Глубокий снег

Дисклеймер: автор не стремиться причинить психический вред кому-либо, поэтому, если кто-то считает себя довольно впечатлительной личностью, то может воздержаться от прочтения данного текста.

Ночь, но звёзд не видно. Всё небо затянуто низкими плотными тучами, через которые не просвечивает даже Луна, а ведь сейчас полнолуние!

А до этого был туман! Туман, а потом метель. А ещё раньше бой, и им пришлось отступить.

Тусклые оранжевые огоньки, виднеющиеся сквозь морозную взвесь и переплетение ветвей, манили теплом и уютом. Там – дом, там – очаг, там можно согреться. Там можно отдохнуть и наверняка поесть. А если повезёт, то и выпить, чтобы согреться не только снаружи, но и изнутри.

Становилось холодно. Небо затянуто низкими облаками, но мороз крепчает – странно. Наверное, это от усталости. Хотя здесь всё не так как должно быть. В этой проклятой стране!

Мороз уже пробирался своими цепкими когтистыми лапами под шинель, заставляя мышцы совершать непроизвольные сократительные движения. Пальцы ног уже потеряли чувствительность, это плохо, надо поторопиться. Иначе хирурги отрежут к чертям, у них разговор один – ампутация! Да что там отрежут – сами отвалятся, даже боли не почувствуешь!

Что хуже ожог или обморожение? Так себе выбор. И там и там ты рискуешь остаться калекой, а кому нужен калека? Всю оставшуюся жизнь прозябать на пособии? Однако до пособия ещё дожить надо.

Сугробы. Чёртовы сугробы! Невозможно идти! Ноги вязнут, и каждое движение даётся с неимоверным трудом, забирая с каждым разом всё больше и больше сил.

Сначала они не разжигали костёр, потому что опасались выдать своё местонахождение. Потом уже не получилось, сухих дров сейчас днём с огнём не сыщешь.

Ха-ха. Днём с огнём. Каламбур, однако.

Нервный тихий смех.

Надо взять себя в руки. Нельзя терять самообладание. Тем более, что до чёртовых окон осталось совсем немного. Вон они, совсем близко, за деревьями! А там – russisch pechka и горячая вода. Горячий чай. Тепло. Тепло.

Он обернулся, чтобы посмотреть на своих людей, тех, что остались живы после столкновения с врагом. Неудачно получилось, ох, как неудачно!

Всего четверо, в том числе он. Ещё двое остались где-то там, в заснеженном зимнем лесу. Найдут ли когда-нибудь их тела? Вряд ли, а ведь он даже не успел снять с них личные жетоны.

Он опустил глаза, чтобы проверить свой автомат, а когда поднял, огоньки окон пропали.

Нет! Нет! Scheiße! Куда они подевались?! Где они?! Куда идти?!

Паника? Нет, нельзя паниковать! Паника – это смерть. Надо успокоиться. Взять себя в руки.

Чёрт! Ни черта не видно. Ещё эти ветки постоянно цепляются за одежду, за маскхалат, будто специально хотят тебя удержать! Тянут свои тонкие узловатые пальцы, хватают за портупею, за ремень, тянуться к гранатам, словно пытаются вырвать кольцо чеки.

Огни! Снова огни! Теперь он точно знает, куда идти!

Но разве они горели там? Кажется, они шли в другом направлении. Показалось?

Надо сказать своим людям, чтобы не падали духом!

Только почему он их совсем не слышит? Ведь только что за его спиной раздавалось их дыхание и хруст снега под сапогами. Кто-то даже тихо нецензурно ругался.

Не видно, ни черта не видно.

Что-то с силой удерживает его за ремень, не даёт двигаться в сторону заветных огоньков.

Наверняка очередная проклятая ветка. Вот только никак от неё не отцепиться. Не видно, как она там зацепилась. Надо зажечь хотя бы спичку. Последнюю спичку, что нашлась в кармане. Толку от неё сейчас всё равно ноль.

Шипение серы. Острый запах дыма бьёт в нос. Тусклый огонёк освещает сучковатую изломанную ветвь, которая подобно иссохшей руке схватила его за солдатский ремень.

Вот только почему «как будто»?

***

В блиндаже, заполненном, спёртым воздухом, горела большая свеча, наполняя его неярким дерганным светом. Свеча – целое богатство, сейчас всё больше делают самодельные светильники из сплющенной гильзы, наполняя её керосином или мазутом – надо ли объяснять, как они чадили?

В углу потрескивала печка, по-быстрому смастерённая полковым умельцем из большой металлической бочки из-под того же мазута, от которой вертикально тянулась труба наверх, к бревенчатой крыше, а на самой печке, вокруг трубы стояли котелки с водой и кашей.

Была ночь, поэтому можно было не бояться, что русские наведут свои бомбардировщики или артиллерию на столб поднимающегося дыма. Сейчас главное, чтобы не было видно огня, а о том, что его никто сверху не замечал, говорили периодически гудящие высоко в небе самолётные двигатели, которые потом спокойно удалялись. Русские аэропланы можно было узнать по характерному звуку их двигателей. По нему же, не вглядываясь в ночное небо, можно было распознать и свои родные люфтваффе, которые привозили провиант и боеприпасы.

Внезапно, отодвинув войлочный полог, в землянку в клубах холодного пара вошёл штурмбанфюрер Клаус Фишер, в руках он держал пару картонных коробок, в которых в мирное время уместились бы хорошие кожаные ботинки.

Оберштурмбанфюрер Михаэль Кнайсель только кивнул ему. У стенки, съёжившись, дрых гауптштурмфюрер Пауль, на появление Клауса он вообще никак не отреагировал. Они давно знали друг друга, и исполнять армейский церемониал было не обязательно, тем более, здесь и сейчас. Не до этого было. Сейчас у всех мысли были заняты совсем другим.

- Как он? - поинтересовался Клаус.

- Болеет, жар, - констатировал Михаэль. - Весь день только и делает, что проклинал этот лес, эту зиму и этих русских Untermenschen, которые воюют не так как принято во всём цивилизованном мире.

И ведь было от чего быть недовольным: военная кампания планировалась быстрой, почти как против Франции или Польши, армию которой смогли разбить всего-то за пару недель ещё до наступления зимних холодов. В чём-то Клаусу было даже жалко поляков, учитывая их гонор и то, как они сами планировали вести боевые действия на территории Рейха. Ужасный удар по самолюбию, ничего не скажешь.

Что касается русских, то поначалу всё тоже складывалось удачно, русские в таких случаях говорят, всё шло как по маслу. Войска вклинились в оборону большевиков, как раскалённый нож сквозь масло. Однако, первый звоночек, предвещающий то, что они увязают в этой войне как в трясине, случился, когда им пришлось оставить в тылу обороняющуюся крепость Бреста. Да и вообще, несмотря на сметённую оборону большевиков и миллионы пленных ivan, отправленных в лагеря, верить в лёгкую и быструю победу было бы уже наивно, и многие это уже подсознательно понимали, просто опасались озвучивать.

В Польше к этому времени, они уже отдыхали на тёплых квартирах, распивали шнапс и пиво в местных заведениях и заедали всё свиными сардельками, а не были загнаны в промозглые заснеженные болота, где ты сначала вымокнешь до нитки, а потом замёрзнешь, превратившись в кусок грязного льда.

С другой стороны, это всего лишь временная трудность. Такое случается. Тем более, что снабжение по воздуху работает по часам. Ничто не может сравниться с военной машиной Третьего Рейха! Небольшая недооценка врага допустима.

Как бы то ни было, уже почти месяц более ста тысяч солдат, в том числе из танковой дивизии Schutzmannschaft "Totten Kopf" находились практически в полном окружении в лесах и болотах близ Богом забытого места под странным b труднопроизносимым названием "Demyansk". Попытки прорыва пока не увенчались успехом, а русские, в свою очередь, не прекращали штурмовать их позиции, и ситуацию спасало только налаженное авиационное снабжение. Определённого оптимизма добавляло ожидание того, что на востоке идет подготовка ударной группы для деблокады, командовать которой поручили генерал-лейтенанту фон Зейдлиц-Курцбаху. На военный талант последнего окруженцы возлагали особые надежды.

- Что это, Клаус? - разглядывал содержимое коробки, которую принёс Клаус.

- Разве не видишь? - язвительно ответил Фишер. - Или ты разучился читать?

- Я вижу. И читаю, - сухо ответил Михаэль. - "Шоколад". Только почему упаковка такая?

- А какая она должна быть? – Клаус не сильно обращал внимание на то, как оформлена та или иная коробка. Если содержимое соответствует надписи на коробке, то какая разница, как она оформлена. – Тебе мало того, что написано «Шоколад»?

- Уважаемый Клаус, если ты будешь отвечать вопросом на вопрос, то я буду вынужден доложить о тебе в Гестапо, чтобы они проверили твою родословную, - не то в шутку, не то всерьёз ответил оберштурмбанфюрер.

- Ха-ха, - раздался наполненный скепсисом смешок штурмбанфюрера.

Михаэль подошёл к грубо сколоченному из необструганных досок столу, на который Клаус поставил свою ношу. В одной из коробок оказались несколько банок с тушёнкой, а в другой, судя по внешнему виду, шоколад. Причём, раньше Клаус действительно такого не видел, какое-то новое оформление обёртки по сравнению с той, что он видел в прошлый раз, когда им сбросили боеприпасы и провиант с самолётов.

- Шоколад? – недоверчиво произнёс Михаэль, разглядывая содержимое. Казалось, ему что-то не нравится, но озвучить свои мысли ему что-то мешает. - Лучше бы они как можно быстрее решили вопрос с нашим спасением, а не пичкали нас всякими суррогатом, - он вскрыл одну из обёрток и рассматривал подавшиеся белым налётом, пластики, разделённые на дольки.

- Ты вечно недоволен, Михаэль! Что опять не так? – не понял озабоченности сослуживца Клаус. – Тебе прислали шоколад, а ты нос воротишь! Фюрер думает о тебе, о том, чтобы тебе и твоим подчинённым было с чем попить чай, а ты говоришь, что это суррогат.

- Фюрер… думает… о нас, – делая между словами паузы, задумчиво произнёс Михаэль, вертя в руках сладость. – Я тебе скажу так: нормальный шоколад выглядит и, - он понюхал плитку, - пахнет по-другому. Ты просто никогда не ел хорошего шоколада, а у моей семьи до 18 года была своя кондитерская лавка. А этот ещё и горький, всё равно что гудрон жевать. Никогда не любил горький шоколад, невозможно понять, что в него намешали.

- По-моему, ты перегибаешь, дружище, - не согласился Клаус. – Грех жаловаться, в конце концов, надо радоваться тому, что у нас есть хотя бы такой шоколад, хотя и не понимаю, о чём ты говоришь.

- Тебе решать, можешь забрать мою долю себе, я это всё равно есть не стану, - махнул рукой угрюмый Михаэль и кивнул в сторону отвернувшегося к стене Пауля. – А лекарства какие-нибудь выдали?

Клаус полез в карман серой шинели и вытащил оттуда смятый бумажный пакет с порошками и таблетками.

- Доктор Хаузер сказал, что это от жара, - сообщил он. – Надо разогреть воды.

- Уже, - сообщил Михаэль, разливая из обгоревшего чёрного чайника кипяток по алюминиевым кружкам.

***

- Старый Хофф сказал, что наше положение ему напоминает Верден, - держа горячую кружку обеими руками, произнёс Пауль. Он наконец-то кое-как привёл себя в вертикальное положение и выпил сразу две порции горького порошка, который принёс Клаус.

- Старый Хофф может засунуть свои слова себе в свой баварский зад! – выругался штурмбанфюрер Фишер. - Мы однозначно выйдем из окружения и однозначно победим в этой войне. Иначе просто быть не может! Ты же сам видел этих русских, это малограмотные дикари!

- По-моему, ты слишком серьёзно относишься к пропаганде, Клаус, - встрял в разговор Михаэль. – За последние месяцы, все мы должны были сделать соответствующие выводы.

- И это говорит человек, который готов был сдать меня в Гестапо? – рассмеялся Клаус, и все тоже рассмеялись, даже Пауль, смех которого тут же перешёл в сухой, жёсткий кашель.

- Если бы я тебя хорошо не знал, то решил бы, что ты распространяешь пораженческие настроения, - наконец, произнёс Михаэль, хлопая ладонью Пауля по спине, чтобы тот побыстрее откашлялся. – Может, по шоколадке? Шнапс не предлагаю, завтра, говорят, будем выступать. Так что, Пауль, ты уж будь добр поправляйся.

Шваб лишь коротко закивал, сделав очередной глоток горячего чая.

- Ну, давай, остальное оставим на крайний случай, - неожиданно смягчил свою позицию относительно второсортного десерта Михаэль. – Ещё успеем употребить. Лучше давай тушёнку вскроем, тем более, каша уже готова.

- Всё равно плохо, - прохрипел Пауль.

- Что именно, друг?

- Пока мы здесь мёрзнем, мы толком ничего не делаем. Нас снабжают, это верно, но мы не принимаем участие в сколь-нибудь значимых боевых действиях. Где-то сейчас явно не хватает наших сил.

- Ты пессимист, Пауль, - Фишер насадил добротный кусок тушёнки на свой нож и незамедлительно отправил его в рот. – У тебя стакан наполовину пуст. Посмотри на это с другой стороны – это русским сейчас приходится отвлекать на нас значительные силы, из-за чего они не могут толком противостоять нам на других направлениях.

Пауль ничего не ответил. Михаэль тоже промолчал.

***

- Группа разведчиков пропала, - вдруг произнёс Клаус, когда они уже доедали ужин. – Не вернулись к означенному времени.

