Не отпускает Серебряный век. Не отпускает уникальное явление рассеяния русской культуры по странам и континентам, прежде всего, конечно, по европейским городам и весям. Париж, Берлин, Прага.... А сегодня "навестим" большую русскую диаспору в Софии, столице Болгарского Царства, принявшей сотню лет назад немало Белых воинов и просто русских людей, не пожелавших крушить храмы и убивать ближнего своего по приказу дорвавшихся до власти комиссаров.
Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет...
Но начнем мы с благословенных дней века девятнадцатого, когда Россия собрала силушку для прорыва великого, через реформы, через труд, через смекалку непревзойденную, народу русскому Господом Богом данную, ворвалась в пятерку ведущих стран мира, по многим позициям лидируя (!) в этой гонке промышленных "рысаков".
Соответственно, и житье-бытье русских людей улучшилось, немало простых работников заработало капиталец изрядный, вложив его с умом да ответственностью в развитие, не забыв поблагодарить Царя-батюшку за заботу о них, тружениках, и за налоги малые, позволяющие жить-поживать и добра наживать.
Вот, и папенька Любочки Ершовой (девичья фамилия поэтессы), работающий ямщиком, сумел "не прогнуться" под мир, а, наоборот, заняться торговлей, обнаружив в себе таланты купца и землевладельца.
Гимназистка румяная выходит замуж за студента-механика
Никиту Ершова поддержали и другие ямщики Рогожской Заставы, создав возле Владимирской дороги этакое торгово-строительное товарищество, члены которого активно переходили в купечество. Возможность хорошо одеваться, вкусно кушать, отправлять детей учиться в Европу, не истребили у купеческого люда исторических корней и любви к старой патриархальной Руси.
Любочка впитывала и традиции, и обряды русские, при этом была лучшей ученицей в Елизаветинской гимназии, которую окончила в 1902 году с золотой медалью.
Тут же 18-летней девушке поступило предложение руки и сердца от студента-механика (Императорское техническое училище готовило классных специалистов) Романа Столицы, дворянина, между прочим, батюшка которого, генерал Евгений Столица командовал Лейб-гвардейским Императорским полком.
Через год и сынуля народился, которого назвали в честь дедушки Евгением. С рождением сына у мамы Любови пробудились поэтические чувства (такое бывает), и она активно стала писать в рифму, да и не только писать, но и публиковаться. Благо, время было такое в литературе - доброжелательное, когда маститые помогали молодым, а начинающие могли спокойно обратиться к известным мастерам слова за советом и помощью.
Старт дает Москва
Литературный старт у Любови получился впечатляющим. В журнале московских символистов "Золотое руно" (№10 за 1906 год) выходит подборка Столицы из трех стихотворений и рецензии на сборник "солнцеликого" Константина Бальмонта.
Имя начинающей поэтессы окружено столь звонкими именами поэтов "первого ряда", что юной кудрявой головушке вполне возможно было и закружиться. Валерий Брюсов, Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Михаил Кузмин - целое созвездие в поэтической галактике Серебряного века!
И все их произведения - под одной обложкой "Золотого Руна" с творениями Любочки-шалуньи, которая понимала, что ей полезно будет с кем-то из мэтров позаниматься дополнительно, мастерство поэтическое подточить да рифмотворчество наладить!
Валерий Брюсов дамочек-поэтесс не пропускал
Эх, если бы Любочке обратиться за советом к яркому и ярому мужелюбу Михаилу Кузмину, ее честь не была бы задета. Но она просит совета у г-на Брюсова. А Валерий Яковлевич интересных дамочек мимо себя не пропускает. Тем паче, что его добродушная супруга-матрона пани Иоанна смотрит на "гульки" своего Валерика, как на красивый чешский хрусталь, - типа, необходимый антураж интерьера творческого человека.
Да и время для романа Брюсова с Любовью оказалось не самым удачным. Только-только Нина Петровская так тяжело (со стрельбой и скандалами) "отлипала" от Брюсова, что рассорила Валерия Яковлевича с другом Андреем Белым, который на деле Бугаевым Борисом был, но Нину тоже привечал-пользовал, а при этом Любочка в этой Санта-Барбаре попала "под раздачу".
Сохранились "полные страсти и огня" письма и любовные записки Столицы к мэтру символизма, но не нам они адресованы, поэтому цитировать их не будем.
