Велика масса научной и научно-популярной литературы, документальных фильмов, посвященной двум мировым войнам. В больших объемах опубликованы источники. И всё же нужно признать, что масштабы качественно невосполнимых человеческих жертв, огромного материального ущерба Второй мировой войны заслоняют собой в памяти поколений многих стран все предыдущие вооруженные конфликты [ср.: 17, с. 7; 15, с. 3] (этот же критерий создал своеобразное исключение – величина потерь Франции в Первой мировой значительно выше, в сравнении с молниеносным фиаско 1940 г. и жертвами оккупации, поэтому именно в этой стране особенно чтут память о Великой войне вековой давности). Тем не менее, пристально изучая перипетии борьбы человечества с коричневой чумой и японским милитаризмом, историк неизбежно сталкивается с проступающими контурами и наследием предыдущего мирового конфликта. Это и формирование состава противоборствующих лагерей, и использование военного опыта в стратегии и тактике [11, с. 8], стремление избежать и в политике и в будущей войне предыдущих ошибок. Осознание данной преемственности, на наш взгляд, является несомненным подспорьем историку и как исследователю, ведущему научные изыскания, и как педагогу при подготовке учебных занятий по соответствующим темам российской и мировой истории.
Несколько примеров. Идея блицкрига – «молниеносной войны». Реализованная гитлеровским вермахтом в кампаниях 1939–1941 гг. последовательно против Польши, Франции и других стран Западной и Северной Европы, затем Югославии и Греции, она явно представляет собой отшлифованную в стратегии и тактике, с учётом новых технических возможностей, доведенную до совершенства идею знаменитого плана Шлиффена о поочередном и быстром разгроме противников Германии в Европе [ср.: 17, с. 58].
Сюда же, как следующий пример, отнесём и обостренное понимание советским правительством в 1941–1944 гг. важности открытия Второго фронта, причем именно во Франции. Как бы ни критиковали отечественные военные историки пассивность Западного фронта в тяжелом для России 1915 г., необходимость отвлечения больших сил противника для окончательной и скорейшей Победы над нацистской Германией была очевидной, благодаря, в первую очередь, урокам именно Первой мировой войны.
Это же понимание необходимости двух достаточно сильных Западного и Восточного фронтов против агрессоров блока стран Оси в Европе, по примеру противостояния с Центральными державами в предыдущем мировом конфликте [16, с. 177, 179], стало одной из причин сдержанной реакции Великобритании и Франции на вступление войск Красной Армии в Западные регионы Украины и Белоруссии (в тот момент – восточные районы Польши) в сентябре 1939 г. [4, с. 106], а У. Черчиллю даже дало повод заявить в меморандуме для военного кабинета от 25 сентября 1939 г., что «…Восточный фронт потенциально существует» [16, с. 217; ср.: 4, с. 106–107]. И здесь будет уместно провести аналогию с ситуацией лета – осени 1918 г. Казалось бы, Брестский мир и крушение Восточного фронта развязали руки кайзеровской военщине и качнули весы Первой мировой войны в пользу Четверного союза. Однако отечественная историография справедливо отмечает важность для окончательной победы Антанты, даже в таких неблагоприятных условиях, оттягивания крупных сил Центральных держав – около 60 дивизий [2, с. 599] – в качестве интервентов и оккупационных войск для контроля над огромной территорией от Финляндии до Азербайджана, в т. ч. и для борьбы с партизанским движением.
