Вечерело. Тётя Люба заглянула к Маришке: девчонка целый день над учебниками сидит, пора бы…
Маришки в комнате не было. Трёхцветная кошка Аза, красавица и Маришкина любимица, уютно спала на диванчике. Тёти-Любино появление Азу не обрадовало, и она недовольно дёрнула хвостом. А тётя Люба усмехнулась, – поняла, что её беспокойство по поводу чрезмерного Маришкиного усердия в учёбе явно преувеличено… Видно, волноваться надо из-за другого.
Как всегда, – не вовремя… или – как всегда, вовремя, – это уж кому как покажется… – вышла тётя Люба в огород. Всмотрелась: будто бы футболка мальчишеская мелькнула?.. Так и есть.
- Война!.. А они!.. – Сквозь гнев в тёти-Любином голосе слышалось отчаяние – чуть ли не до слёз. И больше, чем гнева, было в словах её горькой жалости: – Не успеете? Ну, вот куда торопитесь!
В самом конце огорода – густые вишни-любки. Ветерок перелистывал страницы какого-то учебника, что этаким громоотводом – для тёти-Любиных глаз – забыто валялся чуть поодаль. Племянница Маришка гибкой вишнёвой веточкой быстро поднялась с примятой лебеды, одёрнула короткую юбчонку. Виновато улыбнулась:
- Оой, тёть Люб!.. А мы тут это… К зачёту готовимся.
Санька Свешников был уверен, что застегнуть «молнию» на брюках ему удалось незаметно.
Тётя Люба наклонилась, подняла учебник. Прочитала название:
- «Механизация и электроснабжение горных работ». – Скрыла усмешку: – Я так и думала, что будущие повара-кондитеры непременно сдают зачёт по механизации и электроснабжению горных работ. А как же: куда ж без этого борщ варить в шахтёрской столовой!
Санькин голос прерывался от волнения, – значит, не совсем стыд потерял:
- Мой это учебник. Это у меня зачёт по механизации и электроснабжению горных работ. Маришка проверяла меня… гоняла по вопросам… вот здесь, в конце. – Саня быстро листал учебник.
-Я тебя сейчас сама проверю… по всем этим вопросам, – пообещала тётя Люба. – Зачёт, значит, готовишься сдавать. А штаны-то для чего расстёгивать?… Либо жмут?.. Или к этому зачёту так и готовятся: в расстёгнутых штанах!
- Мы Маринкой поженимся. – Саня взял Маришкину ладошку. – Я люблю её… и она меня любит. Ещё с седьмого класса.
- Стаж, значит, имеется, – кивнула тётя Люба. Что-то поискала глазами за низкой плетёной изгородью: – Я вон… я вон… крапивы сейчас! Штаны-то спущу, да – крапивой!.. Восемнадцати обоим нет… война на дворе, а они!.. – Взглянула на племянницу, кратко и строго приказала: – Марш домой. – Уже вслед Маришке бросила: – Юбку-то отряхни… невеста. – Повернулась к Саньке: – А ты мне тут брови не хмурь! Ишь, – зыркает волчонком! Отец с позиций заедет, – расскажу ему, как ты к зачётам готовишься!
- Батя знает… – Саня и правда смотрел на Маринкину тётку исподлобья. – Батя знает про Маринку.
- Так уж и знает! Что он знает?! Как ты вот здесь, под вишнями… в лебеде, штаны расстёгиваешь-застёгиваешь?.. До сих пор, небось, думаешь, что детей аисты приносят! Война на дворе… батя на позициях… – а он!.. К зачёту без штанов готовится! Иди вон, – матери с малыми помоги лучше!
Санька перемахнул через заборчик, сунул руки в карманы. Пнул носком подвернувшийся камень, независимо зашагал к своему огороду.
Сзади Любашины плечи обнял муж, Андрей:
- Хороший же парень – Санька Свешников. Чего уж ты так, Любань!.. Они с Маринкой ещё со школы дружат, ты ж знаешь. Помнишь, как весной он её через все ручьи переносил, когда из школы возвращались. За воронцами для неё за Терновую балку на мопеде ездил…
-Помню. Тогда детьми были. А сейчас – знаешь, чем их дружба может закончиться?..
- Ну, уж как будет, – улыбнулся Андрей. – Вырастим, если что. Мало у нас с тобой опыта разве, Любань?
