Куда ни ткни, получалось, он везде чужой среди своих. По большей части, замечал Пушкин, что, к несчастию, критики и он друг друга не понимают. Первые неприязненные в его адрес критические статьи, написанные с одною целью оскорбить его каким бы то ни было образом, позже припоминал поэт, стали появляться по напечатанию четвертой и пятой глав «Евгения Онегина»:
«Разбор сих глав, напечатанный в «Атенее», удивил меня хорошим тоном, хорошим слогом и странностию привязок. Самые обыкновенные риторические фигуры и тропы останавливали критика: можно ли сказать стакан шипит вместо вино шипит в стакане? камин дышит вместо пар идёт из камина? Не слишком ли смело ревнивое подозрение? неверный лёд? (Выделено Пушкиным. — А. Р.)
Как думаете, что бы такое значило:
Мальчишки
Коньками звучно режут лёд?
Критик догадывался, однако, что это значит: мальчишки бегают по льду на коньках.
Вместо:
На красных лапках гусь тяжёлый
(Задумав плыть по лону вод)
Ступает бережно на лёд
критик читал:
На красных лапках гусь тяжёлый
Задумал плыть —
и справедливо замечал, что недалеко уплывёшь на красных лапках».
«О «Цыганах» одна дама заметила, что во всей поэме один только честный человек, и то медведь. Покойный Рылеев негодовал, зачем Алеко водит медведя и ещё собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же замечание. (Рылеев просил меня сделать из Алеко хоть кузнеца, что было бы не в пример благороднее.) Всего бы лучше сделать из него чиновника 8 класса или помещика, а не цыгана. В таком случае, правда, не было бы и всей поэмы, ma tanto meglio*».
* но тем лучше (итал.).
В среде литературной братии, справедливо замечено, «одних он почитает, над другими подшучивает; пробует их методы и приёмы, но сам вовсе не торопится вступить в объединённый отряд». И такая позиция Пушкина не устраивает всех. Времена «Руслана и Людмилы», когда Пушкин был самым популярным поэтом России, канули. Его новые произведения перестают пользоваться успехом у читателей. И почти автоматически Пушкин становится предметом настоящей травли со стороны журналистов и критиков всех мастей и лагерей, от Надеждина до Булгарина. Они упрекали Пушкина в мелкости содержания его поэзии, в отсутствии, как тогда говорили, серьёзной идеи или «цели», не находя их и в «Полтаве», и в «Евгении Онегине», а позже — в «Борисе Годунове». Чтобы не быть голословным, попробую выстроить небольшой ряд имён литераторов, чьи отклики на произведения Пушкина и отзывы самого Пушкина о личностях тех, кто фигурирует сегодня в качестве поэтов пушкинского круга, друзей Пушкина и людей, так или иначе находящихся вокруг него.
Е. А. Баратынский, повсеместно причисляемый к друзьям Пушкина (хотя личные отношения между ними признать близкими, истинно дружескими довольно трудно), в 1832 году писал И. В. Киреевскому об оконченном «Евгении Онегине:
«Если бы всё, что есть в Онегине, было собственностью Пушкина, то без сомнения он ручался бы за гений писателя. Но форма принадлежит Байрону, тон — тоже. Множество поэтических подробностей заимствовано у того и у другого. Пушкину принадлежат в «Онегине» характеры его героев и местные описания России. Характеры его бледны. Онегин развит не глубоко. Татьяна не имеет особенности. Ленский — ничтожен. Местные описания прекрасны, но только там, где чистая пластика. Нет ничего такого, что бы решительно характеризовало наш русский быт. Вообще это произведение носит на себе печать первого опыта, хотя опыта человека с большим дарованием. Оно блестяще, но почти всё ученическое, потому что почти всё подражательное. Так пишут обыкновенно в первой молодости из любви к поэтическим формам более, нежели из настоящей потребности выражаться. Вот тебе теперешнее моё мнение об «Онегине». Поверяю его тебе за тайну и надеюсь, что она останется между нами, ибо мне весьма не кстати строго критиковать Пушкина».