- Это война, - пожал плечами Михаэль. – Могли попасть в засаду, ты же не забыл, что мы в окружении?

- Кто входил в группу? – хриплым голосом спросил Пауль.

Клаус, казалось, замешкался с ответом.

- Всех поимённо не знаю.

Пауль выжидающе смотрел. И Клаус, в итоге, сдался.

- Командовал группой Август.

Пауль лишь закивал головой. Август Кригер был его одноклассником и школьным другом. Других разведчиков с таким именем в их дивизии не было.

- Ну, может, они ещё вернутся, может просто заблудились? - попытался подбодрить своего товарища Клаус.

Пауль молча, с отсутствующим взглядом жевал тушёнку. Разведчики. Заблудились. Ну-ну.

- Как бы нам всем не потеряться в этих чёртовых лесах, - произнёс Михаэль.

***

Хорошая тушёнка. И каша тоже. Жить можно.

- Два дня назад один солдат видел девочку прямо в лагере, там, где самолёты приземляются.

- Из местных?

- Да кто ж её знает, попытались подманить конфетами, а она ни в какую. Так рассказывали.

- Ты понимаешь. Что это могла быть разведчица партизан?

- Понимаю, и часовой понимал.

- И?

- Потому и застрелил. Хотя откуда её было здесь взяться. До ближайшей деревни просто так пешком не доберёшься.

- Что сделали с телом?

- Не стали искать.

- В смысле? Тогда откуда известно, что застрелили?

- Часовой уверял, что попал, да и его напарник подтвердил. Допускаю, что тело утащили волки, или рысь. Этого зверья здесь полно.

- Так ты расстроен из-за того, что убили ребёнка? Успокойся, это, в первую очередь враг, и всего лишь ещё один недочеловек.

***

Утром от графа Вальтера фон Брокдорф-Алефельда поступил приказ выдвигаться. Как сообщило командование, дела у шедших на подмогу сил обстояли очень даже не плохо, поэтому было решено, что лучшего момента для удара по большевикам – снаружи и изнутри котла – может уже и не быть, надо было воспользоваться благоприятно складывающейся ситуацией.

Выходили несколькими колоннами. Где-то впереди, в стороне противоположной от той, где ещё даже не занимался рассвет,– какие же здесь всё-таки долгие зимние ночи! – уже слышались отголоски канонады, там шёл бой.

Небо на удивление расчистилось, и можно было наблюдать постепенно тускнеющие звёзды.

***

- Dumpfkopf! – отчитывал Михаэль водителя головного транспорта, готовый ещё чуть-чуть и учинить рукоприкладство. – Куда ты свернул, придурок?! Как ты не заметил поворота?!

- Метель, господин оберштурмбанфюрер! – таращил на него глаза водитель в белом маскхалате, в то время как на его лице оседали свежие снежинки, которые уже даже не таяли, а налипали одна на другую.

- Вместо того, чтобы жрать за рулём конфеты, надо было смотреть на дорогу! – не успокаивался оберштурмбанфюрер Кнайсель, когда ему на глаза попалась обёртка от шоколада, валяющаяся на водительском сиденье.

Стоит признать, что час назад метель действительно внезапно началась нешуточная, из тех, о которых говорят – не видно ни зги. Причём совершенно внезапно, ничто не предвещало её начала. Правда сейчас она рассеялась, как и не бывало, вот только понять, где оказались несколько машин, набитых пехотой, пара ханомагов и танк, было абсолютно невозможно.

Можно было бы сказать, что они стоят на дороге, вот только где эта дорога, доже Дьявол не расскажет! Колонна крайним транспортом упиралась в край соснового бора, а остальной составляющий её транспорт растянулся в чистом поле, как на ладони.

Кругом лежит нетронутая белоснежная перина, будто по ней не проехали только что несколько единиц тяжёлой техники. А позади из неё частоколом торчат сосны, по которым вообще было не понятно, а была ли тут вообще дорога или хотя бы просека или нет. Как они вообще петляли между ними?! Вековые сосны равнодушно потрескивают на морозе, и этот звук отдаются гулким эхом вокруг. Каркает одинокая ворона.

Впрочем, впереди ситуация была ничуть не лучше – открытое поле без малейшего намёка на дорогу. Хочешь ехать – езжай! Вот только куда?! Да и риск провалиться в какой-нибудь скрытый под снегом овражек был весьма высок.

Оберштурмбанфюрер выругался и плюнул под ноги.

Небо оставалось всё таким же затянутым плотным покрывалом серых облаков, сквозь которое не проглядывалось ни пяди чистого неба. Из-за облачности даже толком было не понять, где север, а где юг.

- Господин оберштурмбанфюрер, я думал, что впереди идёт наш транспорт! Думал, что это светятся фары! Следовал за ними! – продолжал оправдываться рядовой. – Не было ничего видно, только огни габаритов! Я шёл строго за ними!

- Думал он! – снова плюнул в снег Михаэль и подошёл к своим сослуживцам Клаусу и Паулю, которому вроде как стало лучше, или это он просто пытался таким казаться, впрочем, теперь это уже было не важно. Водитель грузовика остался стоять на месте, как вкопанный. – Что будем делать?

Клаус ещё раз огляделся: позади – лес, впереди – поле. Никаких признаков человеческого жилья. Выбор любого направления в таких условиях может привести к тому, что они нарвутся на превосходящие силы большевиков. К тому же, как назло, рация отказалась работать. Точнее, работать-то она работает, но вот кроме помех ничего не выдаёт. Радист продолжал попытки выхода на связь, но пока всё бессмысленно.

- Предлагаю дождаться, когда прояснится небо, - наконец, сказал он. – Сориентируемся по солнцу или по звёздам, пойдём на запад.

Пауль прокашлялся.

- Думаю, это будет вернее всего, - согласился он с оберштурмбанфюрером и поглядел под ноги, которые буквально по колено утопали в плотном снегу. Было ощущение, что он здесь лежал уже очень и очень давно.

- А может, поехать в обратном направлении, по хвосту колонны?

- Я чётко помню, что мы поворачивали несколько раз, - возразил Клаус, - это ничего не даст, только ещё больше заплутаем.

Михаэль в очередной раз с чувством плюнул. Кажется, слюна даже затрещала на крепчающем морозе. Значит, скорее всего, небо должно проясниться в ближайшее время.

- Я, конечно, понимаю, Россия – большая страна, но чтобы ни одного следа от каких-нибудь саней с лошадью, которых погнали за дровами… главное, чтобы нас не посчитали дезертирами.

- В Waffen-SS не служат дезертиры! – встрепенулся Клаус. – Значит, ждём?

- Да, понять бы ещё, сколько нам придётся ждать, - вздохнул Михаэль. – Клаус, прикажи водителям не глушить двигатели, чтобы они не замёрзли. Огонь пока разводить не будем, чтобы не привлекать внимание.

***

Небо же оставалось всё таким же затянутым, и понять, где сейчас находится солнце, было категорически невозможно.

Очень быстро стало понятно, что без огня можно элементарно околеть ещё до наступления темноты, когда хоть каким-то образом можно было бы скрыть открытый огонь. Было решено пойти на риск быть обнаруженными с воздуха, хотя до сих пор над ними не пролетело ни одного вражеского аэроплана, ни истребителя, ни примитивной этажерки, которые русские зачастую используют для разведки.

Но вроде всё было тихо. Спустя несколько часов тучи вроде как стали расходиться, и где-то там явно проглядывался солнечный диск. Правда, из-за облачного покрова он был размыт и вообще еле угадывался.

Солдаты стали запрыгивать обратно в машины, чтобы тронуться в путь.

- Надеюсь, что наши прорвали окружение, и мы не нарвёмся на крупный отряд ivanов, - высказал пожелание Клаус.

- Или не забредём им в тыл, - прокашлялся Пауль.

Солдаты уже разместились по транспортам, и Михаэль уже поставил ногу на подножку.

- Ты это слышишь, Клаус? – спросил насторожившийся Кнайсель. Они стояли у костра, который развели с большим трудом, только плеснув бензина на дрова, по причине их сырости.

Штурмбанфюрер прислушался, и его глаза округлились.

- Воздух! - завопил он, что есть силы.

И действительно, из-за леса в ту же секунду показалась пара русских цемент-бомберов.

Самолёты неповоротливые, тяжёлые и уязвимые для немецких истребителей, но сейчас-то поддержки с воздуха не было! А Ил-2 недаром называли воздушными танками!

Солдаты посыпались подобно гороху из грузовиков, ганомагов и борта единственного танка.

-Scheiße!!! - только и успел прокричать Клаус, падая в глубокий сугроб, когда за его спиной раздался вой авиационных двигателей, вперемежку с беспорядочной стрельбой из автоматов и винтовок, но всё это перекрыли сразу несколько оглушающих взрывов.

В ушах неприятно зазвенело.

Клаус перевернулся на спину, смахнул с лица налипший снег. Русские штурмовики шли на второй заход. А потом ещё один. Они утюжили дорогу с колонной, не жалея ни патронов, ни бомб.

***

Колонна была уничтожена. Полностью. Штурмовики поработали на славу, ничего не скажешь.

Вдоль колонны догорающей техники бродили немногочисленные выжившие солдаты, стараясь собрать уцелевшие боеприпасы, оружие и еду. Кто-то пытался на морозе перевязывать раны.

Клаус насчитал человек десять, среди которых пятеро имели ранения различной степени тяжести. Мда, много так не навоюешь.

Он подошёл к чадящему ханомагу, рядом с которым в красно-чёрном снегу вместе с другими солдатами лежал, не двигаясь Пауль.

- Отвоевал своё, - вздохнул Клаус. - Теперь, наконец, отоспишься, друг.

За спиной послышался хруст снега под чьими-то сапогами.

- Мёртв? - спросил подошедший Михаэль.

- Мертвее не бывает, - ответил Клаус и отломил половинку жетона, что был на теле гауптштурмфюрер.

Клаус обернулся, осматривая местность.

- Попробуем пойти на запад. Через лес.

- Вынужден с тобой согласиться, - кивнул Михаэль.

Им предстоял долгий пеший поход по зимнему лесу, сквозь сугробы в человеческий рост, зачастую скрывающий под собой бурелом.

- Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! - ругался Клаус. Он достал из внутреннего кармана фотокарточку, с которой на него смотрела молодая блондинка. - Ингрид! Надеюсь, я вернусь к тебе целым!

Фишер убрал фото во внутренний карман и достал упаковку со вчерашним шоколадом.

- Самое время для шоколада! - воскликнул Фишер, со звонким хрустом откусывая кусок. – Если уж помирать в этом чёртовом лесу, то лучше на сытый желудок с шоколадом во рту!

- Ладно, давай мне тоже, - протянул руку Кнайсель. – Уж лучше такой шоколад, чем никакого. Тем более… - он на секунду задумался, отправил в рот небольшой кусочек лакомства, - хотя не будем об этом. Надо собрать оставшихся людей и выбираться. Оставаясь на месте, мы рискуем привлечь к себе внимание. Вдруг русские пришлют ещё пару самолётов, чтобы довершить начатое.

***

По заснеженному лесу с трудом пробирались десять человек. Впереди, обгоняя всех по глубоким сугробам, шествовал штурмбанфюрер Клаус Фишер. Рядом с ним - оберштурмбанфюрер Михаэль Кнайсель. Остальные солдаты растянулись редкой вереницей за ними. Особенно отставали раненые.

- Рысь! – внезапно завопил Клаус, и хотел было выпустить по животному очередь, но Михаэль вовремя перехватил его руку.

- Стой! Тут могут быть партизаны! – выискивая глазами опасное животное, воскликнул Михаэль. – Ты нас выдашь! Да и где эта твоя рысь?!

- Ну, там же, там! – показывал куда-то в сторону Клаус. – Дерьмо! Она убежала! Надо было стрелять!

- Зачем? – не понял Кнайсель. – Что бы ты с ней сделал?

Клаус, казалось, застыл, обдумывая ответ. На какое-то мгновение его взгляд остекленел, потеряв всякое выражение.

- Что? – вдруг спросил он, словно очнувшись.

- Что бы ты сделал с рысью, которую намеревался застрелить? – повторил вопрос Михаэль.

- Какой рысью, - уставился на него Клаус. - Ты вообще о чём?

Настало время удивляться Михаэлю. Он всмотрелся в лицо своего товарища, разглядывая его глаза. Зрачки были расширены, причём один был явно больше другого.

- Ты только что собирался стрелять по рыси, которую заметил в чаще! – напомнил он.

Клаус продолжал смотреть на Михаэля непонимающим взглядом.

- Наверное, тебе показалось, - наконец, произнёс он.

- Хм, может быть, - отступая на шаг, тихо ответил Кнайсель. – Мы все устали, может привидеться всякое.

- И послышаться, - добавил Фишер.

Его охватило внезапное чувство голода, вернее, желание сладкого, и он потянулся к шоколадной плитке, которую ещё вчера получил из рук Михаэля.

Он не любил горький шоколад, но сейчас особо выбирать не приходилось. Мозг требовал глюкозы и кофеина, которого в шоколаде было предостаточно.

Михаэль подозвал оставшихся солдат, чтобы те попробовали развести костёр. Да, дым может быть виден над деревьями, но обнаружить их с самолёта всё равно будет трудно, стрелять или сбрасывать бомбы придётся практически наугад, а вот замёрзнуть бы не хотелось.

Юркая тень шмыгнула границе поля зрения, что заставило Михаэля резко обернуться в ту сторону.

- Что ты увидел? – настороженно поинтересовался Клаус.

