Старый, полуразвалившийся храм «Покрова Божией Матери» опустел. Это был обычный сельский храм, обычного умирающего современного русского села. Когда-то согретый небесным касанием и единым молитвенным порывом людских сердец, он представлял чудный, неземной облик. Сейчас храм являл унылое зрелище последствий грубого вандализма потомков тех, кто когда-то ложил на алтарь своего любящего сердца, в жертвенном порыве к небесному ... кирпичики труда, боли, надежд и слез.
Батюшка, чей небольшой приход состоял из пяти богобоязненных старушек, частенько покидал этот забытый в бескрайней России уголок ... в поисках немногих денег, но главное благолепий архиерейских богослужений. В крупных российский городах его с великой радостью встречали духовные чада. Каждый из них был рад уделить ему крупицу своего бесценного времени, ибо мы знаем, что в крупных городах - «время – деньги». Там он духовно расцветал и не только от общения с вечно снующими в поисках «хлеба насущного» своими любезными чадами, но главное, его дух наполнялся небесной радостью от столь желанных церковных торжеств. Там он мог общаться с известными церковными полиглотами и учителями душ человеческих, с известными и влиятельными богословами, чьи речи вызывали восторг у их слушателей, а их мысли служили духовной пищей на многие годы, а кому-то и ... камнем преткновения. Одним словом, там была настоящая Жизнь!
В селе же оставался нерадивый послушник, чей небольшой духовный опыт сводился к тому, что известный русский писатель назвал: «извечными и проклятыми русскими вопросами», и преданная до гробовой доски уехавшему батюшке, бальзаковского возраста инокиня Феоктиса. Инокиня смотрела за домом и огородом. Она присматривала и за храмом.
Иногда мать Феоктиса навещала нескольких умирающих от естественной ветхости старушек, проживающих здесь же в селе, но в силу известных причин уже не могущих посещать святой храм и столь желанные их сердцам богослужения. Там распивая чай, она вела долгие благочестивые беседы, «окормляя малое стадо».
Мать Феоктиса была крайне набожным и строгим по отношению к себе и, тем более, окружающим ее людям существом. Одной из её духовных слабостей было ведение долгих бесед о величайшем значении для неба и земли ангельского служения (в миру богобоязненные люди так называют служение Богу ... монашествующих подвижников), о его исключительной и необходимейшей пользе для погрязшего в омерзительных грехах и пороках человечества. Смысл же своего ангельского служения ей виделся в том, что, не испросив святого благословения батюшки на сколь-нибудь даже незначительное деяние, она не совершала ничего. В этом она видела Путь, ведущий ее в Царство Небесное.
Единственным человеком, не дающим ей покоя, разрушающим, как ей казалось и без того хрупкий по своим утонченным переживаниям духовный мир, был проклятый послушник. Появившийся неизвестно откуда глубокой ночью, он сразу произвел на неё ужасное впечатление. Чем-то странным и загадочным веяло от всей его наружности. Её душа вздрогнула, а сердце встрепенулось, как захваченная врасплох пташка. Только батюшка сохранил всегдашнее свое благодушие и приветливость. Ей стало ещё страшнее, когда дорогой её сердцу батюшка, после двухчасового разговора, благословил неизвестного юношу остаться при храме. Монахиня никак не могла понять, что у него на уме и зачем он здесь. Он слушал, не перебивая говорящего человека, но всегда чувствовалось, что сам он находится где-то очень далеко. Это очень пугало настороженную инокиню, тем более, что когда на поставленный ему прямой вопрос он отвечал «да», всегда подозревалось, что он сказал «нет». Одним словом, мать Феоктиса поняла, пришла пора глубоких искушений.
Однажды днём, это был праздник Рождества, послушник Павел появился на пороге её дома. Подол его рясы заледенел от метели, к валенкам пристали комья снега. Мать Феоктиса ... вздрогнула.
Послушник, имел странную особенность ... появляться всегда неожиданно. - Добрый день, матушка, - весело улыбаясь, произнёс Павел и бесцеремонно вошёл на кухню. Перекрестившись на святые образа, он все также радостно сказал:
-Я ходил в село Степаньково, это здесь рядом вёрст семь. Какое же чудное было утро и сколь чудное богослужение было в тамошнем храме, матушка.
Послушник начал рассказывать о том, как прекрасно пели на клиросе, как тепло и по доброму его встретил местный священник и каким замечательным обедом его накормили.
- Какой же прекрасный сегодня праздник, великое и чудное Рождество Господа Иисуса, - добавил он, заметив, что инокиня совершенно не разделяет его радости, а с брезгливостью смотрит на лужи около его ног, оставленные растаявшим снегом, и мокрый подол старой рясы.
- Слава Богу, слава Богу, - внутренне сжавшись в ожидании чего-то нехорошего, скороговоркой проговорила она. Послушник, неловко потоптавшись, как будто только заметив свой неопрятный вид, быстро сказал:
- Дело в том матушка, что на обратном пути, я дорогою размышлял, и вот какая прекрасная мысль посетила меня неразумного. Поскольку храм наш не столь часто наполняется ищущими Господа сердцами, молитвословиями и божественными песнопениями, то почему бы нам, пока отсутствует батюшка, не читать в храме «Акафист Пресвятой Богородице? Правда, хорошая мысль?
