова. Я как солирующий гитарист слабоват, так на четыре с минусом с тенденцией к трём с плюсом. От безысходки Шура с Воробьевым согласились с моей идеей, и я с высоким чувством ответственности продумал все сольные куски, понимая, что далеко не виртуоз, но могу сыграть нужные и часто красивые ноты. И получилось. Август мы успешно отыграли с Карякиным, уверенные, что в Москве вернётся Валов. Но Валов в Москве познакомился с фантастическим гитаристом Сергеем Дюжиковым, который соблазнил Юру делать гитарную группу. Это были «Скифы». Так в сентябре мы оказались без соло-гитариста, а, прославившись на югах, в Москве были нарасхват. Карякина заменил мой старинный дружок Саша Каретников, а я закрепился на роли поющего соло-гитариста - средне играющего, но начавшего писать свои песни. Песни и вправду стали получаться. С нами начал сотрудничать выпускник МИИТа Родион Плаксин и поэтическая сторона собственных песен у нас серьезно окрепла.
Две из наших совместных песен «Русалка» и «Наташка» получили широкую известность в студенческой среде.
С хорошим успехом мы поиграли вместе ещё полтора года: и в Москве, и на морях. А потом Коля решил податься в профессионалы и ушёл работать в Кировскую филармонию. Мы же остались вдвоём с Жестыревым, так как Карета (Саша Каретников) решил заняться наукой. Группа «Ребята» закончила своё существование в начале 1969 года.
Долгие, продолжительные аплодисменты. Все встают.