- Не знаю, - пожевал потрескавшуюся губу Михаэль. – Скорее всего, животное.

- Рысь? – подначил Фишер.

Михаэль не стал вновь поднимать тему странного, как ему казалось, поведения товарища, которое стало казаться ему каким-то нехорошим розыгрышем.

Могло же ему показаться? Могло. В этом нет ничего удивительного. А он мог услышать что-то не так? Мог. Наверное.

Вскоре слабенький язычок пламени кое-как зацепился за полусырое поленце, на которое плеснули шнапсом. Вокруг горящего костра образовалась хрупкая ледяная корка. Теперь, главное, чтобы огонь не погас, можно будет заварить чаю, или просто попить кипятка, набрав и растопив снег, с тем же шоколадом.

Всё-таки хорошо, что его вчера доставили, подумал Михаэль. В любое другое время он бы отказался его есть, не любитель, но сейчас он был то, что нужно его переохлаждённому и уставшему организму, то, что придавало ему сил и бодрости.

В какой-то момент вокруг наступила звенящая тишина, только потрескивал охваченные хлипким пламенем хворост. Из-за этого Михаэлю даже показалось, что у него заложило уши, но нет, когда он щёлкнул затвором, по лесу разнеслось гулкое эхо.

- Не делай так, - рекомендовал Клаус. – Может привлечь внимание.

- Я подумал, что оглох, - оправдался Михаэль.

Странное ощущение, он словно бы очнулся ото сна, хотя точно помнил, что не спал, да и забыться сном сейчас, было бы равносильно тому, чтобы подписать себе смертный приговор.

- Волки, - произнёс один из солдат, грея руки над огнём.

- Что волки? – не понял Кнайсель.

- Не хочу, чтобы меня съели волки, господин оберштурмбанфюрер - ответил солдат. Кажется, его звали Фриц.

- Ты же Фриц? – уточнил Кнайсель,

- Да, Фриц Ханке, - кивнул роттенфюрер.

- Нас не съедят, мы выйдем из леса! Надо верить и не сдаваться! Съешь тушёнку, выпей чаю с куском шоколада, он очень помогает, придаёт сил, хоть и горький.

Солдат – сладость, похоже, вчера получил весь личный состав – развернул обёртку и со звонким щелчком откусил от тёмной плитки.

Где-то наверху громко каркнул ворон. Люди вздрогнули, а в следующий миг на костёр сверху упала большая подушка снега. Огонь зашипел и погас, оставив после себя лишь горький сизый дым, тянущийся тонкими струйками кверху.

- Дьявол! – ошарашенно прошептал другой солдат.

- Дьявол здесь ни при чём, - пресёк возможную панику Михаэль. – Надо было лучше выбирать место для костра.

- Сама природа подгоняет нас идти дальше, - произнёс Клаус, встал с поваленного бревна, на котором сидел и обомлел. Он хотел крикнуть, но звук словно застрял в горле.

В тридцати метрах от него, среди сосновых стволов он увидел Пауля Шваба. Тот стоял к нему боком, будто не замечая своих товарищей, и глядел куда-то вглубь чащи.

Фишер только и смог что ухватиться за плечо Михаэля, который продолжал сидеть, безучастно глядя на дотлевающий костёр. И только когда Клаус с силой сжал его плечо, тот отреагировал.

- Что? – недовольно пробурчал Михаэль. – Я знаю, что надо идти. Дай хотя бы ощутить последнее тепло от костра.

- Да посмотри ты! – вырвалось у Клауса, и на него тут же обратили внимание все солдаты. – Посмотри!

На мгновение Клаус отвёл взгляд от своего мёртвого друга, который по каким-то причинам внезапно оказался живым. Неужели они ошиблись, когда оставили его тело у догорающего грузовика? Может ведь так статься, что он пришёл в себя и пошёл по их следу. Но тогда почему он не подошёл к ним?

А когда он посмотрел туда, где только что стоял гауптштурмфюрер Пауль Шваб, там уже никого не было. Если не считать причудливо сложившихся в похожий на человеческий силуэт веток бурелома.

- Что? Куда смотреть? – не понимал Михаэль. – Или ты снова увидел рысь?

- Рысь видел ты! – огрызнулся Клаус, а Михаэль лишь равнодушно пожал плечами, мол, видел, так видел, хотя по нему было понятно, что он вообще не в курсе того, о чём ему говорит Михаэль – А я видел…

- Что? Что ты видел?

- Не важно, - решил сказать Клаус, не хватало ещё, чтобы его приняли за психа, а ведь он сейчас старший по званию среди всех. Тем более, он точно помнил, как он проверяли пульс у Пауля. И его сердце тогда не билось, на чём все и сошлись! Да и выглядел он совсем не так, как выглядит живой человек.

- Ладно, пошли, - Михаэль тоже поднялся. – Вот только куда.

- Думаю, туда, - показал рукой Клаус в сторону, куда смотрел покойный Пауль.

Солдаты стали собираться, проверяя оружие и портупеи, убирая в вещмешки кружки и котелки и заворачивая в фольгу остатки шоколада.

Михаэль окинул их взглядом, и ему явно что-то не понравилось, но он не сразу сообразил, что именно, а когда понял, то не на шутку забеспокоился.

- Где ещё двое?! – спросил он, когда по третьему разу пересчитал людей.

Оставшиеся солдаты смотрели на него с непониманием, а потом тоже стали озираться.

- Как их звали? – задал он вопрос тому, который говорил про волков.

- Точно не знаю.

- Ханс и Роберт, господин оберштурмбанфюрер, кажется так, - ответил другой рядовой.

- И где они?! – требовательно повторил свой вопрос Кнайсель.

Солдаты всем своим видом показывали, что понятия не имеют, куда делись их товарищи.

Клаус, озираясь, на всякий случай, передёрнул затвор автомата – плевать, что их могут услышать партизаны. Остальные последовали его примеру.

- Да что за чертовщина здесь творится?! – выдохнул Михаэль. – Как можно было не заметить пропажу двух человек? Они же сидели рядом с вами!

И главное, от костра не вело ни малейших следов, а ведь снега уже давно не было, должны были остаться хоть какие-то следы!

- Они были ранены, может быть отстали?

- А вы, значит, не заметили?!

- Партизаны? – осторожно спросил Клаус.

- Или твоя чёртова рысь! – процедил сквозь зубы Михаэль. Клаус в очередной раз не стал спорить, что понятия не имеет, о чём говорит его товарищ по оружию.

- Когда мы собирали хворост, они ещё были, господин оберштурмбанфюрер, - неуверенно произнёс солдат.

- А потом?!

Солдат молчал, не зная, что ответить.

- Потом мы сидели и ели, пили кипяток. Но, господин оберштурмбанфюрер, если это партизаны…

- Как можно было не заметить пропажу двух человек, чтоб вас?! Позовите их, чего стоите?! Если это партизаны, то они всё равно уже знают о нас!

Солдаты стали кричать имена пропавших солдат и звук их голосов жутким эхом разносился среди деревьев.

Никто не откликнулся. Только вороны, потревоженные людьми, перекаркивались где-то высоко в кронах деревьев.

Они ещё несколько раз прокричали их имена, но всё было бес толку, никто так и не отозвался.

- А они точно были? – вдруг спросил Клаус. – Может, мы ошиблись, когда считали выживших?

- По-твоему, можно ошибиться в подсчёте десяти человек? – недовольно отозвался Михаэль. – Я точно помню, сколько нас было, когда мы выдвинулись в дорогу.

- Смотрите! – выкрикнул один из солдат и вскинул автомат.

Все немедленно посмотрели туда, куда указывало дуло его МП-40. Метрах в двадцати от них между деревьями виднелся сугроб, который возвышался над снежным покрывалом. И всё было бы ничего, если бы…

Михаэль, Клаус и солдаты стали осторожно приближаться к сугробу, с трудом переставляя ноги в глубоком снегу. Пока они пробирались, на глаза оберштурмбанфюреру попался ствол сосны, на котором явно топором были оставлены зарубки, возможно, метки для того, чтобы срубить потом нужное дерево.

Зарубки ли! Он присмотрелся и увидел в насечках складывающиеся воедино руны! Моргнул, посмотрел снова – нет, вроде обычная зарубка.

Отдышавшись, они остановились в паре шагов от сугроба. Михаэль потянул руку и дотронулся до его верхушки, после чего снег сполз вниз, обнажая стандартную каску вермахта.

- Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Кнайсель у Фишер.

- Нет, - замотал тот головой. – Судя по всему, он тут уже довольно долго, раз промёрз насквозь.

- Кто это? - спросил Ханке.

Штурмбанфюрер подошёл ближе попытался рассмотреть лицо солдата.

- Дьявол! – вырвалось у него.

- Что?! Что не так? – к трупу приблизился Кнайсель.

Михаэль и Клаус посмотрели на серое лицо мертвеца, затем друг другу в глаза.

- Это Август? – задал Фишер вопрос, хотя получилось скорее утверждение.

- Судя по виду, он тут уже несколько дней, если не больше.

- Это точно Август Кригер, – внезапно подтвердил ефрейтор, - Я был с ним знаком лично. Я узнал его по шраму на подбородке. Вот только его лицо… Что с ним?

С лицом у Августа действительно было не всё в порядке, оно было искажено настолько жуткой гримасой ужаса, словно он увидел само пекло и Сатану там прежде, чем замёрзнуть насмерть.

Михаэль отозвал Клауса в сторону и вполголоса сказал:

- Допустим, это действительно Август, который позавчера вышел в разведку, так?

- Так, - кивнул Клаус.

- И мы случайно нарвались на его тело посреди леса?

Клаус хотел было сказать, что совпадения случаются, но язык отказался поворачиваться.

- А ещё у нас двое пропавших человек прямо из-под носа. Совпадение?

Вот, Михаэль произнёс это слово за него.

- Было бы хорошо, если бы мы знали, куда направлялась на разведку группа Августа, в какую сторону они шли, - произнёс Кнайсель.

- Но мы не знаем. На то она и разведка, чтобы сохранять тайну задания. Учитывая, что мы были в окружении – а может, и сейчас в нём – они могли пойти абсолютно в любом направлении.

- Слишком много вопросов и ни одного вразумительного ответа.

- Помнишь, - ещё более понизив голос, спросил Клаус, - ты как-то рассказывал про Аненербе? Ты говорил, что тебя приглашали вступить в их ряды.

- Клаус! Это была шутка! – твёрдо зашептал Фишер. – Это обычные полусумасшедшие оккультисты, не более!

- Но ты говорил!..

- Я думал, мне это поможет в карьере, не больше, Клаус! Если ты решил, что я овладел какими-то тайными знаниями, которые помогут нам разобраться с этой чертовщиной, то ты ошибаешься. Надеюсь, ты не станешь опять вспоминать про рысь, по которой я якобы собирался открыть огонь.

- Дело не только в чёртовой рыси или окоченевшем Августе! Это не единственная странность, что произошла с того момента, как мы двинулись в лес. А если подумать, то с того момента, как мы выехали на машинах. Куда ехал водитель? Почему? Эта метель опять же. Офицеры мне как-то рассказали историю о том, как в такую же метель пропал целый отряд. А когда нашли его остатки, то одного пришлось сразу комиссовать по причине наглухо поехавшей крыши!

- Мало ли кто и когда пропадал в этой чёртовой стране!

- Это не всё!

- Ну, что ещё? – насторожился Михаэль.

- Я видел Пауля.

- Я его тоже видел. Несколько часов назад, мёртвым.

- Ты не понимаешь, я его видел только что! Полчаса назад, не больше!

Михаэль молчал. А потом произнёс:

- По-моему, ты заболел, Клаус. Мы все пережили многое, у тебя просто нервный срыв.

- У меня?! Я видел его там! – штурмбанфюрер рывком указал рукой в сторону. – Он стоял там как живой!

Остальные солдаты перестали переговариваться и стали смотреть на офицеров.

- Клаус, ты привлекаешь слишком много внимания. Нам нельзя сеять панику. Это смерть для нас. Я не знаю, что произошло с Августом, но явно ничего сверхъестественного! Здесь холодно, мне даже дышать больно! Так что нет ничего удивительного, что он превратился в ледышку! Его отряд попал в засаду, пришлось отступить, потом они заблудились.

- Прямо как мы сейчас, - нервно невесело усмехнулся Клаус.

- Мы пережили жуткий налёт, - уверенно отвечал Михаэль. – Потеряли много людей и близкого товарища! Нам всем нелегко. И нам надо сделать всё, чтобы выжить и выйти к своим! Ты сам так говорил!

Клаус лишь коротко кивал, блуждая взглядом по окрестности.

- Тем более, скоро начнёт темнеть и нам надо думать, как пережить эту ночь, - продолжал Михаэль. – У тебя есть идеи?

- Надо найти укрытие, - ответил Клаус. - Вряд ли мы сможем развести ещё один костёр. Хотя всё равно надо будет попытаться. Главное – найти подходящее место, чтобы не повторить прошлой ошибки, разведя его под деревом.

- Господин оберштурмбанфюрер, - обратился Ханке. – Что прикажете делать с гауптштурмфюрером Кригером?

- А что с ним ещё можно сделать? – ответил за Михаэля Клаус. – Поступим так же, как поступали до этого: возьмём жетон и оставим тело здесь. У нас нет возможности предать его земле, как положено. Иначе мы рискуем повторить его судьбу.

- Да, мы оставим тело, - подтвердил оберштурмбанфюрер. – Август бы нас понял и поступил бы так же. Мы должны двигаться! Ищите всё, что будет походить на приемлемое укрытие, где можно попробовать развести ещё один костёр, иначе ночью будет ещё холоднее. Будем надеяться, что нам повезёт, и мы наткнёмся на какую-нибудь охотничью халупу. Я видел отметины от топора на стволах, а значит здесь всё-таки ходили люди.