Для правильного понимания резкой характеристики «Евгения Онегина» и, по сути дела, отрицания Баратынским высшей ценности пушкинского романа, следует иметь в виду, что в том же 1832 году он писал Киреевскому: «Поверь мне, русские имеют особенную способность и особенную нужду мыслить». И именно весомой «мысли» Баратынский не находил тогда в творчестве Пушкина. Не находил? Хотя несколько ранее, 25 ноября 1827 года, он писал Николаю Полевому:
«Про «Онегина» что и говорить! Какая прелесть! Какой слог блестящий, точный и свободный! Это рисовка Рафаеля, живая и непринуждённая кисть живописца из живописцев».
Через пять лет он истолковывает эти же самые черты как лишённую глубины «любовь к поэтическим формам». Известно также, что самому Пушкину Баратынский писал совершенно противоположное: он всячески расхваливал его дарование, сравнивая творческую деятельность поэта с деятельностью Петра I. От «Повестей Белкина», Баратынский, как выразился Пушкин, «ржал и бился», однако о его сказках отзывался отрицательно и ставил подражания народным песням Дельвига выше народных сказок Пушкина. В начале ХХ века писатель и драматург И. Л. Щеглов не без оснований заметит: «Тут выходит, уже не только обычное у вторых нумеров jalousie de métier*, но прямо вероломство».
* Профессиональная ревность (фр.).
Среди некоторых пушкинистов имеет хождение версия, что в «Моцарте и Сальери» Пушкин под видом Сальери изобразил Баратынского, а под видом Моцарта — себя. Можно ли в этом углядеть лишь заурядный поиск «прототипов» к художественным образам — ещё вопрос. В мае 1836 года по поводу последней встречи с Баратынским в Москве Пушкин писал жене:
«Баратынский очень мил. Но мы как-то холодны друг к другу».
Холодно относился к творчеству Пушкина и близкий к Пушкину Н. М. Языков, «поэт разгула и свободы», любитель «наслаждаться поэтической ленью». Почти все отзывы его в письмах о Пушкине или отрицательные, или иронические В одном из них в 1830 году он писал:
«Стихи Пушкина «К друзьям»* — просто дрянь. Этакими стихами никого не выхвалишь, никому не польстишь, и доказательством тонкого вкуса в ныне царствующем государе есть то, что он не позволил их напечатать».
* Речь идёт о стихотворении «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю…»).
А ранее по поводу первой главы «Онегина» он писал:
«Я не желал бы сочинить то, что знаю из Онегина. Он мне очень, очень не понравился; думаю, что это самое худое из произведений Пушкина. Мы, русские, меряем слишком маленьким аршином умственные творения и думаем, что наша мера такая же, как у просвещённых народов. Как мало наше великое в современной литературе!»
Н. И. Тургенев, оказавший на молодого Пушкина сильное влияние, известный афористичным высказыванием: «презрение к человеческой жизни — характерная черта варваров», считал Россию варварской страной, чуждой нормам европейской цивилизации. Из переписки с братом А. И. Тургеневым в период, когда у всех на устах была «польский вопрос», видно, что оба считали Пушкина варваром за его антипольские стихи.
Среди юношеских стихотворений Лермонтова есть одно, в котором можно видеть ответ Лермонтова на пушкинское послание «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю...») Это стихотворение «К***» («Довольно извинять разврат»), написанное в 1830 году, подтверждает отрицательное отношение большинства современников к пушкинским «Стансам» («В надежде славы и добра...» и «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю...»).
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—119) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 78. «Дантесоведение» имеет отнюдь не первостепенное отношение к памяти о поэте
Эссе 79. «Ухаживанья Дантеса за Н.Н. Пушкиной стали сказкой города»
Эссе 81. Нет сомнений, Дантес был настоящий француз
