-Может быть, мы с вами больше никогда не увидим ведьму, - сказал Раэ альвам, которые зависли над его головой и настороженно поцвиркивали. Вряд ли малыши догадались, о чем говорит человек, но его тон и посветлевший взгляд дал им понять, что Раэ получил хорошую новость. Один из них, которого за ясный цвет огонька на конце хвостика Раэ мысленно прозвал Лазурчиком, беспокойный егоза, тотчас помчался куда-то, и Раэ даже догадался зачем: сообщить кому-то из альвов, что произошло что-то хорошее… хотя Раэ боялся радоваться прежде времени. И все равно не мог не чувствовать прилива сил от одной только мысли: свои нашли его! И могут на него выйти!
Ну конечно же! Как могло быть иначе, когда молоденькая вдовушка из Этрары заявилась в Магистрат и давай искать данные на какого-то непонятного Фере, да еще требовать выписки из Цитадели. Что за Фере? Пошел шумок из-за необычного запроса. Залез в уши к разведчикам-ведьмобойцам или еще кому из обитателей Цитадели. Может быть, самому Тево, который отлично знал, что это за Фере. И уж конечно же у них появилось желание выманить и допросить эту вдовушку-иностранку, которая ищет данные о Раэ не зная, что это Раэ! Каким бы там его ни считали – погибшим ли, пропавшим без вести – по нему шло следствие!
Получается, что Мурчин, как Зарина Вигайяр оставила в Магистрате свой адрес в Аве, и на него пришло письмо, составленное разведкой. Ну а то, что Виррата, воспитатель Раэ, пожелал помочь ведьмобойцам, так ничего удивительного в этом нет. Раэ был его воспитанником, и что уж греха таить, любимцем, хотя у хороших воспитателей любимцев быть не должно. Для разведки привлечение новых и при том надежных лиц всегда было одной из хлопотных задач и выбор для того или иного дела был достаточно невелик… Не сам ли Виррата переоделся в «мелкого писаришку», чтобы принести письмо на имя Зарины Вигайяр? Как и многие титанобойцы, Виррата был невысокого роста. Хорошо, если под словом «мелкий» в той надписи на свитке имелся в виду рост, а не должность, тогда это здорово!
Раэ в мельчайших подробностях вспомнил приписку на обороте письма, которую нацарапал, скорее всего, помощник Мурчин. Ага, значит кто-то получает для нее в Аве письма, и этот кто-то, судя по отрастающим коготкам и корявому почерку – тоже колдун! Да и могло ли быть иначе, если он переслал письмо Мурчин из Авы в Кнею с помощью вороны?
Охотник и раньше догадывался, что у ведьмы в Аве есть дом, где она пребывает, когда живет в городе, ведь когда она заявлялась туда из леса, то не посреди же торговой площади приземлялась на метле. По какому-то же адресу ей поставляли покупки, те же доски и стекла, ту же провизию, которую она потом переправляла в Кнею. И если ведьма там крутилась среди людей, то должна же она была давать понять, что где-то живет, не под кустом же. И уж если изображает из себя респектабельную богатую вдову, то как еще она может это показать более доходчиво, если не жильем? Так-так, значит, у нее там в Аве постоянно проживает помощник… да сколько этих колдунов на свете! Ведьмобойц на них не хватает!
Впрочем, не о том Раэ сейчас думает…
Аустерия «Хвост химеры» была дорогим заведением, одно из немногих мест в Аве, где вдовы могли самостоятельно решать свои дела без посредников. Там была женская прислуга, столики, разделенные перилами и ширмами, чтобы вдовы и девицы могли переговорить с купцами или чиновниками лично, почти что с глазу на глаз, и при этом не нарушая приличий… Лучшего места для задержания ведьмы было не найти!
Раэ не удержался и вскрикнул от волнительной радости: да может уже сейчас Виррата в аустерии заговаривает Мурчин зубы, делает вид, что совсем не смотрит сквозь прорехи ширмы на собеседницу, а из-за соседнего столика появляется Тево и застегивает на ее руках кандалы!
Это означает… это означает, что если Мурчин подвергнут допросу с пристрастием, она все расскажет. Это означает… это означает, что Раэ найдут!
Сердце у охотника забилось от одной только мысли, но он поспешил сам же себя охладить:
-Тебе здесь все равно несколько дней жить с личем, Раэ. С личем, который пообещал прийти за тобой в течении трех дней… А для этого надо сначала пойти и забрать то, что он положил тебе под крыльцо...