- Ты об этих отметинах? – спросил Клаус, указывая на другое дерево.

- Да, были похожие там, - он указал рукой назад.

Клаус осмотрел зарубки или, скорее, глубокие царапины на стволе. Ладно, пускай, это будут зарубки, а не следы от когтей рыси, которую он, Клаус, со слов Михаэля видел и хотел застрелить. Или от когтей медведя, который, по идее, должен находиться в спячке.

Да, надо было поторапливаться, солнце явно клонилось к закату, хоть не было понятно, в какую сторону оно собирается упасть. Просто стало немного темнее.

Взяв очередную половинку жетона с мёртвого солдата и, положив его в офицерскую сумку, Михаэль задумался над направлением их дальнейшего продвижения.

Почему-то тут же вспомнился стоящий по колено в снегу Пауль, который смотрел вдаль, сквозь деревья.

- Туда, - указал рукой направление оберштурмбанфюрер Михаэль Кнайсель.

Клаус Фишер подавил острое желание спросить, почему именно туда. Он понимал, что сейчас любая определённость лучше, чем полная неизвестность. Солдатам, да и им тоже, нужна любая, даже самая призрачная надежда.

***

На лес опускались сумерки, которые из-за раскидистых хвойных лап казались ещё более тёмными. Луны на небе как не было, так и нет, а скоро станет совсем темно, хоть глаз выколи.

Однако, с подачи Клауса Михаэлю, пытавшемуся как-то попасть в Аненербе и разбиравшегося в рунах, удалось зародить в солдатах некоторое воодушевление, когда он указал на дерево, на стволе которого была заметна отметина, явно оставленная топором. Причём отметина была довольно свежей, насколько можно было судить. И да, сейчас он точно мог определить в ней букву «Р». Или руну «ᚹ», которая известна как «радость». Немного напрягала чуть продолговатая черта сверху, что делало указанную руну более схожей с руной «ᚦ», или «шип», но ему больше нравилось думать, что это «радость». Так он солдатам и сказал.

А потом произошло то, что заставило солдат перебирать ногами по глубоким сугробам с усиленным рвением, а Михаэль вспомнил метнувшуюся между соснами тень. Теперь он готов был поклясться, что он видел именно то, что видел, а не какое-то животное.

Закутанная в пуховой платок и тяжёлый, не по росту, тулуп девчонка. Сложно сказать, сколько ей было лет, но Михаэль, кажется, смог разглядеть её необычайно ясные голубые глаза, которые расширились, когда столкнулись с его взглядом.

Она звонко охнула и стала, необычайно ловко хватаясь ручками в толстых рукавицах за ветки и стволы деревьев, сноровисто пробираться по глубокому снегу в противоположную от солдат сторону.

- Ты её видишь? – всё-таки уточнил Михаэль.

- Как тебя! – и они, пытаясь нагнать ребёнка, с солдатами рванули вперёд, что есть сил.

Но объект преследования они всё равно вскоре потеряли из виду, но следы на снегу, им на радость, никуда не пропали. А ещё через некоторое время они увидели тусклые оранжевые огоньки, светящиеся в ночном морозном тумане.

Сначала один огонёк, потом второй. Два окна дома, стоящего посреди дикого леса.

О да! Сегодня они точно не замёрзнут в этом русском лесу и не будут съедены голодными волками.

***

Они остановились на опушке, оставаясь за деревьями.

Следы вереницей тянулись к izba, которая стояла посреди небольшой поляны, накрытой толстой периной снега. Покосившаяся изгородь какие-то пристройки, типа амбара или хлева. Ещё одна, стоящая поодаль – маленькая избушка явно была тем, что в этой стране называли bania. Колодезный журавль вяло кивал своей длинной шеей на пронизывающем ветру. Скрип соединений и удары жестяного ведра о стенки колодца с какой-то жуткой тоской разносился по округе.

Окна избы светились мягким оранжевым светом. Из короткой трубы шёл еле заметный на фоне тёмного неба дымок.

Сказать, что сердце возрадовалось, увидев жильё, да ещё и не брошенное – там может быть и еда и вода – не сказать ничего. Однако необходимо было соблюдать бдительность, девчонка, за которой они погнались, и благодаря которой они вышли к дому, могла быть осведомителем партизан, а их отряд мог прямо сейчас находиться внутри строений.

Но там было Тепло! Да, именно так, с большой буквы «Т».

Михаэль достал бинокль и, приложив холодные окуляры к глазам, посмотрел на постройки.

Дом казался очень-очень старым. Крышу покрывала белая шапка снега, свисающая зефиром со щепы, из которой была устроена кровля. Между брёвен торчали куски утыканного в щели мха, видимо использованного в качестве утеплителя.

Старый, старый дом. Интересно, кто здесь может обитать? Лесник? Дровосек? Просто крестьянин-отшельник?

Нет, вроде бы нигде признаков засады не видно. И охрана тоже не выставлена. Он внимательно, насколько позволяло освещение, пригляделся к распахнутым ставням амбара – тоже никаких признаков того, что там мог засесть пулеметчик.

Маленькая тень метнулась от дома к дому. Ага, вот и девчонка!

Но надо подождать. Ещё чуть-чуть, и только потом пойти. Лучше подстраховаться.

- По-моему, там никого нет, - шёпотом произнёс Клаус.

- В окнах горит свет, - возразил Михаэль.

- Я не о жителях, я о партизанах.

В это мгновение в окне кто-то прошёл перед источником света, на время его загородив.

Что же, выбор не богат: либо замёрзнуть в лесу, либо, в худшем случае, умереть в бою с отрядом ivanов.

- Проверьте оружие, - приказал оставшимся солдатам оберштурмбанфюрер Кнайсель. – Сегодня мы либо умрём, либо переночуем в тепле. Идём!

***

Чтобы войти внутрь им пришлось чуть ли не наклониться в пояс, настолько низкой была притолока.

В первые минуты избушка показалась совершенно пустой, но это всё из-за царящего внутри полумрака, который не могла развеять даже тусклый огонёк керосиновой лампы. Даже более того, её свет на контрасте делал тёмные углы ещё темнее, развеивая темноту, лишь в непосредственной близости от лампы. Пришлось подождать, пока привыкнут глаза к этой полутьме.

Большая белёная печь возвышалась мрачным массивом с правой стороны, занимая чуть ли не треть всего жилища, посреди которого стоял грубо сколоченный из досок стол.

На столе и горела та самая керосинка, а рядом стояли две крынки, чугунок, кружка и глиняная тарелка грубой работы.

Михаэль и Клаус сделали несколько шагов по помещению. Остальные солдаты сейчас осматривали другие строения этого маленького затерянного хутора.

- Посмотри на эту халупу, Михаэль! Это же просто образчик варварского жилища! – скривился Клаус.

В углу раздался скрип, будто сосна в лесу треснула, и что-то зашевелилось.

Офицеры вскинули свои МП-40 направив дула в темноту.

- Вихоти! Руки фферх! – на ломанном русском выкрикнул Фишер, который учил язык, чтобы допрашивать возможных пленных.

Из тёмного угла раздался тяжкий вздох и скрипучий, как треснувшая старая колода, голос произнёс:

- Что ты тут машешь своей железкой? Опусти-ка ты её, мил человек. Не стоит так себя в гостях вести.

- Партизан?! - взвился Клаус. - Выходить на сфет! Бистро! Schnell, schnell, russisches schwein!

Очередной вздох. Не столько усталый, сколько выражающий разочарование и досаду. Послышалось шевеление, похожее на то, когда кто-то принимает вертикальное положение на старой панцирной кровати и не спеша надевает обувь.

Из тёмного угла за печкой, где действительно стояла старая кровать, накрытая соломенным матрасом и шкурами, показался сухой старик с длинной в пояс седой бородой. Клаусу даже показалось, что от старика тянется и рвётся паутина, которую успели сплести пауки.

Хозяин, одетый в длиннополую рубаху, полосатые залатанные штаны и разношенные сапоги, медленно переставляя ноги, проскрипел в сторону скамьи у стола, где так же медленно, будто издеваясь, налил себе в кружку воды из кувшина и размеренными глотками стал её пить.

- По-моему, он издевается, - шёпотом обратился Михаэль к своему товарищу. – Эй, старик! Нам нужна еда, вода и чтобы ты показал, как выйти из леса!

- Он просто слишком стар и болен, и не факт, что не хочет, чтобы мы окончили его мучения, - также в полголоса ответил Клаус.

Наконец, старик напился и поставил кружку с глухим звуком на стол. Всё так же медленно, опираясь одной рукой на столешницу, опустился на длинную скамью, посмотрел на незваных гостей.

- Ты пришёл ко мне просить меня о помощи, но ты делаешь это без должного уважения, - улыбнулся старик, и в зарослях усов и густой всклокоченной бороды можно было рассмотреть редкие жёлтые зубы.

- Что он говорит? - переспросил Михаэль у Клауса.

- Что-то вроде того, что мы не проявили должного уважения, вломившись к нему в дом.

В этот момент дверь позади офицеров распахнулась, и в клубах холодного пара появился довольный Ханке.

- Смотрите, кого мы поймали! – громко заявил роттенфюрер, вталкивая в избу и одновременно крепко держа за ворот тулупа девчонку лет тринадцати с пустыми вёдрами в обеих руках. Из-под тулупа выглядывала длинная, в пол, льняная рубаха, а ещё ниже – ноги в какой-то плетёной обуви, которой раньше Михаэль не видел, а Клаус знал их название – lapty.

- Ой! – пискнула девчонка.

Её взгляд прыгал с Клауса на Михаэля, с Михаэля на деда, и снова по кругу. Пустые вёдра она так и не выпустила из рук.

- Что же это вы мою внученьку-то напугали? – прокряхтел дед. – Она ж за водой пошла, вода у нас закончилась, вот я её и отправил водицы с колодца принести. Или ребёнка испугались, солдатики? Отпустите, Машеньку-то, отпустите.

Что-то в голосе старика Клаусу совсем не понравилось, но что именно, он не мог понять. Может, что дед совсем их не боялся?

- Отпусти её! – приказал он роттенфюреру.

Ханке разжал пальцы, и девчонка, бросив деревянные вёдра на пол, молнией метнулась мимо офицеров к старику. Уселась рядом с ним на скамью, и обняла деда, продолжая исподлобья бросать на солдат не то злобные, не то испуганные взгляды.

Старик поглаживал её по русой голове с длинной, чуть ли не по пояс, косой.

- Ну-ну, внученька, не бойся. Они не сделают тебе ничего плохого. Вы, добры молодцы, собственно кем будете? – старик пристально посмотрел на них из-под кустистых бровей, и в его зрачках отразился огонь лампы.

Михаэль кивнул Клаусу и тот сказал, продолжая удерживать на мушке древнего старика:

- Мы – зольдаты Тысячелетнего Рейх Великой Германия!

- О как! – Кажется, старик был несколько удивлён. – А что же это вы, милые люди, забыли в нашем лесу, ежели не тайна какая?

Вроде сейчас даже Михаэль уловил смысл слов хозяина жилища. Михаэль прошёлся по избе, заглядывая в углы, за печку, подняв дулом автомата шкуру на постели и заглянув под кровать.

- Идёт война, старик! – сказал Клаус, присаживаясь на скамью с другой стороны стола. – Неужели ты здесь совсем ничего не слышать?

- Война говоришь? - старик приподнял левую бровь. – И давно?

-Уже больше полгода, старик! Ты что совсем ничего не слышал?! - удивился Зигфрид.

- Громыхало что-то за лесом... - закивал дед, почёсывая грудь, - спать мешало. А оно вон чё, Михаэль! Война оказывается. Кто с кем?

От слуха Михаэля не ускользнуло, когда старик назвал его по имени, а Машенька бросила на гостя очередной недобрый взгляд. Наверное, хозяин услышал его имя, когда он говорил с Клаусом.

- Мы пришли вас освобождать от власти ж*добольшевиков, которые пьют кровь простого русского народа, - выдал Клаус стандартный пропагандистский набор.

- О как! - Старик поднял вторую бровь, постучал толстыми заскорузлыми ногтями по толстым доскам стола. - Знавал я одного такого, Изей звали. Как-то забрёл тоже, как вы, стало быть, заблудился с целой телегой товаров, а выйти и не может. Дорогу, мол, потерял. Вышел вот тоже на мою избушку, на меня, стало быть, и говорит: я тебе пять ефимков дам, только путь из леса покажи.

Клаус переводил всё Михаэлю, который тем временем тоже присел на скамью, а Фриц продолжал стоять у дверей.

- И? – спросил Фишер.

- Показал. Вывел, - вздохнул старик. - Только Изя тот какой-то хитроскроенный оказался, пять ефимков так и не отдал, говорит, сейчас при себе нету, а вот как доберусь до города, так сразу тебе с первой оказией и вышлю.

Дед хитро так заулыбался, обнажив жёлтые ломаные зубы.

- Видать оказии так и не случилось, - продолжил он. - Ну, я не серчаю, он, когда из леса-то выходил, мошна с его телеги-то за веточку зацепилась, да так и осталась там висеть. Как же я удивился, - подмигнул гостям, - когда нашёл её. Хотел было вернуть, окрикнуть, да куда там! Видать, он забыл просто про мошну-то, а то сразу бы расплатился. Ну, бывает-бывает. Уехал Изя на своей телеге так быстро, как только мог, а мне же не гнаться за ним, стар я уже за телегами бегать.