Для иллюстрации преемственности любопытно сравнение состава противоборствующих лагерей двух мировых войн. В обоих случаях агрессорам, ведущим борьбу за передел мира, противостоит союз ряда великих держав – сначала это Антанта, затем – Антигитлеровская коалиция (важнейшую роль на разных этапах, как известно, сыграла четверка: Великобритания, Франция, Россия/СССР и США). Казалось бы, отличие очевидно – Италия и Япония в Первой мировой войне выступали на стороне Антанты, а во Второй – вместе с нацистской Германией они уже главные составляющие Оси стран-агрессоров. Хотя переход последних в стан нового агрессивного блока с середины 30-х гг. XX в. [5, с. 385] очевиден неудовлетворенностью их амбиций по итогам предыдущего передела мира державами-победительницами и в рамках Версальско-Вашингтонской системы [12, с. 21], не всё так однозначно. Обе страны, в определенных условиях, вполне могли оказаться союзниками Германии ещё в годы Первой мировой войны. Италия, как известно, находясь в составе военно-политического блока Центрально-европейских держав – Тройственного союза, вплоть до своего вступления в войну на стороне Антанты в мае 1915 г. играла на противоречиях, выторговывая себе наиболее выгодные условия у обеих антагонистических группировок. Это же касается и позиции ряда других стран. Известна дипломатическая борьба противостоящих лагерей в Первой мировой войне за влияние на колеблющихся Турцию, Болгарию, Румынию и Грецию, попытки Германии втянуть в конфликт оставшиеся нейтральными Швецию, Мексику, Афганистан и Иран. Теперь известны и германо-японские консультации в 1915–16 гг., направленные немцами на раскол Антанты и создание военного союза против России [18, с. 32–42].
Союзница гитлеровской Германии в 1941–44 гг. – Финляндия, – будучи в Первой мировой войне великим княжеством в составе Российской империи, уже в 1914 г. рассматривалась Берлином в качестве возможного дестабилизирующего фактора, способного отвлечь часть сил русской армии с Восточного фронта и тем самым ослабить Россию [7, с. 53, 55–56, 58–64, 67–75]. Поддержание сепаратизма и распространение русофобии у поляков, украинцев, в прибалтийских губерниях и на Кавказе характерны для планов Германии в 1914–18 гг. и во многом перекликаются с политикой Третьего рейха в годы Великой Отечественной войны, конечно, со значительной поправкой на установки нацистской идеологии. В то же время, и в дооктябрьской России, и в СССР в сравниваемые периоды создавались вполне боеспособные добровольческие польские и чехословацкие воинские формирования.
Преемственность имела и своеобразные проявления. Оказавшееся ошибочным в 1941 г. ожидание высшего советского руководства, что в случае нападения главный удар гитлеровцев последует на Украине [1, с. 95; 19, с. 27–28], не могло не опираться на анализ событий зимы – весны 1918 г. Тогда кайзеровские войска максимально продвинулись именно на юге, стремясь захватить важнейшие стратегические ресурсы для возможности переломить в свою пользу ход борьбы на Западном фронте.
Ужас народов перед одним из видов оружия массового поражения – химическим, порожденный в годы Первой мировой войны, а затем и вызванная им рефлексия, в конечном счете, предотвратят использование обширных арсеналов отравляющих веществ, накопленных развитыми странами за два межвоенных десятилетия, в следующей мировой войне. Даже в финальный критический момент агрессоры не решились прибегнуть к средству химической войны, вполне осознавая самоубийственность такого шага. В определенной мере это стало прообразом доктрины «взаимного уничтожения» и сдерживающим фактором применения всех видов оружия массового поражения, прежде всего – ядерного, в последующий период – Холодной войны.
Это стремление по максимуму учесть ошибки Первой мировой, избежать неудач и минимизировать собственные потери, при этом нанести как можно больший ущерб противнику, концентрирует усилия всех заинтересованных сторон для окончательного решения существующих противоречий, делает Вторую мировую войну тотальной в полном смысле слова [6, с. 15–16]. В этом причина её более радикального характера, ожесточенности. Подобно мине замедленного действия, не разрешенные, а во многом усугубленные созданием Версальско-Вашингтонской системы глобальные противоречия ждали своего часа, чтобы взорвать мир Второй, более масштабной катастрофой [ср.: 2, с. 599; 17, с. 7, 343]. У. Черчилль приводит в мемуарах пророческие слова главнокомандующего силами Антанты французского маршала Ф. Фоша, сказанные им при известии о заключении Версальского мира в июне 1919 г.: «Это не мир. Это перемирие на 20 лет» [16, с. 12].
