Подготовка к Новому году шла полным ходом, стол был уже накрыт, ёлка наряжена, все празднично одеты, вот-вот пробьют куранты, и Президент должен объявить, как хорошо мы будем жить в следующем году. И вроде всё как обычно, всё как всегда… Но одна новость омрачала торжественное мероприятие и не давала всем родным за праздничным столом до конца расслабиться, то и дело подбрасывая ветки в огонь неприятной темы для разговора, которая была так не ко времени. Уже почти сутки назад дядя Андрюша, свояк, муж родной сестры матери из Москвы, впал в кому. О нём последнее время приходили не очень хорошие новости в части здоровья, но всё как-то не верилось, что всё настолько плохо. Каждый раз, когда сестра матери рыдала в трубку и рассказывала, что дяде Андрюше в очередной раз всё хуже и хуже, казалось, что нет, этого не может быть, что он выкарабкается, вот-вот он встанет с кровати, с которой не вставал уже два с половиной года и пойдёт, побежит, ему всего-то семьдесят… Тем более он после больниц, куда его клали каждый месяц, вроде даже поднимался духом, начинал общаться, шутить, пробовал вставать.
Он вообще любил шутить, этот дядя Андрюша. По жизни был оптимистом и юмористом, даже разговаривал как-то необычно, афоризмами, не так как все. Само имя «дядя Андрюша», как бы странно оно не звучало, выбрал он себе сам, да так оно за ним и закрепилось. Он всех дядями называл – сына шести лет, племянника пяти, вот все и подхватили. Всегда с фирменной улыбочкой на лице, традиционным сарказмом и беззлобной шуточкой, в неизменной бейсболке, коих у него за всю жизнь скопилось бесчисленное множество всех цветов и фасонов, на них одно время была мода, таким его запомнили близкие. Он всегда хотел жить с шиком, чтобы жизнь вокруг фонтанировала, чтобы все вокруг понимали, что она удалась. В молодости он профессионально занимался футболом, который так и остался основным его увлечением на всю жизнь, можно сказать в чём-то её смыслом. Дядя Андрюша был роста среднего, с годами из стройного и поджарого постепенно становился всё круглее, как тот самый футбольный мячик, но нисколько не менялся с точки зрения жизнелюбия, оптимизма и особого ироничного взгляда на мир. Конечно, как и все москвичи он любил нам, провинциалам, пустить пыль в глаза. У него первого появился Полароид, фантастика, моментальный фотоаппарат, который казался чудом, надо было ещё махать его маленькими, но цветными фотками из стороны в сторону, сушить, у нас-то ещё были советские «мыльницы», фотоувеличители… У него первого появилась люксовая семёрка, ВАЗ 2107 цвета морской волны, на фоне наших убогих старинных Нив и копеек. Первый клубный жёлтый пиджак, как у новых русских, первые американские джинсы. Он поражал нас в свои редкие приезды тем, что не стирал носки, а сразу выкидывал и надевал новые, мы же потом подбирали их из мусорки, полоскали, перестирывали и потом носили целый год. Всем этим дядя Андрюша показывал, что в Москве совсем другая, новая жизнь, что он успешен, он богат и красив, что жизнь удалась.