Маринка – дочка Андреева брата. Уж два года, как Павла нет… В то лето мужики с «Перевальной» и в шахте работали, и блокпосты охраняли. Случилось так, что в первой западной лаве остановился конвейер – из-за порыва цепи, что соединяла редуктор с барабаном. Мотористы, Залугин с Даниловым, на позициях, подземный электрослесарь Павел Иванцов – на блокпосту дежурит… А конвейерная лента стоит. Пришлось срочно вызвать Павла. Прилетел он в посёлок на своей повидавшей войну «девятке». Цепь заменили, конвейерную ленту включили. А в ночную смену конвейер снова остановился: оборудование давно надо было менять… Пошло задымление. Когда рабочие открыли пожарный кран, оказалось, что в стволе нет давления воды. В это время всу-шники стали обстреливать работающую шахту из РСЗО «Град». Шахтная вентиляция и компрессорная станция оказались сильно повреждёнными. Мужиков успели вовремя поднять на-гора, а Павел с горным мастером Левашовым задержались: всё же надеялись потушить возгорание. От отравления угарным газом Павел так и не пришёл в сознание. (Лава – подземная очистная горная выработка, где производится добыча угля. На-гора – не на гору! – шахтёрский термин, означает – на поверхность шахты. В древнерусском языке понятие «наверху» определялось красивым словом «гора» – примечание автора)
Так вышло, что девчонку, Маришку, Павел сам растил. Ирина, Маришкина мать, давно жила в городе: надоело уговаривать Павла, чтоб нашёл другую работу. В самом деле: сколько можно ждать его из шахты!.. Сколько можно стирать его шахтёрскую спецовку!.. Как-то отмечали день рождения Ирининой подруги, Валюшки Евсеевой. Валюшка и познакомила Иру со своим двоюродным братом, майором МВД. К жизненным переменам Ириша оказалась вполне готовой, тем более, – такой решительный шаг горячо одобрила её мать, Ольга Вадимовна… Дочку, первоклассницу Маришку, Павел Ирине не отдал. Да она не очень-то и настаивала, – потому что майор глубокомысленно намекнул, что у них будут свои дети… А воспитывать чужую дочь никогда не входило в его планы. И потом: у матери и отца совершенно одинаковые обязанности по отношению к ребёнку. Так почему ты, Ирочка, должна взвалить на себя… Девчонку можно навещать… в конце концов, – уговориться о ежемесячной сумме денег… ну, если твой шахтёр несостоятелен обеспечить свою дочь всем необходимым.
От ежемесячной суммы денег шахтёр вежливо отказался. В первый год Ирина ещё приезжала в Перевальный. Маришка встречала мать таким угрюмым взглядом, что Ирина с облегчением кивала на неё Павлу:
- Полюбуйся. Видишь?.. Да она во мне, в своей матери, совсем не нуждается! У неё моего-то и нет ничего, – вся в вас, в Иванцовых.
Потом у Ирины с её майором один за другим родились мальчишки, и она всё реже бывала в Перевальном. Когда похоронили Павла, всё ж приехала. Долго рассказывала о своей трудной жизни – а как вы думали?.. Двое сыновей!.. Сколько всего надо – голова кругом! Потом холодно предложила подросшей Марине поехать с нею в город. Вздохнула:
- Даже не знаю, как это будет.
Андрей тогда закурил, сдержанно ответил Ирине:
- Никак не будет. Майору твоему обуза не нужна. А мне дочка брата не чужая.
Маришка взглянула на мать тёмно-карими, как у всех Иванцовых, глазами:
- Я у дяди Андрея останусь.
… Андрей поцеловал Любаню:
- Не волнуйся ты так, Люб. Я Свешниковых не первый год знаю. Не обидит Санька девчонку нашу.
- Так – восемнадцати нет! И ему, и ей!.. И – война вон… А они!..
Андрей достал сигареты:
- Знаешь, Люб… А не много ли ей, войне, дани мы платим… Посмотри, сколько мужиков за эти восемь лет не вернулись на шахту. Сколько детворы повырастало – без отцов. И я у тебя – без ноги вот. А окопы в степи, за балкой, – ты ж видела!.. Когда теперь зарастёт степь наша. Так ещё и на любовь у неё, у войны… разрешения спрашивать, Любань?.. А им, Маринке с Санькой, кто эти годы вернёт, – когда им по семнадцать?
Продолжение следует…