Маришка стыдила этих лентяек, Ксюху с Полинкой. Но её убедительные призывы заняться подготовкой к зачёту оборвались на полуслове, а улыбка так и осталась на Маришкином лице… Девчонки испуганно укрылись с головой, сжались комочками… Только уютные одеяльца ни от чего не спасли. Война в это утро куражилась в вероломной, безрассудной злобе, в необъяснимой ярости: несколько снарядов РСЗО «Хаймарс» ударили в общежитие колледжа, где ещё не все девчушечки и мальчишечки успели проснуться. Ксюшка, в одних трусиках и маечке, сорвалась с постели, страшно закашляла от беспроглядного тумана пыли, разбросала куски штукатурки, под которыми лежала Маришка… Склонилась к Маринке, громко заплакала. Маришкины тёмные волосы, показалось Ксюшке, ещё больше потемнели… и как-то потяжелели – Ксюшка не сразу поняла, что это от крови. Маришка приподнялась и тут же согнулась, обняла подружку, будто защиты искала от немыслимой, разрывающей боли.
-Маришенька! Где болит? Вот здесь, на затылке?
А Маришка не чувствовала рану на голове. От другой боли плакала, – такой сильной, ни с какой другой болью не сравнимой, совсем немыслимой, – наверное, и боли-то такой на свете ещё не было. Что-то неумолимо разрывалось в тайной, нежной и тёплой Маришкиной сокровенности – там, где была крошечная девочка… Значит, и ей было больно, беспомощно и горько понимала Маришка, и от этого боль становилась совсем непереносимой…
К общежитию прилетела «Скорая». Санькин друг, Димка Воронин с третьего курса, на руках бережно вынес Маринку, а она стеснялась своей боли и слёз, стеснялась, как грубо разорванной тайны их с Санечкой любви… И волновалась, что испачкает кровью Димкины брюки.
Полинка –сирота, у неё никого не было, кроме Алёшки Кузнецова с последнего курса машинистов подземных установок. Алёшка поднял на руки Полинку, прислушался: ему очень хотелось, чтобы Полюшкино сердце стучало так, как вчера, когда они до полуночи целовались у окна, в тёмном коридоре общежития... Сердце и правда билось, но так неслышно и бессильно, что Алёшка испугался: ему показалось, что Полюшкино сердечко останавливается…
Синеглазую Полюшку-Полинку – с тремя осколочными ранениями в голову – «Скорая» не успела довезти до больницы. А Ксюшка не помнила, что на ней только трусики и маечка, так и сидела среди осколков стекла и кусков штукатурки, плакала и тряслась от холода. Димка Воронин вернулся из больницы, поднялся на второй этаж – в общежитии это был полностью девчачий этаж. Сквозь завалы пробрался в двадцать седьмую комнату. Нашёл глазами мягкий девчоночий халатик, набросил на Ксюшкины плечики. Осторожно обнял девчонку:
- Ксюш, пойдём. Ты одна здесь осталась.
На первом этаже Димка забежал в свою комнату, схватил тёплый свитер, натянул его на Ксюшку. Ксюшка по-прежнему дрожала, не могла ни одного слова выговорить, чтоб спросить у Димки про девчонок. Димка сам рассказал – про Полинку… Не сдержался, – всхлипывал по-мальчишески застенчиво. В такой же затаённой мальчишеской стыдливости перед Маринкиной тайной – Димка всё же понял, как-то сердцем почувствовал эту её тайну, – повторил Ксюшке слово, которое там, в больнице, услышал от молодого и строгого врача:
- Выкидыш.
В больнице Димка замер от этого слова – пугающего своей несправедливостью, незаслуженной, очень горькой обидой…
… Маришка смотрела, как за окном кружились вишнёвые листочки – жёлтые, красные, золотисто-оранжевые… Лёгкие-лёгкие, совсем невесомые, – такие, что кружились и кружились, даже не опускались на землю.
-Маленькая… И… лёгкая. Очень красивая. Самая красивая, – так сказал Саня о крошечной девочке, что снилась ему где-то на позициях под Серебрянским лесничеством.
Потом Саня приехал. Маринка никогда не видела его в запылившейся камуфляжной форме, с таким почерневшим, обветренным лицом. И всё равно это был Саня, самый лучший мальчишка на свете. Маринка коснулась губами его волос: они тревожно пахли пороховым дымом, ещё какой-то копотью. И почему-то – полынью.
- Мне так больно было… я даже задыхалась от боли, – сказала Маринка. – Я не знала, что бывает такая боль. И ей… девочке, тоже больно было. Я чувствовала, как она… – Маринка искала для Сани подходящее слово, чтоб он понял, как это было… – Она… сорвалась, я помню, как она сорвалась… но на землю она не упала, – помнишь, ты говорил, что она очень лёгкая?..
Огрубевшими ладонями Саня гладил вздрагивающие Маришкины плечики. А Маришка торопливо рассказывала:
- Мне она тоже снится. Мааленькая!.. Она на небе. И она сказала мне, что там, на небе, не страшно. Не темно и не холодно… – Маришка подняла глаза: – Я… тоже хочу туда. Она же маленькая совсем… Наверное, ждёт меня…
Саня похолодел. Взял Маришку за плечики, в отчаянии затряс её:
- Я тебя никуда не отпущу! А как же я – без тебя! И ты без меня там… – как!..
Маринка погладила ладошками Санино лицо. Зябко повела плечиками:
- Холодно мне, Сань. И спать очень хочется. Ты только не уходи, посиди… с нами. Она мне снова приснится… а ты здесь… Значит, все вместе будем.
Почти сутки просидел Саня у Маришкиной постели. Не выпускал её ладошку из своей руки, сам дремал… Тётя Люба тихонько заглядывала в комнату, видела, как в полудреме улыбается мальчишка… А Сане тоже снилась девочка. Он старался понять: та же, что и раньше снилась ему… или другая?.. Эта девочка тоже была совсем крошечной, очень похожей на ту… что была всегда над землёй. Но теперь Саня точно видел, что крошечная девчушка стоит на земле, а над ней ласково покачивается цветущий ясно-жёлтый донник. А потом к ней подошла ещё одна девочка, – Санька даже узнал свои и батины тёмно-серые глаза…
... Уже поздней осенью удалось Сане снова побывать дома. Командир ехал в штаб и подбросил Саню до Терновой балки:
- Времени у тебя, Свешников, немеряно, – аж до рассвета. На обратном пути заеду. Будь готов, не проспи. Да пирожки маманины, смотри, не все стрескай, – мне оставь, понял?
Насчёт не проспи – это Ковыль, командир, зря сказал… Впрочем, Павел Алексеевич и сам это понял, когда увидел, что до машины Саню проводила невысокая тоненькая девчонка. Командиру пришлось закурить и отвернуться: Санька с девчонкой долго целовались…
По-девчоночьи Маринка надеялась, что на Новый год боёв не будет, – хотя бы на одну ночь там, на позициях, вдруг случится тишина… Но война и не думала про короткое затишье, сумасбродно кружила в сосновом лесу под Кременной, вспыхивала артиллерийскими снарядами…
Лишь на минутку заехал Саня к Маринке, – когда до Нового года оставалось несколько часов. Марина положила в Санины карманы мандаринки и конфеты. И сказала:
-Сань, мы будем ждать тебя.
Саня взял в ладони её лицо:
- Маринка!..
И всё понял. А Маринка прижалась к нему:
- Я знаю. Мы будем ждать тебя.
Навигация по каналу «Полевые цветы»