Павел опять добродушно просиял, забыв о своем неприглядном виде.
Мать Феоктиса, содрогнувшись от столь самоуверенного предложения, ответила весьма холодно:
- Я должна прежде испросить благословения батюшки!
- Да, конечно, – смущённо ответил послушник, судорожно сжав в зябких руках шапку, - но батюшки нет, он в Москве!?
- Вот что, Павел, – всё также сухо произнесла инокиня, - ты ступай сейчас к себе в келью, отдохни с дороги, а я потом позвоню батюшке и спрошу его благословения. Повеселевший Павел радостно воскликнул:
- Матушка, да я совершенно не устал. Да, к тому же у меня есть мобильник. Позвоните батюшке, он обязательно благословит. Мы будем петь Царице Небесной каждый день! - и он протянул ей старенький телефон в радостном ожидании.
Удивлению и разочарованию молодого послушника не было предела, когда он получил категорический запрет на столь желанное для его юного сердца предприятие. Сначала далеко-чужой голос, напоминающий голос батюшки из мобильника, а затем торжествующий голос инокини, показались ему чем-то абсолютно нереальным. По праздничному сияющее солнце словно померкло, а вид белого снега, так весело хрустевшего весь обратный путь, вдруг наполнил его сердце январским холодом. Ударом набата прозвучали в его ушах слова:
- Нет, нельзя! Запомни на всю жизнь Павел - медленным и строгим голосом произнесла инокиня, возвращая ему телефон, - самая главная добродетель в христианстве – это послушание. Послушание гласу Господа Бога превыше всего, – повторила она торжественно и медленно слова, сказанные когда-то великим пророком Самуилом отверженному царю Саулу.
В этот момент в двери дома кто-то тихонько постучал. Мать Феоктиса вторично вздрогнула. Именно сейчас, когда ей с таким трудом удалось поставить на соответствующее место зарвавшегося юнца, на пороге появился человек. Она знала по своему горькому опыту, что беда одна не приходит. Тем более, у послушника был дар, где бы он не появлялся, всегда начинали происходить странные и смущающие её дух события.
- Мир вам! - твёрдым и радостным голосом произнёс вошедший незнакомец. Мужчина имел внешний вид нисколько не лучше, чем встретившийся с ним на пороге дома послушник. Потрёпанная чёрная шапка, засаленная куртка, грязные штаны и старые стоптанные ботинки. Осунувшийся, с большими голубыми глазами, он одновременно притягивал и отталкивал от себя. Было в его виде нечто, что роднило его с послушником - дух свободы и независимости, так ненавистный матушке. Рюкзак за спиной придавал ему вид дореволюционного странника. Правда, убранные длинные волосы и опрятная борода придавали ему вид благочестивого, православного мужа.
- С миром принимаем, - повеселевшим голосом ответил на это приветствие Павел.
- С Великим Праздником Рождества Господа и Спаса нашего Иисуса Христа! - добавил странник, перекрестившись на образа в красном углу. Мать Феоктиса, не ответив на это приветствие, обратилась к Павлу:
- Ты, Павел ступай к себе в келью.
- Мать инокиня, дай в честь праздника хлебца путешественнику, - как будто не замечая её недовольного вида, сказал незнакомец. Судорожно сжавшись, как окунающийся в крещенскую прорубь человек, она произнесла:
- Без благословения батюшки не дам!
Огорошенный от её слов, уже стоявший на пороге, послушник воскликнул: - Матушка, как можно, в такой день!?
- Нет батюшки, значит, и нет благословения, - отрезала инокиня.
- Матушка, – всё более волнуясь произнёс Павел,- ведь человек голоден и просит хлеба ради Христа. Как же так!?
- Ступайте с Богом, я и без того устала. Без благословения не дам!
Молча поклонившись, мужчина повернулся к двери. Сердце молодого послушника гремело в груди как набат. Виски сдавило от сильного волнения и от внутренней боли, поднявшейся из его молодого и не огрубевшего сердца.
- Матушка – прошептал он, - вот мой телефон, позвоните батюшке, он не откажет человеку в куске хлеба.
- Неужели ты так ничего и не понял, строптивый послушник! - гневно вскричала она. - Неужели ты не понимаешь, что я не буду звонить и беспокоить по пустякам батюшку. Неужели ты не понимаешь, что только послушание и исполнение всего по благословлению духовника и есть наука смирения!
Совершенно обескураженный послушник бросился к выходу. Потом мигом обернулся, схватил со стола хлеб, яйца и все, что он смог взять, и побежал догонять странника.
- Вот, бери, что Бог послал!
Мужчина, благодарно взглянул на Павла и протянул руки:
- Я в Степаньково иду, как думаешь, примут?
- Примут. - ответил Павел, - Феоктисы там нет.
-Да благословит тебя Бог, добрый юноша.
Пока Павел показывал дорогу страннику, зоркие глаза Феоктисы наблюдали за ними.
- Как он надоел мне, Господи, - бормотала монахиня.
Она уютно уселась возле печки и принялась за чтение Псалтыри.
(отредактировано из моей рукописи)
