"Поэтом-гладиатором" Генриха Гейне называл Иннокентий Анненский, а при коммунизме Генриха вообще считали ведущим поэтом революционной молодежи. Большевики даже открыли ему памятник, прославляя поэта. Только вот на самом ли деле Гейне писал про коммунизм и социализм?
Свободная личность
Сама сущность творчества Генриха Гейне иная: свобода личности во всех проявлениях.
"Действительно, только с отвращением и ужасом я думаю о времени, когда эти мрачные иконоборцы достигнут власти, грубыми руками беспощадно разрушат они все мраморные статуи красоты, столь дорогие моему сердцу, они разобьют все те фантастические игрушки и безделушки искусства, которые любил поэт; они уничтожат лавровые рощи и будут сажать там картофель..."
Романтически настроенный последний "сказочный король романтизма" Гейне, на самом деле, с тоской наблюдал за революцией:
Почему под ношей крестной
Весь в крови влачится правый?
Почему везде бесчестный
Встречен почестью и славой?
И в то же время поэт не отрицал, что в мире этого хаоса и разрухи есть островки разума и хороших мыслей:
"Мир так приятно запутан..."
Противоречивая свободная личность Генриха совсем не вязалась с восприятием его творчества большинством читателей. Слишком интересны были его строчки, которые можно были привлечь и к социализму, и к коммунизму, и даже, с другой стороны, к осуждению всех проявлений революции. А как иначе?
Удача - резвая плутовка:
Нигде подолгу не сидит;
Тебя потреплет по головке
И, быстро чмокнув, прочь спешит.
Несчастье - дама много строже:
Тебя к груди, любя, прижмет,
Усядется к тебе на ложе
И не спеша вязать начнет.
Малыш Гарри
Родился Генрих в Дюссельдорфе, в 1797 году. Отец его, мелкий торговец, мать и дядя оказали значительное влияние на ребенка: вся семья любила читать, и маленькому Генриху суждено было слушать удивительные истории, а иногда и сказки с приведениями.
Мать, Бетти, считала, что сын станет непременно генералом, а отец прочил ему место в семейном бизнесе. Но ни военным, ни торговцем мальчик с безудержной фантазией и тягой к литературе не стал.
Генрих внезапно идет учиться на юриста. И вот наш будущий поэт доктор права, однако адвокатура вновь не манит его. Острый на язык, юноша-провокатор встречает своего кумира Гёте и внезапно понимает, что должен стать таким же. Ярким самобытным поэтом, который витает исключительно в облаках своего собственного иллюзорного и от этого не менее прекрасного мира.
Вся семья пребывает в шоке от выбора Генриха: тот отказывается от блестящей карьеры адвоката и начинает, прозябая в нищете, редактировать газеты, писать стихи и проявлять свою "личную свободу" везде, даже, где не требуется. Кто же помогает Гейне выжить? Конечно, дядя, банкир Соломон Гейне, который всегда верил в своего племянника. Единственный из семьи, он любил Генриха просто за то, что он так открыто выражает свои мысли. Так, как возможно Соломон не мог сделать сам когда-то.
Я жалил стихом и ночью и днем
Мужчин и девиц степенных —
Дурачеств много творил я притом,
С умом же пропал совершенно.
Мой старый друг, кровопийца мой давний
Где взять подходящую соль для тебя?
До капли весь мой мозг спинной
Ты высосал, крепко меня любя.
Мечтательный Париж
В мае 1831 года Генрих приехал в Париж, как он говорил "для того, чтобы никто больше не упрекнул меня в том, что я - еврей". И потекли прекрасные будни:Генрих был подстрекателем во всех французских барах, читал с увлечением стихи о революции, а с другой стороны брезгливо общался с "плебсом", аристократически замечая, что его жизнь подчинена не низменным интересам, а прекрасному. Противоречивая натура проявлялась во всем: Генрих отрицал материальные ценности, но при этом рьяно поборолся за наследство дядюшки-миллионера Соломона.
Гейне можно было осуждать, но судьба распорядилась с ним и так строго: Генриха разбил паралич. Целых 8 лет он лежал на своем матрасе, "матрасной могиле", на улице Амстердам. ""Германия.Зимняя сказка", "Романсеро", "Современные стихотворения" - все эти великолепные произведения были написаны тогда, когда тело поэта отказывалось ему подчиняться. Только сила мысли заставляла Гейне парить над своей немощью.
Что же занимало его мысли, кроме отрицания любых хозяев в нашей жизни?
"И жить торопится, и чувствовать спешит..."
Стучи в барабан и не бойся,
Целуй маркитантку под стук;
Вся мудрость житейская в этом,
Весь смысл глубочайших наук..."
Жить на свободе, не бояться сказать то, что занимает твои мысли, а еще любить. Всегда взаимно, вот то, что Генрих Гейне считал главным в жизни.
Вереница возлюбленных, среди которых была даже его кузина Амалия, померкла перед 18-летней Эжени Миро.
Моя Матильда
Они встретились в обувной лавке. Эжени не знала немецкого, была простой и по-земному страстной. Не интеллигентной, не интеллектуальной, совсем не подходящей на высокое звание музы. Матильда(так ее любил звать Генрих) не прочла ни одного его стихотворения, строго говоря, она вообще не умела хорошо и быстро читать. А все попытки Генриха как-то увлечь ее образованием терпели фиаско.
Но в этом и была прелесть. "Мой домашний Везувий" - так ласково звал жену Генрих и даже радовался тому, что его жена не читает стихотворения: Гейне был рад, что Матильда с ним не из-за его популярности, а просто ради него самого.
Когда Генриха совсем разбил паралич, она стала для него всем:сиделкой, другом, экономкой, любимой.
Снова в сердце жар невольный,
Отошла тоска глухая,
Снова нежностью томимый,
Жадно пью дыханье мая.
И затерян я мечтами
В дебрях царства золотого,
И смеются в парке птицы
Над глупцом, влюблённым снова.
Так что же оставил нам поэт? Мелодичную нежную лирику, которая написана разговорным языком, чтобы каждый мог понять замысел и прочувствовать отношения героев. Трансформировал путевые заметки и фельетоны в отдельный жанр, пытаясь освободить человечество от обыденности и привлекал конечно ярким желанием "чувствовать", не так как пишут "классики", а так по-простому, жизненно, каждый по своему.
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно тебе в сердце лилось!
И если б усталые очи
Сомкнулись под грезой ночной,
О, пусть бы то слово печали
Звучало во сне над тобой.