Лицом дядя Андрюша поразительно напоминал ведущего из программы «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас!», выпускаемой в ГДР до 1991 года, которую гоняли у нас по воскресеньям, где взрослые с детьми проводили всякие спортивные конкурсы. Того ведущего звали кажется «дядя Ади», который как выяснилось потом, был известным немецким легкоатлетом Герхардом Адольфом. Не знаю уж что понамешано было у дяди Андрюши в генах, говорили, что и что-то от поляка, и от цыгана, но он совершенно точно внешне был поразительно похож на того самого немецкого дядю Ади из детской спортивной программы, кстати и имена у них созвучны…
В молодости дядя Андрюша часто приезжал в гости к родителям Санька, в основном летом, в отпуск, так же гостеприимно он и встречал своих провинциальных родственников и у себя дома, в столице. Правда жил он не в самой Москве, а в пригороде, в Мытищах и оттуда они добирались на электричке, но на это никто не обращал внимания. Те золотые времена юности, всеобщего добра и любви так и останутся в памяти, как нечто большое, тёплое, родное. Поездки в Тарханы, на родину Лермонтова, ночёвки в стогу сена в русском поле, Волга, лес, речушки, на которых останавливались, купались и жарили шашлык. Путешествия по Саратовским жарким степям, рыбалка на карпа ночью, раки, пойманные бреднями. «Поле, русское поле», которое горланили все вместе из машины. Потом кончился бензин, потом заблудились в полях и спрашивали у какой-то толи мордовки, толи казашки, как добраться до райцентра, а она ничего не понимала, но очень хотела сесть в переполненную машину, где её совсем не ждали, «чтобы подвезли», да так что от неё еле сбежали… Всё это пронеслось как один миг, как одно большое счастливое мгновение… Вот в памяти всплывает поездка в Москву, традиционное откармливание голодного Поволжья мороженным, поход на ВДНХ, Арбат, Красную площадь, съёмки на Полароид, потом в ДК на кино «Начни с начала» с Макаревичем, 1985 год… Золотые времена, футбол в Лосиноостровском районе, где Санёк чтобы выиграть падал и хватал за ноги взрослых, а его брат, обидевшись, убежал в лес. Жизнь до девяностых была как в одной большой семье. Все равны в своей бедности и, вместе с тем, молоды и счастливы.
Всё изменилось с приходом девяностых. Разрыв между Москвой и провинцией стал ощущаться всё сильнее, в жизни появились совсем другие законы, человек человеку стал волком… Одна из последних поездок в Москву – на свадьбу к уже повзрослевшему брату на машине через всю страну. В переполненной развалюхе, с родителями, бабушкой, собакой, как цыганский табор, с пожитками, подарками. Баба Маня была в то время ещё жива, и всё пела по дороге: «А в ресторане, а в ресторане». Для Санька засада заключалась в том, что права у него к тому времени уже давно отняли, и ездил он по изорванному зелёному талону, а останавливали их, благодаря иногородним номерам, буквально на каждом посту в каждом городе, а в Москве вообще на каждом углу, что заставляло его очень нервничать. Кроме того, это была глубокая осень, погода стояла поганая и постоянно шёл дождь, что не прибавляло поездке комфорта. Санёк гнал, не переставая давить на гашетку и рискуя улететь в кювет или развалиться пополам, сутки, без сна и остановок, его несколько раз оштрафовали, и был он довольно устал и зол.
Как мы говорили, увлечением, можно сказать фетишем, дяди Андрюши на всю жизнь с молодых лет остался футбол и в особенности ФК «Спартак», который он любил, пожалуй, больше всего на свете, и уж точно больше родственников из провинции. Когда шла трансляция матча со спартачами, время для него останавливалось, он как будто погружался в какой-то кокон, бронированную камеру и всё вокруг переставало существовать. Чтобы вокруг не происходило, хоть ядерный взрыв, оторвать от экрана с футболом дядю Андрюшу было невозможно. Чтобы никогда не расставаться со «Спартаком», из одной из загранпоездок он привёз из самой Японии дефицитный маленький переносной красный телевизор с большой антенной, по тем временам невиданное чудо, которое стоило невиданных денег. Жалко, но уникальный телик в скорости украли прямо из машины, когда дядя Андрюша на минутку отошёл.
Вот и в тот день, вместо того чтобы встречать уставших, ехавших на свадьбу к его сыну родственников почти за две тысячи километров, которые еле нашли по порванному атласу автомобильных дорого СССР городок со странным названием «Мытищи», и тащили ему в подарок тюки и мешки, а также весь свой скарб, он даже не вышел из комнаты, потому что шёл «отборочный турнир». Обиделись конечно они, но в этом был он весь, дядя Андрюша, футбол для него был уходом в параллельную реальность, вытащить из которой его было невозможно, видимо это было выше его.