Стихия творчества.
Скажем только, что дальнейшие попытки позаниматься совершествованием поэтического мастерства с Андреем Белым и Максимилианом Волошиным не принесли чувства полного удовлетворения нашей героине, и она решает писать о том, что ей максимально близко и понятно. О России. О Руси. О русских людях.
Воспевание языческой Руси, её буйной, необузданной стихии, а также противопоставление деревни городу. Вот лейтмотив стихов Столицы, вошедших в первые три книги поэтессы "Раинь" (1908) "Лада"(1912), "Русь" (1915). Заметьте, почти олимпийские четырехлетние циклы между выходом в свет сборников говорят о серьезном подходе к делу со стороны автора.
А критики отмечали и мастерство поэтессы, и силу ее стиха, который льется полновесной рекой, порой разливаясь и переливаясь через страничные берега, и оттого читателю и сладко, и немного боязно - куда приведет такая мощь стихии?...
Стихия жизни
Жила Любовь Никитична так же ярко, буйно и весело, как писала. У нее дома проводились литературные вечера, куда с удовольствием спешил творческий люд, поскольку там угощали не только хорошей поэзией, но и вкусной телятиной, чудесным холодцом, севрюжка с осетринкой тоже заплывали на хлебосольный стол Любови Столицы, которая не забывала распоряжаться чтобы к яствам подавались для лучшего усвоения нескончаемые графины с вином и водочкой.
Легендарная "Золотая гроздь" - так называлось это литературное общество - "пела и плясала", как та широкая свадьба в магомаевской песне, с 1913 по 1916 годы. Чудесные были времена!
В этот период у Столицы дома появляется и Сережа Есенин, который восхищается Любовью, пишет ей веселые эпиграммы и рекомендует в Любино общество (прежде всего - поэтическое, конечно) своих друзей - Городецкого, Клюева, Клычкова и других менее известных товарищей. Любовь была готова облагодетельствовать каждого - такой необыкновенной доброты душевной была эта замечательная женщина.
Есенинское четверостишие дает понять, что у этой добродушной и гостеприимной женщины была и твердость характера, и настойчивость, и неукротимость.
Любовь Столица, Любовь Столица,
О ком я думал, о ком гадал.
Она как демон, она как львица,—
Но лик невинен и зорьно ал.
Решимость Любови Никитичны проявилась, когда к власти пришли большевики. Оставаться в Москве было невозможно. Она организует семейный переезд на юг России, где вместе с мужем, сыном и братом, они проживут до 1920 года, когда и отправятся через Константинополь в Салоники, а потом бросят жизненный якорь в Софии, которая станет для семьи Столицы вторым домом.
Столица в столице Болгарии
Великий Русский Исход 1920-го года привел в Болгарию многих творческих людей из России - русских писателей, поэтов, артистов, музыкантов, художников. И Любовь Столица стала активной участницей творческой жизни, печаталась и работала в журналах и изданиях русских эмигрантов в Болгарии. Активность этой яркой женщины не знала границ, благо русская диаспора была очень дружной и организованной.
Председатель Союза русских инвалидов в Болгарии, исследователь творчества и биограф поэтессы Владимир Гаристов приводит такие данные:
"общие числа эмигрировавших в Болгарию видных российских интеллектуалов: 180 писателей и журналистов; 60 музыкантов и артистов оперы и балета; 25 художников; 55 агрономов и ветеринаров; 120 врачей; 200 инженеров и техников; 80 профессоров и преподавателей университетов; 160 юристов; 380 учителей; 800 студентов и 1250 учеников русских гимназий..."
Любови Никитичне было где развернуться. В период с 1920-го года и до начала сороковых в Болгарии выходило более 85 (!) периодических изданий русской эмиграции.
Оттаявшее сердце Столицы
Любовь Столица была членом правления Союза русских писателей и журналистов в Болгарии. Читала лекции по стране, участвовала в различных собраниях, вечерах, чтениях, организованных русской эмигрантской колонией в Болгарии. Русские люди были благодарны "братушкам" за гостеприимство, справедливо считая Болгарию своей второй родиной.
В своем стихотворении «Две родины» (1930) Столица признается, что именно в Болгарии оттаяло ее сердце после переворотов 1917-го и ужасов Гражданской войны:
Наконец в земле радушной, как зерно,
Сердце ожило… И вновь поет оно!
