Письмо В. А. Жуковского к П. И. Голубкову (товарищу Жуковского по тульскому пансиону Роде (здесь Христофор Филиппович), служил в это время (1809) полицмейстером в Туле, по другим источникам Голубков был заседателем Тульской гражданской палаты. Это письмо доселе не цитировалось)
Надеюсь, любезнейший Петр Иванович, что ты не откажешься исполнить усердную просьбу старого своего приятеля и сослуживца в "полку знаменитого Роде". Ты, может быть, удивишься, когда скажу тебе, что и я имею дело с юстицией, с этим слепым божеством, у которого глаза в руках?
Кажется, зачем бы журналисту (Жуковский тогда издавал "Вестник Европы") заглядывать в курьёзное жилище госпожи Фемиды, но так оно случилось; самый глупый процесс обрушился на меня, как бомба со всеми своими принадлежностями. Вот в чем состоит мое дело.
Бог наградил меня четверней верных служителей; один из них, и тебе знакомый, откупился и теперь купечествует в Москве; трое остальных, все мастеровые, ходили по воле и во все это время были уверены, что платят мне оброк, которого я и в глаза не видывал.
Вдруг пришло им в голову или, лучше сказать, сам чёрт, под видом одного крючкотворца из уездного суда, посадил им в мысль, что они "свободные", что отец их, польский выходец, не был крепостным человеком Афанасия Ивановича (от которого он отдан мне и с детьми), а только жил у него по условию (Афанасий Иванович Бунин, владелец села Мишенского, родины Жуковского, что под Белёвым), и давай писать просьбу, и ну бить челом в уездном суде, чтобы возвратить им свободу, неправо у них похищенную; но уездный суд, вместо свободы, возвратил им одну их просьбу, с маленьким нравственным наставлением, в котором сказано, что эта просьба не дельная, то есть, говоря языком правосудия, с надписью.
Мои "претенденты Свободы" не удовольствовались; тот же самый "служитель Асмодея", который написал им просьбу в белёвский суд, состряпал в минуту для них новую просьбу в Тулу, которая и послана (по уверенно этих господ, уже 3 недели), но еще решения на нее не последовало.
Если бы я знал об этом прежде, то увидевшись с тобою в Туле, не преминул бы попросить тебя о своем деле лично; но я узнал уже обо всем не прежде, как по приезде своем в Белёв, и вот в чем состоит моя покорная просьба.
Просьба моих людей совершенно не дельная: отец их, точно польский выходец, но он добровольно пошёл в крепость к покойному Афанасию Ивановичу, на что есть у меня и бумага, которую я представлю, если то будет нужно, - следственно дети его не могут иметь никакого права на свободу и точно принадлежать мне по купчей, данной мне от Афанасия Ивановича.
Они не представили в белёвский суд никаких положительных доказательстве своей свободы, и потому просьба возвращена им с надписью, без всякого дальнейшего исследования. Они послали бумагу в Тулу; если эта бумага будет уважена, и если белёвскому суду велят исследовать дело, то оно может обратиться в продолжительную тяжбу, которая конечно должна быть решена в мою пользу, но может наделать мне самых скучных хлопот.
Итак, прошу тебя, любезнейший друг, несколько позаботиться о прежнем своем сотоварище. Первое узнать, точно ли подана просьба от моих людей: Сергея, Василия и Ефима Казимировых, которые называют себя польскими выходцами.
Второе: Куда она подана? К губернатору ли, в губернское ли правление? Третье: похлопотать, если можно, чтобы она не пошла в дело, а возвращена была просителям с такой же надписью, как из уездного суда, или чтобы уездному суду приказано было не производить по ней следствие, а только объяснить губернскому правлению, почему возвратил он эту просьбу.
Надеюсь, любезнейший друг, что ты не откажешь пожертвовать несколькими минутами тому человеку, который желал бы возобновить старинную связь с тобою не просьбами своими, а услугами. Не забудь, что ты обещал побывать в наших краях. Прости.
Когда будешь писать к батюшке и матушке, скажи им мое почтение. Прошу тебя уведомить меня о получении этого письма.
Преданный тебе В. Жуковский
25 мая 1809 г., Белёв