Уже тогда, на свадьбе, всё явнее стала видна непреодолимая черта, пропасть между москвичами и провинциалами, жизнь изменилась, больше не было Союза, не было равенства и братства. Появился один тотем – деньги, достаток, благосостояние, которому стало подчинено всё. А бедные родственники из провинции так тускло и неуместно смотрелись в ярких огнях новой московской жизни, да и были они какие-то не такие. Одеты не по моде, живут вчерашним днём, не знают, что сейчас котируется в столице, ездят непонятно на чём, даже есть культурно не умеют. Санёк и родители не раз ловили на себе косые взгляды новых русских и новых родственников, мол «фу, деревня». Санёк попытался было договориться с какой-то московской фифой из местной золотой молодёжи, сидевшей рядом, чтобы его проводили в какой-нибудь клуб помоднее, та даже дала номер пейджера, да так никогда больше не перезвонила, несмотря на сотню его сообщений на следующий день, и мечта попасть в московский клуб лопнула, как мыльный пузырь. Правда на память о свадьбе Санёк умыкнул из того ресторана красивую пепельницу с надписью «Туборг», хоть что-то. Она так и стоит на балконе, даже спустя тридцать лет, какая-никакая, а память.
В дальнейшем дифференциация, культурная и социальная бездна между столицей и провинцией и в целом между людьми в стране стала чувствоваться всё явнее, начали появляться элита и бедняки, банкиры и бандиты. Новые законы, новый менталитет. Новые родственники со стороны невесты дяди Андрюши обладали большой трёхкомнатной квартирой прямо напротив Красной площади, которую сдавали какому-то американскому фирмачу из СП, этих «совместных предприятий» много тогда было, модно, как грибы после дождя они рождались и так же быстро лопались. Деньги за хату в историческом месте америкоз платил солидные, всё-таки это статус, что позволяло семейству чувствовать себя вполне состоятельными людьми.
*****
Первое место работы дяди Андрюши было в электросетях в Электростали. Там он, молодой инженер, быстро дорос до главного инженера, тогда и попав в поле зрения органов. Дядю Андрюшу завербовали, и он стал внештатным сотрудником КГБ, как и многие руководители в те годы. Под патронажем такой серьёзной организации, его карьера резко рванула вверх. Ему даже выделили трёхкомнатную квартиру рядом с ВДНХ, они с тётей Галей даже уже съездили её посмотреть и готовили переезд, как… кляуза, анонимка, перечеркнула их планы. На них капнули, что мол вне очереди, что мол заслуженным деятелям годами не выделяют, а скороспелые временщики и карьеристы хапают направо и налево, куда партия смотрит и так далее, и тому подобное, всё в этом духе, видать завистников много было, кому-то дорогу он перешёл. Да написали-то не куда-то, а в сам райком и лавочку под горячую руку быстро прикрыли, оставив от квартиры в центре Москвы только дымку воспоминаний, как, впрочем, и от должности главного инженера электросетей.
КГБ, как известно, своих не бросает, тем более, когда они ещё могут пригодиться, поэтому дальше суровая рука старшего брата и всевидящего ока пристроила дядю Андрюшу в службу безопасности банка Москвы, где он собирал сведения о денежных потоках тогдашнего московско-лужковского Правительства, а также супруги легендарного Юрия Михайловича, этого человека в кепке, которая по странному стечению обстоятельств выигрывала все самые жирные тендеры в столице и её окрестностях. «Гениальная женщина», как говорил её муж, ныне покойный мэр Москвы. После того, как и оттуда пришлось экстренно ретироваться были Газпром, МЧС и другие очень уважаемые организации, в которых дядя Андрюша не прервал сотрудничества с органами госбезопасности и в итоге дослужился до звания полковника КГБ. Надо сказать, зарплаты в этих солидных конторах были весьма достойные и позволяли ему с семьёй жить на широкую ногу. Дядя Андрюша как-то очень быстро вкусил запретного западного плода и провинциальные российские красоты, срубовые домики и комары, которые были так милы в советские бедные годы, перестали интересовать его с женой. Они обзавелись ещё парой квартир, неподалёку, в Перловке, и полюбили заграницу. Дядя Андрюша с тётей Галей забыли и о сестре из глубинки, и о матери, всё своё свободное время и отпуска тратя на поездки по Европе и экзотическим странам, живя в шикарных отелях и купаясь в тёплых морях и океанах, благо могли себе это позволить. Правда баба Маня, мать тёти Гали, всё шибко обижалась, что дочь не была у неё уже десять лет, но что делать… По праздникам баба Маня всегда по межгороду звонила в Москву.