Историософское осмысление У. Черчиллем феномена двух мировых войн подвигло, с одной стороны, объединить их в «Новую Тридцатилетнюю войну», с другой – охарактеризовать Вторую как «Ненужная война» [16, с. 7, 8]. Строго говоря, между 1914 и 1945 гг. не 30, а 31 год. Возникновение данной ассоциации у знаменитого британского политика и государственного деятеля объясняет время написания предисловия к мемуарам о Второй мировой, в котором содержится это хронологическое обобщение – 1948 г. (трёхсотлетие Версальского мира 1648 г., завершившего опустошительную Тридцатилетнюю войну в Европе), но свидетельствует и об осознании им преемственности и тесной взаимосвязи обоих катаклизмов XX в. Во втором определении – чёткое понимание Черчиллем упущенной, но вполне реальной, по его мнению, возможности для мирового сообщества в лице держав-победительниц создать жизнеспособную систему противодействия повторению глобального конфликта [16, с. 16, 18–19, 47]. Свою точку зрения он аргументировал обширным фактическим материалом и анализом международной обстановки в межвоенный период, указав 1934 г. как рубеж в способности мирного предотвращения назревающей агрессии [16, с. 18].
Проводя сравнительный анализ начального этапа мировых войн, при наличии явных аналогий [16, с. 189, 191, 195; 9, с. 25], мы должны отметить и специфику каждого из них. Первая мировая война как глобальный военно-политический конфликт за передел и переустройство мира разгорается практически одномоментно. В период с 28 июля по 4 августа 1914 г. в неё вступают 5 из 8 общепризнанных на тот момент великих держав [8, с. 140], а 23 августа 1914 г. и шестая – Япония (для сравнения: в 1939 г. лишь 3 из 7, с учётом распада Австро-Венгрии). Всё это, и по составу противоборствующих сторон, и по масштабу театров военных действий – уже в августе 1914 г. делает характер войны общемировым. Поспешность, с которой Германия развязала конфликт, обычно связывается с представлением её правящих кругов в 1914 г. о значительном усилении в скором времени России, которому необходимо помешать как можно быстрее и использовать для этого любой повод [17, с. 41]. Можно констатировать, что у народов и их правительств накануне Первой мировой войны ещё отсутствует понимание её тягот, лишений и жертв, несоизмеримых с поводом и предполагаемыми приобретениями [ср.: 10, с. 133, 11, с. 6]. Упомянутой выше рефлексии ещё только предстояло сформироваться. Но последней, на наш взгляд, принадлежит важнейшая роль в создании той специфической картины постепенного разрастания нового глобального конфликта, который мы можем определенно наблюдать с момента образования первых очагов будущей Второй мировой войны в 30-х гг. XX в. – в Азии, Европе и Африке.
К 1 сентября 1939 г., в отличие от событий четвертьвековой давности, ещё нельзя в полной мере утверждать о существовании двух антагонистических военно-политических блоков. И в этом также определенная специфика Второй мировой, связанная с указанной рефлексией, нашедшей выражение в «политике умиротворения» [16, с. 83; 3, с. 31; 10, с. 125, 130–131]. И союзные со времён Антанты Франция и Великобритания, и страны формирующегося блока агрессоров, и стоящие особняком СССР и США, по-своему пытаются избежать «Большой войны», извлечь максимум выгоды при минимуме затрат. Отсюда, с одной стороны, попустительство демонтажу Версальской системы, актам агрессии, «Мюнхенский сговор». Отсюда, с другой стороны, необходимость Германии, Японии и Италии дополнять Антикоминтерновский пакт 1936–37 гг. Стальным (1939) и Тройственным (1940) пактами [5, с. 385]. Западные демократии летом 1939 г. не пошли на определенные обязательства по отношению к Советскому Союзу. В свою очередь СССР, при всех выгодах советско-германских договоров от 23 августа и 28 сентября 1939 г., сохранял формальный нейтралитет во Второй мировой войне до 22 июня 1941 г. Любопытно, как в известном британском документальном сериале «Мир в войне» (1973–74 гг.) характеризуется нападение Германии на СССР в июне 1941 г.: «Европейская война стала мировой». Италия открыто выступает против Западных демократий на стороне Германии лишь в 1940 г., Япония «замыкает» кольцо мирового пожара в декабре 1941 г. нападением на Пёрл-Харбор. Именно 1941-й можно определенно назвать годом окончательного формирования двух враждующих коалиций, практически все великие державы оказываются втянутыми в «Большую войну» (опять же, с учётом особенности советско-японских отношений до августа 1945 г.), причём война Японии и Китая (1937–45 гг.), зачастую в историографии рассматриваемая как локальный конфликт, с этого момента также становится событием Второй мировой.