И все равно Раэ не мог не чувствовать обманчивого облегчения. Так хотелось верить в лучшее! На каком-то упрямом подъеме надежды он даже запел, когда раздирал свои старые обмотки на сухие бинты для ноги. Вот, и опухоль с нее чуть спала из-за холода… Ползком добрался до спальни Ткачихи и отломал столбики-ножки кровати. Его даже развеселило то, как она от этого рухнула изножьям о пол, испугав своим стуком любопытных альвов. Ножки, конечно, были тяжеловаты для костылей и оканчивались остриями, но Раэ их перевернул этими остриями вниз, насадил на тупые концы небольшие подушки и поискал, озираясь, чем привязать. Эх, не полазить ему с такой ногой в темнеющей спальне по углам…
Но альвы тотчас догадались, что ему надо, и опять преподнесли ему клубок гобеленной пряжи. Мокрый и неумело смотанный. Раэ спохватился, что оказывается малыши подали те самые нитки, по которым он выбрался из колодца, а он про них и забыл… Зато альвы их замотали назад и положили где взяли. Опять пригодились.
Раэ, как смог, приладил подушки к краям столбиков и получились, так сказать, костыли. Если сунуть подушечные концы под мышки и уцепиться за резные узоры на витых столбиках, то можно было как-никак передвигаться. Что ж, так он сможет добраться до флигеля лича.
Раэ укостылял на темную кухню, где съел весь луковый суп, который бросила ведьма, и понял, что обычного подъема сил после такой еды у него не будет – он был измотан всем, что на него свалилось за все эти дни, и горячая пища сделала с ним иное дело: Раэ смог только добраться до своей кровати и заснуть. Слишком, слишком ему было хорошо от пробудившейся надежды.
Проснулся он среди ночи так, будто его толкнули под бок.
Раэ распахнул глаза, но все равно, что не открывал их: стоял густой кромешный мрак. В окно над потолком не светили даже звезды. Лишь доносился шелест ветра и звук брызг, деревья стряхивали с себя капли ушедшего дождя. Альвов нигде не было видно... Лич! Раэ должен был дойти до его флигеля! Так... сейчас уже не вечер, как назначил лич, а глухая ночь. И ему придется с такой ногой на самодельных костылях выбираться из дома и лезть через пустырь...
Он попробовал молиться, как его учили, раз уж он проснулся среди ночи, но мысли отвлекались на догадки – вернулась ли Мурчин, пока он спал, или нет? Если нет, значит ее схватили. Если вернулась, значит, Раэ в каких-то своих умозаключениях ошибся.
Он вслушался в комнаты наверху. Не раздастся ли звук шагов Мурчин, скрип, звук голоса? Тихо… Либо спит кратким ведьминским сном, либо ее и в самом деле нет…
Тут до Раэ стало доходить, что он один-единственный в доме, полном пустых комнат и тайн. И что стук, треск или шорох не припишешь шишиге, трупик которой спрятан в дупле среди леса, и не припишешь Мурчин, которая тоже могла среди ночи лазить по дому…
Да и приходилось признавать, что ведьма в доме была для Раэ защитой от тех опасностей, о которых он не подозревал. Кому принадлежат эти звуки в ночном дому? Не букам, которые обычно скребутся… и не жучкам древоточцам, которые почему-то сейчас молчат…
Раэ почувствовал шевеление у себя на груди. А, это альвы пригрелись и так приспались, что он их перестал чувствовать. Вслушавшись в их тихое посапывание, Раэ немного было успокоился, но тотчас почувствовал, как стало щемить под грудиной. Где-то поблизости творилась магия. Может, Мурчин все-таки вернулась? Может, это она что-то делает? Что ж, если это она, то Раэ не был бы так уж разочарован, что она все же вернулась, пусть лучше она…
Защипало нос от холода, чуть заломило зубы… О нет! Раэ принялся поспешно шептать молитвы. Нет! Сонное состояние сняло как рукой, дрожь тряханула тело! От его содрогания мигом проснулись альвы, завозились, испугались и прильнули к его груди, кроме Сардера. Тот запалил тепло-алый матовый огонек на дрожащем хвостике и отважно посмотрел в глаза Раэ, хотя его уши затряслись и прижались к голове.
В коридоре послышались тяжелые мерные шаги, как в прошлый раз. Сардер взлетел на окно, вцепился в подоконник, зажмурился, но зажег фонарик на полную мощь. Запищал. К нему присоединился Златоискр. Лазурчик с двумя остальными плакал, прижавшись к груди Раэ.
По стенам опять поползла изморозь и обожгла холодом носоглотку Раэ.
-Ну все! – сказал тот. Сел на лавке, выставил вперед скрещенные указательные пальцы и навел их на полуоткрытую дверь, - появляйся! Я уже понял, что ты опять ко мне пришла!
Дверь медленно растворилась. Она стояла на пороге. Такая же, как и прежде – в похоронном платье, вуаль – в пол. Только теперь она стояла в трех шагах и даже двух плачущих на подоконнике альвов, которые отважно светили для Раэ, хватало, чтобы проникнуть взглядом под густую темную вуаль. И Раэ как зачарованный смотрел, хотя знал, что в лица призракам смотреть нельзя. Смотрел и не боялся. Ну и что? Она была бледна и красива под этой темной вуалью. Темные длинные волосы были разделены на прямой пробор. Крутой высокий лоб – залог красоты, мягкий бархатный взгляд темных глаз дышал жизнью. Чем-то она походила на Мурчин, хоть и не была блондинкой. Впрочем, Раэ уже слышал от Тево-ведьмобойцы, что ведьмы одного ковена бывают внешне похожи, потому как их выбирает себе один колдун.