- Алло, Галя, здравствуй, ну ты приедешь летом? Мы тут тебе грибочков засолили, огурчики будут, клубника. Яблок должно быть много, дедова яблоня вона как цветёт. Ты же уже сколько лет мать не видела!
Когда баба Маня звонила в Москву у неё всегда наворачивалась невольная слеза, которую она смахивала тайком, стараясь не выдать дрожание в голосе.
- Мама, это ты что ли? Не знаю… Мы на Кипр собрались с Андреем, вряд ли в этом году получится, может на следующий…
Так и увиделись баба Маня с дочкой уже только на её похоронах, всё некогда было… В последние годы жизни, на Новый год, седьмое ноября или день рождения, старушка пила с семьёй из местных шампанское, хотя уже почти не вставала с кровати, поэтому стол накрывали прямо в её комнате, и потом всегда плакала, вспоминая истории из далёкого детства. Как они жили с Леной и Галей в Красноярске, как служил дед Иван, они с ним уезжали на заставу на Дальний Восток, а дочери были предоставлены сами себе в деревне с говорящим названием «Погорелка» по полгода, хотя было им по пять-шесть лет. И, конечно, всегда звучала коронная история с глазами на влажном месте, как когда Галя родилась, она решила сделать её моложе, и потому зарегистрировала дату рождения не настоящую, а только спустя почти три месяца. Мы из года в год слушали эти рассказы, но они никогда не надоедали.
*****
Дядя Андрюша благодаря спортивной молодости и в целом довольно здоровому и можно сказать престижному образу жизни, никогда ничем не болел, проработал он аж до шестидесяти девяти лет, а последнее место его работы было - главный инспектор где-то в теплосетях, опять же при энергетике, место тёплое, лакомое, высокооплачиваемое, оно позволяло ему с женой и внуками, а их уже было к тому времени двое, кататься по Италиям, да по Испаниям до самых последних дней… Жалко сладкое любил дядя Андрюша, оно его и подвело и в конечном итоге свело в могилу. Как ни трагично, но именно любовь к сладкой жизни сделало его последние годы горькими, мучительными и приблизила его кончину.
Почти перед самым своим закатом, они с женой всё-таки вернулись на свою малую родину, на ту самую дачу, которую так любили, когда им было по тридцать лет, в ту самую глубинку, на ту самую Волгу под Птичьей горой. Они приехали даже два раза – летом и зимой. Всё было легко, весело и казалось ничего не предвещало… Если бы не одна незаживающая червоточинка – язва на ноге, довольно крупная, которая вроде особого беспокойства не доставляла, тем не менее слишком долго не заживала. Родственники случайно обратили на неё внимание, когда дядя Андрюша, подвыпив после бани, купался и плескался с ребятнёй в детском бассейне, набирая и выпуская струйками воду, как кит или бегемот.
- Андрей, что это у тебя? На ноге? – спросила мать, - Это может быть диабет, это опасно, проверь сахар.
Но тот только отмахнулся. Ведь у него никогда ничего не болело и о плохом думать не хотелось, а врачей он вообще на дух не переносил, предпочитая перетерпеть, чем лечиться.
- Дядя Андрюша, а хороша водичка? – смеясь спрашивал Санёк, снимая умильную картину купания дяди в маленьком детском бассейне.
- Хороша! – отплёвываясь отвечал тот, переваливаясь через борта и вылезая.
- А бассейн-то не мал?
- Да маловат, маловат!
Все вокруг смеялись.
- Вот как отдыхают московские олигархи, - продолжал юморить Санёк.
- Скорее уж московские пенсионеры, - парировала тётя Галя.
Это пасторальная картина в зелёно-голубых тонах, записанная на телефон, так и осталась единственным видео с дядей Андрюшей у семьи Санька, которое потом нашли и долго пересматривали на его поминки, девять дней…