Указанная специфика и очевидная поэтапность расширения Второй мировой войны позволяют констатировать и «размытость» начального периода Второго глобального военно-политического конфликта за передел и переустройство мира в целом. Под этим словосочетанием мы понимаем всю совокупность военно-политических столкновений с участием стран и отдельных группировок, сопровождающихся вооруженными акциями, крупными и локальными войнами, взаимосвязанную с возникновением, ходом и окончанием Второй мировой войны. Его предпосылками мы считаем японскую интервенцию в Манчжурии в 1931–32 гг., выход из Лиги Наций Германии и Японии в 1933 г., официальное воссоздание германской авиации и введение в Германии всеобщей воинской повинности в марте 1935 г., а отправной точкой глобального конфликта – осень 1935 г. – начало открытой агрессии фашистской Италии против суверенной Эфиопии (члена Лиги Наций).
Это событие – первое из ряда военно-политических столкновений, со всей ясностью продемонстрировавших ущербность Версальско-Вашингтонской системы и бессилие мирового сообщества в лице Лиги Наций предотвратить захватнические действия одной страны в отношении другой. Очаг мировой войны, Эфиопия была освобождена лишь в 1941 г. Значение итальянской агрессии 1935–36 гг. как «тяжелый удар» «миру во всём мире», а также необходимость именно в тот момент силами мирового сообщества пресечь действия агрессора вооруженным путем, указывалось, например, У. Черчиллем [16, с. 56, 78–83, 87]: «…битва за мир, которую в 1935 г. можно было выиграть, была теперь почти наверняка проиграна» [16, с. 88]. Не успела завершиться итало-абиссинская война, как последовали другие акты агрессии: в нарушение статей Версальского и Локарнского договоров, в марте 1936 г. немецкие войска заняли Рейнскую демилитаризованную зону. Далее – вооруженное вмешательство Италии и Германии в гражданскую войну в Испании 1936–39 гг., начало открытой войны Японии против Китая в июле 1937 г., советско-японские сражения на озере Хасан в 1938 г. и р. Халхин-Гол в 1939 г., присоединение Германией Австрии и Судетской области в 1938 г. и оккупация Чехии и Мемеля в марте 1939 г., Италией – Албании весной 1939 г.