С удивлением Раэ заметил, что призрак Ронды на него смотрит… как-то оценивающе. Заинтересованно. По-живому. Так, как смотрят женщины, убежденные, что их глаза защищены густой вуалью. Раэ заметил, как моргают ее глаза… А призраки моргают?
-Уничтожь хозяйку филактерии, - глуховатым мертвым голосом сказал призрак -Доберись до нее. Иначе случится беда.
-Мурчин может не вернуться, - сказал Раэ, - и тогда сосуд будет в ее комнатах навеки.
В глазах призрака мелькнуло… замешательство.
-Уничтожь ее, - проговорил призрак неуверенным тоном человека, который не знает, что сказать в изменившемся положении дел, понимает, что гнет что-то не то, а остановиться не может. Затем призрак развернулся, чтобы исчезнуть, и тут один из самодельных костылей Раэ, прислоненный к лавке, поехал, свалился и стукнул призрака по ноге. Нет, Раэ не показалось, что призрак зашипел как человек, которому ушибли палец…
Минуту спустя мерные тяжелые шаги стихли. К этому времени все альвы сидели на одеяле Раэ и хныкали.
-В прошлый-то раз вы не плакали. – сказал Раэ, - чего на этот раз-то? Ну? Что рассиропились?
Да, в прошлый раз альвы удивленно таращились на Раэ, а теперь в пору удивляться и ему. Тогда, в спальне, призрак тоже встал в дверях и под темной вуалью не было видно лица. Но сейчас, в маленькой комнатушке…
Раэ вспомнил, как его мать устроила выволочку своим воспитанницам за то, что они таращатся на прохожих сквозь вуаль.
-Люди видят ваши бесстыжие взгляды!
-Не правда, мы в зеркало видели, что наших лиц не видно с двух шагов!
-Дурехи! Вы смотрели на зеркало в тени, а люди на вас смотрят на свету!
Не учла эта ведьма, что Сардер и Златоискр залезут на подоконник и задерут свои хвостики с фонарями. Кто бы она ни была эта ночная посетительница – она точно не мертва. А Раэ-то себя каким храбрым мнил! Оказывается, он живой лицедейки не испугался, но никак не выходца с того света! Кто бы ни была эта ведьма – Ронда, не Ронда – она не призрак!
От ее присутствия все еще ломило под грудиной, было тяжелое ощущение, но такое, какое бывало, когда Мурчин начинала колдовать. Что ж, при желании любая сильная ведьма тебе пустит иней по стенам. Но вот только зачем она так?
-Да что ж в ревете как дети малые? – удивился Раэ: альвы продолжали плакать. Он сгреб их на руки, попытался укачать… и тут прямо на грудь, руки и на альвов начала капать кровь из носа… Раэ ухватился за нос, вымазался… альвы запищали еще громче!
Прежде, чем он успел что-то сообразить, услышал стук приземлившихся каблуков на крыльце. И… окрик Мурчин!
-А ну свалил с крыльца! Чего лезешь к живым, сушеная мумия? Этот дом не для тебя! Что, в дом хочешь? Шиш тебе! А ну пошел в гроб! Мне пинков под зад тебе надавать? Раньше надо было думать, как становиться личем. А теперь уж все, тебе сюда ход заказан! Вон пошел, я сказала! Или я в твой сосуд битого стекла насыплю!
Хлопнула дверь.
-Фере! Фере!
Мурчин влетела в его комнату в мокром плаще и сбитом чепце, с белым световым шаром над головой. Увидела, как он сидит на лавке и размазывает кровь по лицу.
Альвы мигом перестали плакать и разом нырнули от Мурчин под лавку.
-Фере, солнышко мое…
Мурчин запнулась о самодельные костыли, перевела взгляд на его замотанную ногу с синюшным носком, свешенную с лавки.
-Какая же я дрянь! Фере, как же ты должен меня ненавидеть! Как же ты прав!
Мурчин кинулась перед ним на корточки, из ее рукава на пол посыпались какие-то свитки, мгновенно раскатившиеся по комнате. Протянула руки к лицу Раэ:
-Я сейчас остановлю кровь, солнце мое…
-Не надо… довольно магии… само пройдет…
Раэ отшатнулся от Мурчин, отвернул голову и увидел, что на полу перекрученные свитки, с которых свешиваются печати Цитадели, и на их краях многократно повторяется одно слово: «Фере», «Фере», «Фере»…
-Что это?
-Твои бумаги, солнце, из Цитадели… не обращай внимания, иди ко мне, как же я тебя мучила почем зря!
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 66 глава.