- И что, было в этой самой мошне? - Клаус пересказывал историю Михаэлю, которая будто завладела его вниманием.

- Как что? – удивился старик. - Ефимки! Как и положено, золотые, полновесные.

- Спроси у него, что такое ефимки? – велел Михаэль.

- Судя по контексту и тому, что он упомянул золото, какие-то монеты.

- Тогда спроси у него, где сейчас эти монеты.

У дверей заёрзал Фриц Ханке, который вслушивался в разговор офицеров. Золото. Золото это хорошо. Если им удастся выбраться, то они сделают это, будучи богатыми людьми. А если удасться получить перевод на запад, куда-нибудь во Францию, то при наличии золота, это будет не жизнь, а сплошной курорт.

Клаус посмотрел на Михаэля, а тот на роттенфюрера. Похоже, господ офицеров посетила та же мысль, что и его.

- Передай нашим, чтобы они тщательнее обыскали всё вокруг, и принеси воды, - приказал ему оберштурмбанфюрер, кивнув на пустые вёдра.

Роттенфюрер дёрнулся, но перечить командиру не стал. Ладно, потом переговорит с ними с глазу на глаз. Хоть чем-нибудь да поделятся. Взяв вёдра, он вышел из помещения, вновь наполнив его клубами холодного пара.

- А эти, монеты, они ещё здесь? – повернувшись к хозяину, напрямую спросил Клаус.

- Ну а где же им быть? Чай магазинов поблизости нету, чтобы на водку спустить. Да и водочка-то у меня своя, домашняя есть. С закуской, правда, проблема была…

Оставалось понять, как поступить: выпытать у спятившего деда, где он хранит золотые монеты, или порешить его сразу, а потом обыскать всё здесь сверху донизу. Клаус, пожалуй, прикончил бы его. Но тогда придётся объяснить солдатам, что они хотят здесь найти.

Нет, лучше будет разговорить старого идиота. В конце концов, для рычага давления можно использовать эту девчонку. Если она ему и вправду внучка, то должен быстро расколоться.

Михаэль поймал себя на мысли, что он довольно быстро переключился на поиск золота, позабыв о том, что ещё совсем недавно он мог насмерть замёрзнуть в лесу.

- А точнее? – спросил Клаус. – Где сейчас лежат эти монеты.

- Так вон, в чугунке, за печкой! – ничуть не задумываясь, ответил старик. – Мошна-то сгнила давно, пришлось пересыпать.

Михаэль встал, прошагал по деревянному скрипучему полу, который покрывали вязаные половики, и посмотрел туда, куда указал хозяин дома. Покопавшись там, он извлёк на воздух заткнутый ветошью тяжёлый чугунок. Прошествовал обратно, поставил чугунок на стол и вытащил тряпку. На него смотрела россыпь старинных монет, причём, судя по всему, европейских.

- Что ты наплёл, старик?! Это не золото!

- Как не золото?! – удивился хозяин.

- Это серебро! – это серебро ответил Фишер.

- Так говорю же, старый совсем стал, запамятовал видать, - прищурился дед.

«Серебро, так серебро» - подумал Михаэль. Тоже сойдёт. С другой стороны, если здесь есть целый чугунок старинных серебряных монет, то почему бы здесь не быть и золотым?

- Как думаешь, здесь ещё есть что-нибудь ценное? – спросил он по-немецки младшего по званию товарища.

- Не исключено, - ответил Фишер. – Главное, чтобы он сначала сказал нам, как выйти из леса.

- Что с остальными? Скажем им?

- Боюсь, что Ханке справиться с этим без нас. Предлагаю пообещать им поделить всё поровну, как только выберемся отсюда.

- Да, а дальше видно будет, - согласился Михаэль. – А пока я всё ссыплю в рюкзак.

Дед, продолжая поглаживать по голове внучку, лишь наблюдал своим острым взглядом за тем, как гости присваивают его добро. Ну а что он мог сделать?

- Nimm es, Mädchen! – Михаэль протянул початую плитку шоколада. - Es ist Schokolade, sehr lecker.

Ребёнок лишь ещё сильнее прижался к деду, бросив колкий взгляд на гостя.

- Бери, бери, Машенька, - произнёс дедушка. – Видишь, добрый человек тебе сладость предлагает.

- Смотри-ка, Клаус, - Михаэль подошёл к висящей на стене тарелке радиоприёмника, пока его товарищ ссыпал монеты в мешок и затягивал на нём лямки. – В этой глуши, оказывается, есть радио! Как думаешь, работает? Может, удастся поймать Берлин?

- Так попробуй!

Оберштурмбанфюрер крутанул, расположенный по центру тарелки регулятор громкости и из динамика полилась лёгкая музыка, причём на русском языке.

«Я тебе, конечно, верю. Я и сам всё это видел. Как же может быть иначе, это наш с тобой секрет! - раздалось из динамика. – А недавно я видала, как Луна в сосновых ветках заблудилась и заснула. Ты мне веришь или нет?..»

- Что это? – спросил Михаэль у своего друга.

- Какая-то русская песня, - ответил тот.

- О чём? – не отставал Михаэль.

- Сложно сказать, - сказал оберштурмбанфюрер. – Какой-то набор слов. Смахивает на песню умалишённого.

- Кто бы сомневался! - воскликнул Михаэль. – Больная отсталая нация!

Внезапно приёмник перескочил волну, и из динамика послышался голос диктора, явно зачитывающий какие-то новости.

"Сегодня в Берлине прошёл очередной гей-парад! - донеслось из радиоприёмника. - ...канцлер Германии Ангела Меркель приветствовала поезд с очередной партией мигрантов с Ближнего Востока..."

-Что? - не понял Михаэль, - Что они говорят? Я, кажется, расслышал слово "канцлер" и "Берлин"

Клаус повернулся правым ухом к радиоточке, стараясь лучше расслышать слова, потом сначала на приёмник, потом на Михаэля.

- Говорит, что в Берлине прошёл гей-парад.

- Что прошёл?

- Гей-парад.

- Что это? Парад победы? Мы победили наши войска прошли парадным маршем под Триумфальной аркой?

- Не понимаю.

- Что именно.

- Похоже, что речь идёт совсем не о военном параде, - смутился Клаус.

- Говори уже!

Клаус пытался подобрать слова, которые звучали бы наименее травмирующее для ушей его боевого товарища.

- Это парад… в нём прошли представители… эмм… сексуальных меньшинств.

- Кого? – не поверил своим ушам Михаэль.

- Ты правильно понял. Те, кому пришивают на лагерную робу розовый треугольник.

Михаэль обернулся к старику, который уже спокойно похлёбывал чай из старой глиняной чашки. Девчонка сидела рядом, грызя какой-то сухарь и время от времени исподлобья бросая в сторону непрошенных гостей колкие взгляды.

- Это какая-то провокация, старик?! – выкрикнул он по-немецки. – Имей в виду, я могу пристрелить тебя в любой момент.

- Можешь, конечно, можешь, - вздохнул хозяин, сдвинув кустистые брови, но избегая смотреть гостю в глаза.

А радиоприёмник тем временем продолжал вещать: «Очередной скандал грянул в Бундесвере в связи с утечкой переговоров высшего руководства, которое планировало удар по Керченскому мосту»

- Клаус, - обратился Михаэль.

- Да?

- Ты что-нибудь слышал про керченский мост?

- Нет, впервые слышу. А где это?

- У Крыма. Хотел бы я сейчас там оказаться. Но там нет моста, я видел карты. А что такое Бундесвер? Звучит вроде по-немецки, но как-то странно.

- Это точно провокация партизан! И этот выживший из ума дурень тоже партизан! – Михаэль потянулся к кобуре с люгером.

- Подожди! – остановил его Клаус. – Мы не заметили никаких признаков партизан, когда подходили. Может так статься, что старик просто спятил и имеет талант к чревовещанию. К тому же, если ты его пристрелишь, мы не узнаем, есть ли здесь ещё что-нибудь ценное, - он через плечо посмотрел на древнего старика. – Почему-то мне кажется, что здесь наверняка найдётся и золото.

- А может нам тогда девчонка расскажет? – предложил оберштурмбанфюрер. – И тогда старик нам точно не нужен.

- Не хочу тебя огорчать, но, кажется, девчонка не умеет говорить. Ты слышал хоть одно членораздельное слово от неё за последний час? Вот, тот и оно.

«Голосуй или проиграешь… - доносилось из динамика, - …Не дай себе засохнуть! Хорошо иметь Домик в деревне!.. Жизнь хороша, когда пьешь не спеша!.. Министр обороны Германии Урсула фон дер Ляйен посетила сегодня…»

- А что это вы там делаете? Неужто радиоприёмник починили и слушаете? - внезапно хозяин этой халупы. – Так оно не работает. Я ж его в лесу нашёл. Принёс, повесил на стенку для красоты. И знать не знал, что за диковина такая, думал вообще в печи сжечь. А потом, как геологи забрели, говорят, откуда ж вы, дедушка, такой раритет достали?! Ему ж, говорят, минимум семьдесят лет! Вот, решил повесить на стену.

- То есть как, не работает?! - удивился Клаус и, проведя глазами по висящему проводу, быстро-быстро подобрал его руками, тонкий провод легко выскочил из-за старого сундука. Но на его конце не оказалось даже обязательной вилки. Собственно, как и розетки, от которой он мог бы питаться, о чём узнал Клаус, когда отодвинул сундук.

А ведь и правда, подумал Клаус, когда они сюда шли, он не заметили никаких линий электропередач.

- Что за бред?! – промычал озадаченный Клаус.

- Звук пропал, - добавил Михаэль. – Только что был, и вот уже его нет. Но ты же слышал то же, что и я, верно? Мы же не сходим с ума, Клаус?

Клаус молчал, думая, что ответить Михаэлю, так как сам боялся за свой рассудок.

- Не сходим, - наконец ответил он. – Мы вымотаны, хотим спать и есть. Бывает, случаются галлюцинации.

Он залез рукой в карман и, отломив кусок горького шоколада, сунул его в рот. Пожевал.

- Я тоже слышал, - успокоил он раздражённого Михаэля.

Последний наклонился над сундуком и, сбив с него навесной замок под неодобрительным взглядом хозяина, стал в нём копаться в поисках чего-нибудь ценного.

На худой конец, думал, оберштурмбанфюрер, если я найду хоть что-нибудь, что укажет на связь с партизанами, можно будет с чистой совестью пустить старика в расход.

На пол полетело старое тряпье, платки и изношенные сапоги. Ни жемчуга, ни золота в сундуке не оказалось. Впрочем как и чего-либо, что указывало бы на связь хозяина дома с партизанами или вообще с большевиками.

Михаэль выпрямился, желваки ходили на его скулах.

- Что-то давно нет Ханке и остальных, - вспомнил он.

- Я схожу, посмотрю, - предложил Клаус, направляясь к выходу.

- Нет, - остановил его оберштурмбанфюрер. – Ты знаешь русский, лучше останься с ним, вдруг этот выживший из ума идиот расскажет что-нибудь интересное. Я просто уверен, что у него есть золото, не может не быть!

Михаэль Кнайсель проверил свой пистолет-пулемёт, убедился, что патрон находится в патроннике и вышел, проклиная низкий дверной проём, который заставлял его низко наклоняться.

То, что их подчинённых давно уже не было, действительно было странно. А они с Клаусом так и вообще забыли про них, занимаясь старинными монетами, да разбираясь с фокусами, которые проворачивал старик с неработающим радиоприёмником.

Нет, наверняка радио работало. Оно точно было каким-то хитрым образом подключено к граммофону или другому воспроизводящему устройству. Иначе и быть не может, думал оберштурмбанфюрер.

«Министром обороны Германии стала женщина?! – вертелось в голове Оберштурмбанфюрер, - какой-то врач-гинеколог Урсула фон дер Ляйен?! Что за чушь!» При этом он почему-то запомнил имя так называемого министра обороны из фальшивой радиопередачи. Зачем ему эта информация?!

Старый хрыч наверняка состоит в партизанском отряде! Или, как минимум, помогает этим бандитам. Ничего, сейчас он найдёт своих людей, и они вместе так поговорят с этим стариканом, что мало ему не покажется и плевать на его внучку, которая, судя по всему, тоже давно уже лишись разума, живя в такой глуши.

Михаэль вышел на крыльцо и сделал глубокий вдох. Морозный воздух быстро наполнил его лёгкие.

Он достал из кармана сигареты, попытался раскурить одну, но спички упорно не хотели загораться. Истратив пять штук, он раздражённо плюнул под ноги и тут его взгляд зацепился за тень от крыши, на которой виднелся силуэт какого-то животного. Или человека?

Он развернулся и поднял вверх автомат, приготовившись стрелять.

Никого. На крыше никого не было. Лишь на небе мертвенно-голубым светом сияла полная Луна, заливая всё вокруг потусторонним сиянием и по яркому диску которой тянулись узкие полоски облаков.

Неужели опять показалось? Да уж, отоспаться бы нее помешало. Сейчас он найдёт этих обормотов, что не могут справиться с простым заданием осмотреть пристройки, и выставит караул и тут же завалится на тёплую печку.

Он опусти взгляд и тут же увидел одного из солдат, стоявшего к нему спиной на углу амбара или сарая.

Спустившись с крыльца, оберштурмбанфюрер пошёл к солдату, который просто стоял, и, казалось, даже не двигался. И чего он там замер? Давно могли уже осмотреть и вернуться!

Под ногами хрустел свежий снег, который в лунном свете икрился голубоватым светом.

- Эй! Солдат! – крикнул Михаэль ещё на подходе. – Ты там что, уснул? Вы должны были уже всё осмотреть и вернуться!