Любопытна оценка рассматриваемого периода И. В. Сталиным. В отчетном докладе на XVIII съезде ВКП(б) 10 марта 1939 г. он констатировал: «Уже второй год идёт новая империалистическая война, разыгравшаяся на громадной территории от Шанхая до Гибралтара и захватившая более 500 млн. населения. Насильственно перекраивается карта Европы, Африки, Азии. Потрясена в корне вся система послевоенного т.н. мирного режима» [12, с. 10]. Далее в своей речи советский лидер пояснил, какие события он считает её началом: «…нынешний кризис (имеется в виду экономический – А. Д.) разыгрался не в мирное время, а в период уже начавшейся второй империалистической войны, когда Япония, воюя уже второй год с Китаем, дезорганизует необъятный китайский рынок…» [12, с. 15]. Очевидно, что подразумевается июль 1937 г. «Речь идёт теперь о новом переделе мира, сфер влияния, колоний путём военных действий» [12, с. 20-21]. Впрочем, указанная датировка И.В. Сталина имеет и важную оговорку: «Вот перечень важнейших событий за отчётный период, положивших начало новой империалистической войне. В 1935 г. Италия напала на Абиссинию и захватила её. Летом 1936 г. Германия и Италия организовали военную интервенцию в Испании, причём Германия утвердилась на севере Испании и в испанском Марокко, а Италия – на юге Испании и на Балеарских островах. В 1937 г. Япония, после захвата Манчжурии, вторглась в Северный и Центральный Китай…», «Т. о., война, так незаметно подкравшаяся к народам, втянула в свою орбиту свыше 500 млн. населения, распространив сферу своего действия на громадную территорию, от Тяньцзина, Шанхая и Кантона через Абиссинию до Гибралтара» [12, с. 23-24]. Анализ международной ситуации «вождём и учителем» выявляет полное понимание им специфики начавшегося передела мира, в сравнении с Первой мировой: «Новая империалистическая война стала фактом», но «она не стала ещё всеобщей, мировой войной» [12, с. 25, 28].
Указанные критерии Второго глобального военно-политического конфликта за передел и переустройство мира, позволяют отнести к данному хронологическому конструкту не только вышеназванные вооруженные столкновения, начиная с 1935 г., но и такие события, сопутствующие Второй мировой (однако, находящиеся за рамками непосредственно «Большой войны»), как Освободительный поход Красной Армии в сентябре 1939 г. в Западные Украину и Белоруссию, советско-финляндская война 1939–40 гг., присоединение Прибалтики и Бессарабии к СССР, захват японцами французского Индокитая в 1940–41 гг. и другие, «локальные» столкновения вплоть до конца 1945 г.
Имеющаяся в современной историографии тенденция к отказу от европоцентризма в освещении общемировых событий, привела к попыткам пересмотреть традиционную датировку начала Второй мировой 1 сентября 1939 г., например, 7 июля 1937 г. – нападением Японии на Китай [см.: 6, с. 13; 14, с. 5], и даже 1931 г. [14, с. 31, 45, 54–56]. Известны спекуляции относительно роли мобилизации вооруженных сил России в июле 1914 г. и СССР 19 августа 1939 г. как «провокации» или даже «начала» мировых войн [9, с. 102; 13, с. 306].
Своеобразие начального этапа обеих мировых войн заставляет более пристально рассмотреть также и специфику их окончания. И здесь мы видим своего рода зеркальное отражение. Военные действия Второй мировой заканчиваются повсеместно и практически одномоментно в результате полной и безоговорочной капитуляции главных стран-агрессоров в мае и сентябре 1945 г. (за редкими, но важными исключениями, такими как конфликты в Греции и в Индонезии; националистическое движение на Западной Украине и в Прибалтике до начала – середины 1950-х гг., партизанские вылазки отдельных групп и одиночек японской армии вплоть до 1974 г.), в то время как начавшиеся в ходе Первой мировой войны и вскоре после её окончания, тесно связанные с ней, в результате массы неурегулированных вопросов, вооруженные столкновения продолжаются, порой переходя в полномасштабные региональные войны (в Ирландии в 1916, 1919–22 гг.; Гражданская война и интервенция в России в 1917–23 гг.; в Прибалтике в 1919-20 гг.; в Галиции в 1918–19 гг., Венгрии с Румынией и Чехословакией в 1919 г., советско-польская война 1920 г.; греко-турецкая война 1919–22 гг., и др.). Таким образом, окончание Первого глобального военно-политического конфликта за передел и переустройство мира можно отнести к 1923 г., в связи с завершением основной массы вышеназванных региональных войн, заключением Лозаннского мирного договора и стабилизацией Версальско-Вашингтонской системы [ср.: 17, с. 341–343].