Поющее сердце Любови Столицы хранит святую любовь к Российской Империи и ценит добро Царства Болгарского:
О, Болгария! Моя вторая родина!
Край столь редкостный, где чтят и любят Русь,
Край златистых лоз, и роз, и кукуруз…
Северянин на югах
В конце 1931 года в Софию приехал "эстонский дачник" Игорь-Северянин, который, несмотря на бедное житье-бытье в эстонской деревушке, продолжал гордо носить заслуженный титул Короля поэтов.
Поэзоконцерт Северянина в Софии прошел "на ура", но чуткое сердце Столицы уловило некоторые изменения в настроении, творчестве и здоровье Игоря Васильевича.
В своем стихотворении-отклике на его приезд Любовь отмечает то, что непростая путь-дорога, по которой идет Северянин, в итоге ведет к Храму:
О, какой путь его весь русский! -
Дерзновенье - Страданье - Бог.
Стихотворный летописец Руси
Надо сказать, что Любовь Никитична откликалась душой на каждое событие, на каждую весточку о русских людях, жаль только, что вести это были все больше печальными.
Исполняется 10 лет со дня трагической гибели генерала Корнилова, звучит похоронный марш на прощании с Великим князем Николаем Николаевичем, смертельно отравлен лидер русской военной эмиграции Петр Врангель, похищен и убит герой Белого Движения генерала Александр Кутепов - на каждое событие поэтесса отзывается ярким произведением.
Вот строки о трагической "пропаже" Кутепова, которого Любовь Никитична именует "Райским Ратником в доспехах золотых":
Сейчас опять душа умучена пропажею,
Такой, что и слеза не льется с хмурых век
С подмогой дьявола украден силой вражьею
Живой, прекраснейше-бесстрашный человек!
Слуги дьявола на мельнице жизни
Голос Любови Столицы - чистый и звонкий - слышен русскими людьми, находящимися вне России "не в изгнании, но в послании". И этот голос является силой мощной и объединяющей на борьбу с большевизмом, такой, что, похоже и на Лубянке его запеленговали, "взяв поэтессу на карандаш".
Для "слуг дьявола" и вражьей силы, этот голос настоящей русской женщины, показался крайне опасен. Понятное дело, доказательств у меня сейчас нет. Но мы же знаем, что тайное часто становится явным по прошествии лет.
Тогда, возможно, и найдет объяснение сверх скоропостижная кончина Любови Столицы в феврале 1934 после большого вечера в Софийском Университете, где за банкетными столами сидело огромное количество людей, и так легко было всыпать в бокал яд, который и привел к остановке сердца.
Два штриха в качестве эпилога
Перед отъездом на Юг России в 1918 году Любовь написала письмо-прошение своему давнему "другу и учителю" Брюсову, который при красных стал большим начальником и мог решать вопросы первостепенной важности.
Таким вопросом для Столицы был вопрос о сохранении ее фамильной библиотеки в 7500 томов, на которую положили глаз архаровцы-экспроприаторы, уже отобравшие в родовом имении у писательницы и стол, и стулья, и пишущую машинку.
Вместо ответа от Брюсова пришла молния из пролеткультовских верхов с резолюцией "Реквизировать!". Это штрих первый.
А вот второй. И, как говорится, почувствуйте разницу. Когда Любови Никитичны не стало, вне пределов Болгарии на ее уход откликнулся только один человек. Это был Король. Король поэтов Игорь-Северянин, написавший искренний сонет-медальон, посвященный Любови Столице.
Вот он.
Игорь-Северянин
"Любовь Столица"
Воистину — «Я красками бушую!»
Могла бы о себе она сказать.
Я в пеструю смотрю ее тетрадь
И удаль вижу русскую, большую…
Выискивая сторону смешную,
Старались перлов в ней не замечать
И наложили пошлости печать
На раковину хрупкую ушную…
И обожгли печатью звонкий слух,
А ведь она легка, как яблонь пух,
И красочностью ярче, чем Малявин!
О, если б бережнее отнестись, —
В какую вольный дух вознесся б высь,
И как разгульный стих ее был славен!
1934 год
Такая она и была, эта большая и добрая Любовь.
Красочная.
Вольная.
Разгульная...