Солдат не отвечал.

Оберштурмбанфюрер не скрываясь подошёл к солдату, готовясь задать ему хорошую взбучку за то, что тот не реагирует на оклик старшего по званию.

Солдат стоял на углу дома и выпученными глазами смотрел в распахнутые ворота хлева и даже не вздрогнул, когда Кнайсель рванул его за плечо, чтобы увидеть его лицо.

- Оно, оно… - повторял солдат, - оно…

- Что?! Что оно?! – не выдержал Михаэль и съездил кулаком в перчатке по лицу подчинённого, от чего тот уставился на него ещё более ошалелым взглядом.

- Оно утащило Ганса! В хлев! Оно утащило Ганса в хлев!

- Да кто оно?! – Оберштурмбанфюрер Кнайсель в гневе тряс рядового за грудки.

- С-с-существо! – заикаясь, отвечал солдат.

Кнайсель с силой оттолкнул солдата, и тот спиной ударился о стену сарая.

- Возьми себя в руки, солдат! – выкрикнул он со злобой.

В темноте хлева на жерди, спиной к выходу, из-за чего морду существа не было видно, сидело нечто лохматое и длинношерстное с тонкими, но жилистыми ручками и ножками. Тварь что-то вертела в своих лапах, и увлечённо чавкала чем-то мокрым.

- Что за мерзкая тварь! – скривившись от брезгливости, произнёс Михаэль и отдал приказ солдату. – Следуй за мной!

В темноте сарая толком было ничего не видно, и оберштурмбанфюрер достал из кармана маленький электрический фонарик Zailer, закрепив его на портупее, чтобы держать автомат обеими руками. Луч выхватил из темноты серую спутавшуюся шерсть, и тело солдата, лежащее на старых и грязных от птичьего помёта досках. Сверху, где сидела тварь, капало чёрным.

Михаэль перевёл взгляд на тело солдата, маскхалат у которого на груди был разорван, и зияла такая же багрово-чёрная дыра с белёсыми проблесками.

Как только луч света коснулся шерсти существа, оно замерло, будто собака, которая внезапно обнаружила рядом со своей миской чужой сапог.

Михаэль поймал себя на мысли, что он должен бы сейчас выпустить короткую очередь по странному исчадию, которое несомненно было ещё одним слабоумным отпрыском хозяина дома (взять хоть его немую внучку по кличке Mashenka), но он ощутил невыносимое любопытство, которое настойчиво требовало от него разглядеть тварь как можно подробнее.

Позади тяжело дышал солдат. Лишь бы этот идиот не выстрелил ему от страха в спину, пронеслось в голове оберштурмбанфюрера.

Михаэль сделал шаг вперёд, и под его ногой надтреснуто скрипнула прогнившая доска.

Существо замерло и перестало чавкать. На грязный пол, припорошенный такой же гнилой соломой, с мокрым шлепком упало что-то округлое.

Михаэль перевёл взгляд, старясь не терять из виду тварь, и посветил фонариком. Это было наполовину съеденное сердце.

Собственное сердце оберштурмбанфюрера как назло стало предательски колотиться с невообразимой частотой.

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук!

Когда Кнайсель оторвал взгляд от разорванной груди солдата и валяющегося рядом органа, он, наконец, увидел морду повернувшегося к нему жуткого создания, которое только что беззастенчиво поедало его подчинённого.

Назвать то, что предстало его взору, человеческим лицом не поворачивался язык: в желтоватом свете фонарика за измазанными кровью тонкими губами просматривались острые направленные в разные стороны иглообразные клыки. Над ними – две дырки, которые должны были обозначать нос, а ещё выше… выше был только один глаз. Блеклый, большой, но такой живой и в то же время хитрый глаз, излучающий какую-то потустороннюю чуждость.

Белёсая перепонка на мгновение затянула единственное око существа, зрачок расширился, сузился, а в следующий миг оно оттолкнулось своими голыми когтистыми ногами-лапами от жерди и бросилось прямо в лицо оберштурмбанфюреру, обдав его гнилостным дыханием.

Короткая очередь разорвала тьму хлева, заставив тварь отпрыгнуть в сторону, но оберштурмбанфюрер не собирался давать ей возможности уйти. Он расстрелял целый магазин, пытаясь достать прыгающее по стенам одноглазое создание, но каждый раз запаздывал на какие-то доли секунды.

За спиной стрелял солдат, но так же без особого толка, казалось, он просто нажимал на спусковой крючок в приступе паники, Dummkopf!

Опорожнив очередной магазин, Михаэль выхватил их кобуры люгер и стал палить по мечущейся твари, не прекращая попыток её достать. Вот только химера отличалась невообразимой реакцией, уворачиваясь от всех выпущенных в её сторону пуль.

- Сдохни! Сдохни! Сдохни! – кричал Михаэль, нажимая на спусковой крючок, после чего помещение на долю секунды освещала вспышка света.

И вот боёк ударил вхолостую, потом ещё раз. Осознание того, что надо сменить обойму пришло с запозданием. Искажённая гримасой ярости одноглазая морда в обрамлении грязной свалявшейся шерсти уставилась на оберштурмбанфюрера, подобрав под себя ноги-лапы и явно готовясь к прыжку.

Руки сами нащупали в подсумке магазин, и патрон со щелчком отправился в патронник ровно в том миг, когда тварь бросилась в последнюю атаку.

Раздался выстрел и пахнущая мокрой шерстью тень под звуки рвущейся ткани пролетела над Михаэлем, повалив его на доски.

Снег захрустел удаляющимися спешными шагами.

Лёжа на спине, Михаэль наблюдал, как пар от его дыхания, вырываясь из его лёгких, развеивается в темноте хлева.

Лишь бы там, в темноте потолка, больше не скрывалось никаких тварей, ибо сейчас он был по-настоящему беззащитен.

Нащупав сорванный фонарик, оберштурмбанфюрер посветил над собой, но обнаружил лишь затянутый старой паутиной потолок.

Странно. Странно. Никто не бежит сюда. Странно.

Клаус! Неужели ты не слышал стрельбы?! Где вообще все остальные?! Ведь где-то должны быть ещё минимум шесть солдат!

Кнайсель привёл себя в сидячее положение. Потом, опираясь на руку, встал на ноги. Обернувшись, оберштурмбанфюрер хотел отчитать рядового, что был у него за спиной, в том числе за то, что чуть не подстрелил своего командира, но обнаружил, что тот лежит на снегу, а из раны на его горле пульсирующими толчками вырывается кровь, оставляя на голубом снегу чёрный пятна.

- Дерьмо! – выругался Михаэль. – Что здесь вообще происходит?!

Кажется, в его голове зародилась мысль, что объяснить все их злоключения одними лишь кознями партизан становится затруднительно.

Надо бы вернуться к Клаусу, не надо было вообще оставлять его одного. Тут нельзя передвигаться одному, вообще нельзя.

Подсознательно Михаэль ожидал, что не обнаружит никаких следов, оставленных одноглазой тварью, но к своему удивлению от хлева по снегу тянулась вереница вмятин разной глубины, создание явно предпочитало передвигаться на всех четырёх конечностях.

А вот следов крови он так и не заметил.

«Тварь! – ещё раз подумал. – Неужели ни одна пуля в него не попала!»

Он стоял на морозном воздухе, размышляя, стоит ли ему всё-таки пойти и проверить, как там Клаус, или пойти по следам уродца, чтобы всё-таки попытаться пристрелить его, ведь он (она, он?!) расправился с его солдатами.

«Как минимум с двумя» - почему-то подумалось Михаэлю.

Нет, надо пойти и убедиться, как там Клаус. А заодно посмотреть, не ранила ли его одноглазая тварь, а то как-то тянет в области шеи и плеч, как будто что-то давит сверху, впрочем, это и не удивительно, учитывая, как сильно он ударился, когда упал на пол.

***

Клаус прохаживался по светлице туда-сюда в ожидании своего товарища и солдат. Он поймал себя на мысли, что ему не по себе оставаться со стариком и девчонкой наедине. Хотя, казалось бы, как они могут ему навредить? Старик. Девчонка. Да ещё и безоружные.

В окне промелькнул крупный тёмный силуэт. Наверняка это прошёл кто-то из солдат, а может, и сам Михаэль. Потом ещё один. Дверь вопреки ожиданиям не распахнулась, и в клубах холодного пара в помещение никто не вошёл.

Совсем не хотелось сидеть. Тем более, спать.

Клаус прошёлся вдоль комнаты ещё раз и задержался перед большим зеркалом на стене в половину человеческого роста. Зеркало было старое, в крашеной, местами облупившейся, коричневой краской раме, с потрескавшейся и отслаивающейся амальгамой, но всё ещё дающей возможность видеть хоть и мутное, но отражение.

Всмотревшись в своё отражение, Клаус обнаружил на своём лице минимум семидневную тёмную щетину, что уныло топорщилась на впалых щеках. А над ними измождённые глаза с такими мешками под ними, что хоть воду в них таскай. Он даже не мог вспомнить, когда последний раз брился и ел хоть что-то кроме проклятого шоколада.

Вот только… В зеркале у двери явно угадывался женский силуэт. Клаус моргнул, чтобы присмотреться, но женская фигура уже исчезла. Должно быть, просто его воображение так восприняло отстающую амальгаму.

Он вздохнул, ещё раз взглянул в зеркало и резко развернулся, когда увидел рядом с ним за его спиной бледную молодую женщину, которая положила кисти рук ему на плечи.

Нет, кроме деда и девчонки в доме никого не было. Старик, как обычно сидел, казалось, не проявляя никакого интереса к незваному гостю, а девчонка всё так же сверлила его взглядом исподлобья.

И ещё кто-то где-то шкрябся. Словно мышь пыталась прогрызть трухлявые брёвна, из которых был сложен дом. Цап-царап. Цап-царап…

- Что-то долго нет ваших товарищей, - равнодушно проскрипел хозяин. Словно старое сухое дерево трещало на ветру.

- Молчать! – приказал ему Клаус. Гляди-ка ты, разговорился дед!

Вдруг, по потолку, а вернее по чердаку кто-то пробежал по перекладинам, громыхая досками, и тут же послышался звук более всего похожий на вопль разъярённой кошки. Так кошачьи шипят и рычат, когда они злятся или напуганы.

А потом ещё раз. Только теперь кошка издавал утробные звуки уже где-то за печкой. Интересно, как она туда попала? Там, что какой-то выход на чердак?

Животное не унималось, продолжая наполнять помещение всё более неестественными звуками.

- Что за дьявол! – Клаус решил пристрелить тупое животное, и без него было тошно.

На скамье у стола продолжал сидеть старик, поглаживая по голове так называемую внучку, которая так и стреляла в Клауса глазами, штурмбанфюреру даже показалось, что она, глядя на него исподлобья, улыбнулась одними уголками губ.

Подойдя к печке, Клаус поднёс руку к занавеске, навешанной на отполированную руками за многие годы оглоблю, в другой руке он держал рукоять своего МП-40.

Звуки так и не прекращались, более того, с его приближением они, казалось, становились всё более агрессивными.

Клаус резко рванул старую занавеску в сторону, и прямо на него из темноты бросилась стремительная тень, более всего похожая на большую рысь!

Палец сам собой нажал на курок, и короткая очередь выбила щепу из потолка. Послышался звук бьющейся глиняной посуды, опрокинутого чугунка и резко хлопнувшей двери. Керосиновая лампа на столе моргнула, и комната погрузилась в кромешную тьму.

Клаус, опираясь на тёплый бок печи, поднялся на ноги. Кажется, проклятая кошка его лишь оцарапала. От резко наступившей темноты Клаусу показалось, что он полностью ослеп, однако глаза быстро привыкли к тусклому лунному освещению, поступающему в комнату сквозь небольшие окна, и вскоре стали различать окружающую обстановку.

Клаус даже смог различить силуэт хозяина дома, который продолжал сидеть за столом, как ни в чём не бывало. Он что не видел эту лохматую тварь? Или это было его животное? Похоже, его всё устраивало, и он не собирался снова зажигать лампу. Или у него не было спичек? Что ж, так уж и быть, Клаус сам зажжёт лампу.

Штурмбанфюрер достал спички из кармана, проверил, не сырые ли они, подошёл к столу и снял с лампы стеклянный плафон. Он убедился, что в лампе ещё есть керосин, подкрутил клапан и чиркнув спичкой поднёс её к лампе, на которой зарделся жёлтый огонёк, чадящий узкой струйкой дыма.

Закрепив плафон на его месте, он поставил лампу на стол, и уже хотел было высказать пару ласковых старику, который так и продолжал сидеть за столом, но тут его прошиб холодный пот.

Вместо старика за столом сидел гауптштурмфюрер Пауль Шваб, сжимающий в руках алюминиевую кружку с кипятком, от которой так и валил пар. Старый товарищ просто сидел и смотрел в окно напротив.

- Никак не могу согреться, - медленно произнёс Пауль и отхлебнул из кружки. Послышался звук льющейся на пол воды. – Холодно. Очень холодно. Но зато простуда, кажется, прошла.

Клаус молчал, ибо язык его буквально прирос к нёбу, а ноги стали предательски ватными. Осторожно, чтобы не упасть и, не сводя взгляда с Пауля, с его белого, как простыня, лица, которое мог наблюдать в профиль, Клаус опустился на скамью.

- Хорошо, что вы нашли этот дом. Ты всё правильно понял, - снова произнёс Пауль, только уже с некоторой грустью в голосе, а потом медленно повернул голову и Клаус смог отчётливо разглядеть помутневшую роговицу его глаз и застывший на ресницах иней. – Вот только почему вы бросили меня?