Подводя итоги нашей попытке сравнительного анализа начального и завершающего этапов двух мировых катаклизмов XX в., мы выявили их специфику и пришли к выводу о необходимости, для всестороннего изучения феномена обеих мировых войн, хронологического объединения взаимосвязанных с ними вооруженных столкновений в Первый (1914–23 гг.) и Второй (1935–45 гг.) глобальные военно-политические конфликты за передел и переустройство мира.
Литература
1. Василевский А. М. Дело всей жизни. 4-е изд. – М. : Политиздат, 1983. – 544 с.
2. Васильев Н. М. Первая мировая война 1914–1918 // БРЭ. Т. 25. – М., 2014. – С. 590–600.
3. Емец В. А., Ржешевский О. А. Дипломатия и война. 1914 и 1939 гг. // Война и политика, 1939–1941. – М. : Наука, 2001. – С. 26–37.
4. Китчен М. «Загадка, покрытая мраком неизвестности»: британские оценки СССР на начальном этапе Второй мировой войны // Война и политика, 1939–1941. – М. : Наука, 2001. – С. 106–124.
5. Кульков Е. Н. Советская реакция на заключение пакта трех держав // Война и политика, 1939–1941. – М. : Наука, 2001. – С. 384–393.
6. Магадеев И. Э. Первая мировая как тотальная война // Новая и Новейшая история. 2014. №4. – С. 3–16.
7. Новикова И. Н. «Финская карта» в немецком пасьянсе : Германия и проблема независимости Финляндии в годы Первой мировой войны. – СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. – 300 с.
8. Островский Я. А. Великие державы // СИЭ. – М., 1963. Т. 3. – С. 139–140.
9. Первая мировая война : Пролог XX в. / РАН, Ин-т всеобщ. ист. Отв. ред. В. Л. Мальков. – М. : Наука, 1998. – 694 с.
10. Поздеева Л. В. 1939 г.: советская политика глазами англичан // Война и политика, 1939–1941. – М. : Наука, 2001. – С. 125–140.
11. Сергеев Е. Ю. Актуальные проблемы изучения Первой мировой войны // Новая и Новейшая история. 2014. №2. – С. 3–15.
12. Сталин И. В. Отчетный доклад на XVIII съезде партии о работе ЦК ВКП(б) / 10 марта 1939 г. – М., 1950. – 168 с.
13. Суворов В. День «М»: когда началась Вторая мировая война? – М., 2002. – 320 с.
14. Фалин В. М. Второй фронт. Антигитлеровская коалиция : Конфликт интересов. – М., 2000. – 574 с.
15. Хавкин Б. Л. Русский фронт Первой мировой войны (1914–1918 гг.) // Новая и Новейшая история. 2014. №1. – С. 3–16.
16. Черчилль У. С. Вторая мировая война : в 6 т. Т. 1 : Надвигающаяся буря / Пер. с англ. под ред. А. Орлова. – М., 1997. – 336 с.
17. Шацилло В. К. Последняя война царской России. – М., 2010. – 352 с.
18. Шацилло В. К. «Японская карта» в «Русской игре» Германии в Первой мировой войне // Новая и Новейшая история. 2014. №4. – С. 32–43.
19. Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 1 : В дни огорчений и побед. – М. : Вече, 2014. – 512 с.
Опубликовано:
Дягилев А. С. Особенности начального и завершающего этапов Первой и Второй мировых войн: попытка сравнительного анализа // Человек и война : люди и судьбы, истинные и ложные ценности, итоги и цена взаимоотношений (к 100-летию начала Первой мировой войны) : Мат-лы обл. науч.-практ. пед. конф. Екатеринбург, 27 июня 2014 г. / Под ред. И. С. Огоновской. – Екатеринбург, 2015. – С. 137–144.
Информация о научно-практической педагогической конференции «Человек и война: люди и судьбы, истинные и ложные ценности, итоги и цена взаимоотношений», посвященной вековому юбилею начала Первой мировой войны (г. Екатеринбург, 27.06.2014 г.): http://school.historians.ru/?p=1429