Штурмбанфюрер Фишер потянулся к ручке висевшего у него на шее автомата.

- Мы не бросали, - просипел он, не веря тому, что видят его глаза, и что ему вообще приходится общаться с мёртвым товарищем. – Ты умер, мы похоронили тебя.

Пауль грустно улыбнулся, и от этой улыбки по спине Клауса пробежал очередной табун холодных мурашек. Правая щека гауптштурмфюрера Пауля Шваба была разорвана и сквозь неё виднелись белые зубы и такой же, как и губы, сине-чёрный язык.

- Этого не может быть! – прошептал Клаус.

- Вы бросили меня с остальными в поле, Клаус, - грустно ответил Пауль. – Как и других. Но нас нашли волки. Ты знаешь, что это такое, когда тебя на куски рвёт волчья пасть?

- Ты был мёртв! – произнёс Клаус, свободной от оружия рукой, оттягивая воротник, в горле всё пересохло.

«Зачем я вообще с ним говорю? – пронеслось в голове. – Это всё галлюцинация!»

- Мы боялись, что штурмовики вернутся доделать то, что начали, - продолжал Клаус. – У нас совсем не было времени.

Пауль медленно покивал, поднёс кружку ко рту и сделал глоток. Обжигающий кипяток пролился из разорванной щеки по такой же искалеченной волчьими клыками шее и порванной шинели.

- У тебя ещё остался шоколад? – спросил Пауль. – Хочется чего-нибудь такого…

Дрожащей рукой Клаус достал початую плитку шоколада в обёртке и протянул мертвецу. Стараясь не соприкасаться с его рукой, отдал ему всё сразу.

Раздался звук ломающегося под нажатием зубов шоколада. Было жутко смотреть на то, как бледном как простыня лице перекатываются желваки, а внутри на почти чёрном языке прыгают куски нетающего лакомства.

- Проклятая страна, - выдал Пауль и крошки шоколада посыпались через разорванную щеку. – Проклятая война.

Он посмотрел на Клауса своими помутневшими глазами. И потянул к нему свои руки, хватаясь за маскхалат и обшлага шинели.

Клаус пытался отбиваться, но холодные руки мертвеца всё ближе подбирались к его горлу. Клаус закричал, но из его горла не вырвалось и звука. А потом всё потемнело.

***

Снова огоньки. Жёлтый свет пробивался сквозь мутное оконце низкого бревенчатого строения без трубы. Кажется, это баня, подумал оберштурмбанфюрер. Типичная большевистская баня, созданная лишь для того, чтобы угореть в ней насмерть. А внутри наверняка суетятся его солдаты, отсвечивая фонариками! Михаэль как-то сразу забыл, что только что собирался вернуться в избу к Клаусу.

«Интересно, что эти бездельники там забыли?» - подумал, и ноги сами его повели по протоптанной в снегу тропинке.

Он повёл плечами, которые отозвались тянущей болью. Всё-таки здорово он приложился об пол. Ничего, сейчас он выдаст этим олухам по первое число! Чтоб знали, как нарушать приказы командира!

Интересно, что они там нашли?

«А найти они могли только одно!» - стрельнуло в голове. И, скорее всего, солдаты с подачи Фрица Ханке решили по-быстрому поделить золото между собой, минуя офицеров.

«Сволочи!» - подумал Михаэль, подходя к двери бани, и заметив, что огоньки фонариков, при его приближении замерли.

Он вошёл в предбанник и, рванув дверь на себя, заорал:

- Что, воры, совсем забыли, что такое дисциплина?!

Внутри никого не было. Совсем.

Оберштурмбанфюрер чуть не зарычал от злости. Он поводил фонарём туда-сюда, луч выхватил чёрные от сажи стены, старую мочалку из лыка, бадью, старый таз… Людей внутри не оказалось.

Закрыл глаза, глубоко вздохнул и снова осветил помещение. Нет, никого здесь не было. Разве что на балке над самым выходом из бани он заметил нечто, похожее на вырезанные руны, которые, по его мнению, были лишены всякого смысла.

Луч скользнул по полу. Что-то блеснуло в углу.

Оглянувшись на открытую дверь – кто знает, кто в неё сунется – Михаэль подсвечивая себе фонариком, и наклонившись по причине низкого потолка, прошёл в противоположный угол бани.

Отодвинув холодную деревянную скамью, он наклонился, и в его глазах сверкнул огонёк удачи – это была золотая монета! Почему-то он был уверен, что это именно золото, как ни крути! Золото! Точно! Ничем другим это не может быть!

Он протянул руку и подцепил замёрзшими пальцами жёлтую монетку. О, как она переливалась в свете фонарика!

Поднеся поближе к глазам, он внимательно рассмотрел её: но ничего разобрать не смог, так как не владел арабским, а вся монета была испещрена замысловатой вязью, которую он идентифицировал, как арабскую.

Ну и ладно, главное, что это золото. Золото! И наверняка где-то здесь есть ещё. Он стал планомерно осматривать каждый сантиметр пола, и удача улыбнулась ему, когда он заглянул за печь, где обнаружил ещё одну монету. А потом ещё одну. Казалось, они падали откуда-то сверху. Надо бы заглянуть на чердак, тем более, что он здесь довольно низкий.

Встав на ноги, он осмотрелся. И снова блеск! На этот раз на дне бадьи, наполненной водой, которая начала покрываться тонкой коркой льда.

Михаэль снял перчатку и, засучив рукав, наклонился над бадьёй, чтобы достать золотую монетку, и тут же замер: из воды на него смотрело улыбающееся острыми зубами одноглазое отражение - уродец сидел прямо у него на плечах, сжимая свои когтистые пальцы на шее оберштурмбанфюрера.

А в следующий миг мохнатый циклоп с силой толкнул его лицом в бадью. Ледяная вода обожгла кожу, и тонкий лёд врезался в щёки.

Упираясь руками в края бадьи, Михаэль попытался извлечь лицо, чтобы сделать вдох, но тварь оказалась на удивление сильной, несмотря на всю кажущуюся тщедушность.

Брызги летели по сторонам. Пихая его в воду, тварь смеялась, как сумасшедшая, от чего в панику мог впасть любой другой человек, но Михаэль был не из таких.

Уже испытывая нехватку кислорода, он попытался одной рукой схватить тварь за шерсть, и это даже ему удалось, но тут ощутил на своих пальцах острые зубы, которые прорезали его плоть до костей.

Тварь царапала и грызла его, отчего холодная вода в бадье стала светло-розовой. Собравшись с последними силами, Михаэль оттолкнулся ногами и руками от бадьи, в попытке ударить уродца об стену. Но тварь оказалась куда проворней – в последний момент она совершила кульбит в воздухе и, наконец, отпустив свою жертву, дико смеясь, исчезла в предбаннике.

Второй раз за ночь оберштурмбанфюрер Кнайсель столкнулся с проклятым циклопом, и второй раз уродец смог уйти, чуть не убив его.

«Дерьмо! Оно что, издевается?!» - подумал Михаэль, пытаясь отдышаться. Он вскочил, осмотрелся. Поводил фонарём по помещению бани, но больше никого не заметил.

Поднявшись на ноги, он осмотрел руку: пальцы были на месте, но кровь продолжала идти, так как раны действительно оказались глубокими. Вытащив бинт, он наскоро забинтовал кисть.

Выйдя в предбанник, он ощутил, как ему на плечо опустилась рука в шерстяной перчатке и белом рукаве маскхалата.

- Ханке! Ты?! – вздрогнул Михаэль, оборачиваясь, но за ним никого не было. Лишь одна рука с глухим звуком упала на пол.

Он осмотрелся, поднял глаза к потолку и увидел тело солдата, что лежало на низком чердаке.

Михаэль повернул его, чтобы убедиться, что это действительно был Фриц Ханке. Из карманов покойника на пол с манящим звоном посыпались золотые монеты. Штук двадцать, не меньше.

Кнайсель, не считая, быстро собрал все монеты и сложил их уже в свои карманы. Потом стащил тело несчастного роттенфюрера и обыскал его, что дало ему ещё около десятка монет, испещрённых арабской вязью. Теперь стало понятно, почему Ханке не спешил возвращаться: наткнувшись на клад, он решил присвоить всё себе, щербатая морда! Вот только это стоило ему жизни. Кнайсель уже не сомневался, что прикончила роттенфюрера одноглазая тварь.

Выйдя из бани, он заметил, как за её углом исчезают чьи-то ноги в сапогах, словно кого-то тащили за руки или подхватив за плечи. В уме Михаэль вёл подсчёт убитых солдат: в хлеву – двое, в бане – ещё один, и сейчас эти ноги в сапогах. Веры в то, что солдат был ещё жив, уже не оставалось. Значит, где-то должно быть ещё четыре бойца.

Тьфу! Ведь ещё двое пропали в лесу! Значит, до избы дошло всего восемь и где-то здесь ещё, не считая его и Клауса, должно быть два солдата. Всего два, чтоб их!

Михаэль попытался, как можно незаметнее подойти к углу бани, за которым скрылись сапоги, но снег предательски скрипел под ногами, демаскируя его. Что же, остаётся надеяться лишь на быстроту реакции.

Убедившись, что в магазине ни меньше половины патронов, он резко выскочил из-за угла, готовый тут же выпустить короткую очередь по врагам, кем бы они не оказались.

***

В комнате не было никого. Ни хозяина старика, ни его внучки, ни мёртвого Пауля. Внезапно стало так тихо, что зазвенело в ушах. Лишь за окном метались какие-то рваные тени.

Клаус сидел на скамье, сжимая побелевшими от напряжения пальцами автомат. Он так и не выстрелил.

«Привиделось» - подумал Клаус. Наверное, он просто уснул сидя за столом, и ему всё это приснилось. Он даже нервно усмехнулся, но тот ему на глаза попалась недоеденная плитка шоколада, лежащая на столе и внутри, в районе желудка всё сжалось.

Нет, нет, скорее всего, это он сам её там оставил, а, может, и вытащил во сне, ведь ходят же люди во сне, так почему бы он тоже так не мог сделать, правда?

Что-то скулило и скреблось. Звук был такой тихий, что Клаус даже не сразу понял, откуда он идёт.

От печи. Из-за полукруглой заслонки, что закрывала устье печи. Очередная кошка, провалившаяся в дымоход?

Он подошёл к печи и резким движением убрал заслонку. В печи согнувшись в три погибели, сидела Машенька. Девчонка, не то подскуливая, не то подхихикивая, указательным пальцем чертила на толстом слое золы. Знак больше всего напоминал трёхпалую птичью лапу ᛉ. Жаль, здесь не было Михаэля, он бы сказал, что означает этот знак.

А потом она, наконец, обратила внимание на Клауса. Подняла свой взор и стала на него пристально смотреть, а её губы стали расползаться в зловещей улыбке, до неестественности искажая молодое детское лицо.

«Так, с меня хватит!» - решился Клаус.

Он вскинул автомат, но девчонка каким-то непостижимым образом извернулась и скрылась в глубине печи, обдав Клауса облаком сажи и пепла. Он даже не успел выпустить очередь. И в тот же миг на чердаке послышались громкие шаги.

Выскочив в сени, Клаус заметил лестницу, ведущую на чердак. Сделав несколько шагов по ступенькам, он осторожно высунул голову, чтобы оглядеться. Темно, хоть глаз выколи! Лишь сквозь прорехи в крыше еле-еле пробивается лунный свет. Но этого было точно недостаточно.

Клаус вернулся в комнату и взял со стола керосиновую лампу. Сделал огонь поярче, взял её в левую руку, а в правую люгер. Стал шаг за шагом подниматься по лестнице.

«Если только она не выскочила в трубу, как…» - Клаус отогнал эту мысль, считая её совершенно бредовой.

Он прислушался. Где-то в дальнем конце чердака явно тяжело дышали.

Осторожно шагая по доскам, лежащим на перекрытиях, Клаус пошёл на звук.

Большая рысь вышла из-за печной трубы, заставив Клауса замереть. Держа в одной руке лампу, а в другой пистолет, направленный на животное, Клаус сделал шаг вперёд.

Рысь зашипела и оскалилась, показав длинные желтоватые клыки. И тоже сделала пару шагов в сторону. Откуда-то изнутри животного раздавалось утробное урчание. Глаза кошки, светившиеся изумрудным отблеском, не сводили взгляда со штурмбанфюрера.

Ещё шаг. Надо было лучше прицелиться. Рука с люгером стала медленно подниматься.

Зверь зарычал и сделал резкое движение в сторону Клауса и тот выстрелил! Рысь метнулась в сторону и выпрыгнула в чердачное окно, выбив ставни.

Когда Клаус подошёл к окну, то заметил, что внизу стоит один из его солдат, а рыси нигде не видно.

- Эй! – позвал он, но солдат, будто его не слышал, лишь, озираясь, держал в руках винтовку, готовый в любой момент выстрелить. – Ты слышишь?! Я к тебе обращаюсь!

Солдат, наконец, обратил на него внимание и посмотрел снизу вверх на старшего по званию, который выглядывал из чердачного окна.

- Господин штурмбанфюрер?! – он словно не верил своим глазам. – Это вы?!

- Я! – кивнул Клаус. – Где остальные?! Где оберштурмбанфюрер Кнайсель, ты его видел?

- Нет, не видел

- А рысь, рысь ты видел?

- Рысь? – солдат затравленно огляделся. – Здесь ещё и рысь где-то?! Дерьмо! После всего, что я здесь увидел, здесь ещё и рысь?!

- Жди меня на месте, - приказал Клаус, - я сейчас спущусь!

- Так точн… - не успел договорить солдат. Стремительным броском рысь сбила его с ног, винтовка отлетела в сторону, и челюсти животного сомкнулись на горле несчастного, заставляя того беспомощно дёргаться.

Несколько выстрелов из люгера легли в «молоко», а невредимая рысь, улыбаясь, посмотрела снизу на Клауса.

- Дьявол! – закричал Клаус и, побоявшись в прыжке сломать ноги, рванул к лестнице, чтобы побыстрее оказаться на улице, но в полутьме оступился, выронив из рук лампу.

***

За баней открывалось свободное пространство, посреди которого возвышался столб почти в полтора человеческих роста высотой. Около столба, ожидаемо без признаков жизни валялся солдат.

Хотя нет, вроде двигается. Михаэль решил подойти, чтобы убедиться, жив ли солдат. Подобравшись поближе, он наклонился над солдатом и первым делом проверил пульс, который почти не прощупывался. Глаза солдата были закрыты, и тот никак не реагировал на действия оберштурмбанфюрера, который пытался привести его в чувство, тряся за плечо и чувствительными пощёчинами. Никакой реакции.

Хорошо. Допустим. А где же тот, кто его сюда притащил?

Оглядевшись, Михаэль решил рассмотреть каменное идолище, и был неприятно удивлён, когда понял, что своими чертами истукан больше всего напоминает ему хозяина сего проклятого места: такая же длинна борода, такие кустистые низко опущенные брови, из-под которых на него взирали грозные очи. И, вроде как, идол держал в руках меч, весь исписанный руническими письменами.

- Солдат! – ещё раз попытался вернуть в сознание подчиненного Михаэль, но тот никак не реагировал на внешние раздражители, и судя по всему, ему недолго осталось.

Чутьё подсказывало, что к этому имело прямое отношение то же самое одноглазое отродье, что не даёт ему покоя весь последний час.

Михаэль сморщился, пошевелив травмированными пальцами, и посмотрел на окровавленную повязку.

- Тварь! – выругался он, стягивая бинты потуже. – Я тебя всё равно достану!

И словно услышав его призыв, из-за идола показалась сначала одна тощая рука с когтями, а потом и другая.

Михаэль сделал пару шагов назад и приготовился стрелять.

Сначала когтистые пальцы ничего не делали, лишь слегка постукивая по столбу, а потом из-за него появилась и сама одноглазая морда. И Кнайсель готов был биться об заклад, что эта морда лыбилась, обнажив свои отвратительные зубы. Улыбка на одноглазой морде с двумя ноздрями вместо носа выглядела до того противоестественно, что Михаэль невольно засмотрелся, забыв выстрелить, когда лохматое создание появилось из-за резного столба чуть ли не полностью. Михаэль словно впал в транс, наблюдая, как циклоп медленно выходит из-за идола, явно готовясь к прыжку.

- Сдохни! – Михаэль, наконец, сбросил морок, и выпустил короткую очередь, но, как и в прошлый раз, чудовище увернулось, скрывшись за идолом.

Оберштурмбанфюрер бросился обегать истукана, но зубастый циклоп ловко подобно белке всё время успевал моментально переместиться, выпадая из поля зрения.

Споткнувшись, Михаэль упал, поднялся на одно колено и, закричав в исступлении, открыл огонь прямо по идолу, выбивая из него снопы искр.

- Хи-хи! – услышал он позади, когда у него закончились патроны.

Он медленно повернул голову и увидел, что метрах в пяти от него стоит так называемая внученька: в тулупе, валенках, с повязанной на голову шалью, с двумя деревянными вёдрами в руках, и пялится на него самым невинным взглядом.

- А! – злобно воскликнул Михаэль. – Значит, вот как? Значит, Клаусу конец? Что же…

Он медленно достал из подсумка гранату и выдернул из длинной рукояти предохранитель.

Девчонка как стояла, так и продолжала стоять, лишь слегка наклонив голову, как бы проявляя любопытство к происходящему. И улыбалась так невинно, так нагло! В её взгляде так и читалось: «Ну, что ещё придумаешь?»

- Сейчас… сейчас, - бормотал Михаэль. – Ты только никуда не убегай, хорошо.

Девчонка с пустыми вёдрами в руках продолжала стоять, насмешливо глядя на оберштурмбанфюрера.

Рука с взведённой гранатой взмыла в воздух, приготовившись к броску, вот только граната никуда не полетела.

Михаэль сделал ещё одно усилие, чтобы бросить гранату, но опять ничего не получилось. Он повернул голову и посмотрел на руку, которую перехватила одноглазая тварь. Другой рукой и ногами, она подобно обезьяне цеплялась за каменного истукана.

Секунды шли. Взрыватель вот-вот должен был сработать.

Из последних сил Михаэль попытался высвободить руку, ударив чудовище, но то извернулось, чуть не сломав человеку руку, и отскочило в сторону, повиснув под крышей ближайшего строения.

А вот гранаты в руке Михаэля уже не было. Он быстро огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда она могла упасть.

- Bist du bereit? – вдруг услышал он слова, сказанные по-немецки с идеальным берлинским выговором.

- Was? – он глянул на говорившую девчонку в тулупе, но та лишь залилась смехом, указывая на разорванный маскхалат, из которого торчала рукоятка гранаты.

- Scheiße! – только и успел произнести оберштурмбанфюрер Михаэль Кнайсель.

Подойдя поближе к тому, что осталось от офицера, девчонка с интересом осмотрела место взрыва. Рядом с довольной гримасой на морде подкралось одноглазое существо.

Девочка поставила одно ведро и погладила циклопа по голове.

- Иди же, - сказала она, улыбаясь. – Остался ещё один, и он сейчас попытается убежать в лес.

Одноглазое создание оскалилось шиловидными зубами и с диким смехом запрыгало по снегу в ту сторону, откуда пришли солдаты. Девочка в тулупе и валенках, подхватив вёдра, побежала по скрипучему снегу к дому.

***

Клаус кубарем свалился по лестнице с чердака, чудом не сломав себе шею. Вскочил на ноги, и было побежал к дверям, что вели на улицу, но через распахнутую дверь в сенях заметил, что в комнате кто-то сидит. Застыв, он заглянул внутрь.

- Лампу на чердаке что ль оставил? – вздохнул древний старик, не взглянув на оберштурмбанфюрера. Покачал головой, сделал глоток чая. – Ты мне так, глядишь, ещё пожар устроишь.

Старик снова сидел на своём месте, там же, где до него сидел покойный Пауль. Не спеша, хозяин дома достал коробок спичек, чиркнул одной и зажёг тонкую свечу, что стояла в древней глиняной кружке. Отблески огня стали плясать по всей комнате и по лицу старика.

Пауль стоял в дверях молча смотрел на старика, не в силах отвести взгляда.

- Товарищ-то твой нашёл золото. Очень хотел найти и нашёл. Вот только делиться с тобой походу не хочет.

Клаус сглотнул.

- А знаешь что, давай, и я тебе золотишка отсыплю? – спросил древний старик.

На этих словах у него в руке, в его заскорузлых узловатых пальцах, откуда не возьмись, появилась блестящая в свете свечи жёлтая монета. Старик протянул руку и аккуратно положил монету на стол.

- Вот тебе раз, - хрипло произнёс он, и Клаус со стороны увидел, как монета легла не на стол, а ему, Клаусу Фишеру, на правый глаз. – Вот тебе два, - вторая монета легла на левый глаз недвижного лица Клауса, а сам он внезапно осознал себя лежащим на дне выдолбленной из цельного ствола лодки, а в скрещенные на груди руки была вставлена та самая горящая свеча.

И плыла та лодка по тёмным водам безграничной реки, а по днищу её скребли руки мертвецов, желая зацепиться за борт и взобраться на неё. Вот только молчаливый Перевозчик мягко, но уверено отталкивал всех безбилетников своим веслом обратно в темноту вод.

Клаус замахал руками, не желая никуда плыть, пытаясь встать и выскочить из чёрной лодки.

- Чёй-то ты? Худо тебе? – как ни в чём ни бывало спросил старик и сделал смачный глоток чая.

Клаус обнаружил себя стоящим посреди комнаты. Не было ни лодки, ни Перевозчика в чёрном саване, ни скребущихся по бортам лодки рук. Но и монет на столе тоже не было.

Медленно убрав люгер в кобуру и перехватив автомат поудобнее, Клаус направил его дуло в сторону старика.

Тот, казалось, к манипуляциям штурмбанфюрера не проявлял никакого любопытства. Но это лишь ещё больше разозлило Клауса Фишера. Надо кончать с этим балаганом!

Палец надавил на спусковой крючок и длинная очередь прошила старика на сквозь, выбивая щепу из стола, скамьи, разбив вдребезги кружку из которой пил старик.

- Вот значит как? – старик осмотрел себя и огладил длинную бороду. – Ты ж мне кружку разбил, супостат.

Клаус отбросил пустой магазин и вставил новый. Раздалась очередная длинная очередь, вырывая из старика куски ткани и волос. Но никаких следов крови так и не появилось. Пули входили в тело хозяина дома, и либо застревали в нём, либо, пройдя сквозь него, врезались в мебель, пол и стены.

Старик повернул голову, и Клаусу показалось, что он расслышал звуки скрипящего дерева. Из-под кустистых бровей на штурмбанфюрера смотрела пара глаз, переполненных презрения и злости.

- Ты по что внученьку мою обидел, супостат? – спросил старик, отряхивая дырявую рубаху. – Зачем Машеньку напужал?

- А Маша, - почему-то спросил осипшим голосом Клаус, - это есть Мария?

- Для кого и Мария, - ответил старик, постукивая по столу грубыми заскорузлыми ногтями, которые сейчас показались Клаусу больше похожими на когти. – А для кого и Морена.

Фишер откинул второй пустой магазин и стал лихорадочно вставлять новый.

По стенам и потолку тянулись тени, будто узкие сухие ветви, что вопреки здравому смыслу и всем законам природы решили вдруг начать расти. Хотя нет, сейчас они уже были больше похожи на длинные костлявые пальцы на таких же жутко непропорциональных руках.

Клаус с трудом оторвал глаза от невероятного зрелища и невольно сглотнул.

- Идиотское русское имя! – злобно прохрипел он, пытаясь безуспешно вставить магазин в приёмник.

Скрипнула половица, и Клаус резко посмотрел перед собой, перестав пытаться зарядить пистолет-пулёмет. В сумраке комнату он разглядел два глаза, что сверлили его огненным ненавидящим взглядом. Существо, более всего напоминавшее обнажённую женщину с растрёпанными волосами и кожей словно бы из дерева стояло, почти не двигаясь, лишь еле заметно покачиваясь.

Что-то потянуло Клауса за рукав маскхалата. Превозмогая себя, боясь потерять зрительный контакт с неизвестным созданием, он скосил взгляд вниз.

За рукав его тянула тень. Это было невозможно. Это было невероятно, но тень его тянула, цепляясь за рукав своими тёмными костлявыми пальцами.

Он отдёрнул руку, явственно ощутив силу неосязаемых пальцев и услышав звук рвущегося маскхалата.

Штурмбанфюрер Фишер выскочил из дома и по глубокому снегу, спотыкаясь, побежал прочь от проклятого дома, а за ним по голубому в свете луны снегу тянулись узкие тени. За его спиной в распахнутых дверях дома стояла и дико хохотала Морена, и от хохота этого внутри всё сжималось и леденело, ноги становились ватными, отказываясь повиноваться. Тонкие пальцы-тени цеплялись за маскхалат штурмбанфюрера, оставляя на нём рваные полосы.

Перед глазами всё плыло, Фишер задыхался. Обернувшись, он увидел, как над старым домом в контрастном ночном небе взмыл силуэт большой, размером с человека, птицы, чьё оперенье переливалось в лунном свете, и неслышно приземлился на самую верхушку крыши, схватившись за него когтями, а рядом устроился зверь, более всего похожий силуэтом на огромную рысь.

А снег становился всё глубже и глубже, невидимая сила сковывала его движения, заставляя прилагать с каждым шагом всё больше и больше усилий, чтобы хоть как-то двигаться вперёд. Что-то давило сверху. Что-то сжимало ему горло, не давая возможности нормально дышать.

Не в силах идти дальше, Клаус упал в сугроб, а нём с ехидной улыбкой, обнажив острые шиловидные зубы, сидело одноглазое лохматое существо.

«Проклятая война, проклятая земля» - только и успел подумать штурмбанфюрер.

***

Из секретного донесения:

«В связи с логистической ошибкой, допущенной должностными лицами, отвечающими за снабжение, окружённым войскам в числе прочего продовольствия была направлена партия шоколада, в состав которого входил первитин. Активное вещество было произведено по новой, экспериментальной формуле, но требовало доработки, в связи с чем предназначалось исключительно для испытаний на советских военнопленных, содержащихся в лагерях согласно утверждённому перечню.

…следует из свидетельских показаний, часть шоколада интенданты успели раздать личному составу…

Внутреннее расследование показало, что виной всему действия …

…..

Ответственные лица уже привлечены к ответственности…

…прорыва окружения часть личного состава дивизии «Мёртвая голова» пропала без вести…»

КОНЕЦ

(хотя…)

В соответствии с Федеральным законом от 25.07.2002 N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» указанное произведение не направлено на пропаганду нацизма, фашизма и прочих экстремистских и запрещённых идеологий. Использование реальных названий подразделений формирований Третьего Рейха использовано для художественных целей и придания событиям историзма.

Дисклеймер: автор не стремиться причинить психический вред кому-либо, поэтому, если кто-то считает себя довольно впечатлительной личностью, то он может воздержаться от прочтения данного текста.