Судьба-18
ЖИЗНЬ НОВЫМИ КРАСКАМИ
— Ну Мария Николаевна, вы большая молодец! Это удивительно, как вы быстро восстановились. Вот что значит молодой организм. Вам, по вашему состоянию, даже инвалидность не положена. Порадовали старика, порадовали. Но в выписке я обязан рекомендовать вам лёгкий труд. Да. В шахте вы работать не будете. Нет. Случись такое ещё, вы от инвалидности не уйдёте. Так что, моя вы дорогая, требуйте работу по моей рекомендации — доктор протянул Марии выписку и добавил
— Ступайте в новую жизнь. Но не забывайте про нас, через полгода я вас жду.
— Хорошо. Спасибо. До свидания — поблагодарила она доктора и вышла из кабинета.
— Ну вот и всё. Теперь нужно выходить на работу. Пойду на шахту, что скажут, какую мне там они лёгкую работу найдут? — подумала Мария, выходя на крыльцо больницы.
.
Летнее утро обещало хороший день. Лучи солнца скользили по окнам, отражались в утренней росе на листьях молоденьких берез и цветниках. Небо было чистым, нежно голубым. Мария спустилась с больничного крыльца и облегчённо вздохнула.
На автобусной остановке была одна старушка с узелками, но она с Марией в автобус не села. Автобус тоже был пустым.
Начальник отдела, женщина средних лет, в очках с паровой завивкой, взяла у Марии выписку, нашла в лоточке её трудовую книжку и, попросив подождать, куда-то ушла.
Её не было около десяти – пятнадцати минут. Мария устала сидеть и встала, на неё тут же подняли глаза две женщины, члены отдела.
— Мне нельзя долго сидеть — объяснила она и стала прохаживаться от стула до стены.
— Мария Николаевна, присядьте, нам с вами надо посовещаться — заявила вернувшаяся заведующая отделом кадров.
— А можно, я постою? Мне нельзя долго сидеть.
— Ну, хорошо, стойте. Только подойдите поближе. Я посоветовалась с директором и мы решили вам предложить место работы на овощном складе, весовщицей. Поднимать ничего не будете, там есть грузчики. Завскладом получит указание, чтобы вы только на весах работали.
А вы у нас, оказывается, знаменитость. Мы и не знали, что вы областной победитель общепита. Но, к сожалению, в столовую вы только будете отвешивать овощи и не более. В столовой тоже труд не лёгкий. Мы звонили вашему доктору, он категорически запретил. Ну, как, Мария Николаевна, вы согласны работать весовщицей?
— Ну что делать? Согласна — тихим голосом ответила Мария, понимая, что весовщица самая низкооплачиваемая работа. Но она так же понимала, что на более оплачиваемый труд, ей ещё нельзя.
— Теперь надо предупредить брата, что я возвращаюсь в свой дом — подумала она, переходя с тропинки на свою улицу.
В доме был только Серафим, Панна была на работе.
— Здравствуй брат. Ты в какую смену?
— Здорово. В ночь иду. А чё?
— На работу я выхожу.
— Уже? Здоровая что ли? Хорошее дело! Отметить надо — рассмеялся Серафим.
— Да перестань, отмечал бы только. Домой мне возвращаться надо. А вы возвращайтесь к родителям.
— Ещё чего. Нам квартиру дали, в деревянном, двухэтажном доме.
— Когда переходите?
— Побелить надо, да кое-что отремонтировать, двери там заменить, окна. К бате завтра пойду, вместе мы быстро сделаем. Я думаю, что пока двери надо поставить, а окна, когда там жить будем, так поменяем. Это недолго. Долго их делать. А заменить..
— Понятно. А когда белить начнёте?
— Да белить я один буду. Панна щёткой махнёт и за ней следом и свалится, да и ребёнок скоро будет. Куда ей с животом-то? Пол мыть и то живот в тягость. Белить тоже надо на стол вставать. Потолки высокие. Взгромоздится, да свалится, дитя решит. Я уж сам всё сделаю.
— Я помогу. Завтра схожу, оформлюсь с утра и договорюсь позже на работу выйти. Вот сразу с утра и к тебе.
— Давай так. Я буду белить, а ты полы мыть. Идёт?
— Идёт. Ты будешь с ночи. Тогда пошли сейчас смотреть квартиру.
— А чё её смотреть? Белить надо.
— Ну, тогда пошли на базар за известью, я выберу хорошую. Я понимаю. Опыт есть. В подполе кадка для извести. Ты достань, в ней гасить будем. Кисти купить надо. Если щели есть, так пасту гипсовую взять надо. Давай, пошли. Я посмотрю, что надо и пойдём, купим.
— Ну, пошли. Счас я деньги возьму.
В родительский дом Мария вернулась только к вечеру.
— Где это тебя носило? С утра ушла и с концами — возмущалась Пелагея.
— Мам, у нас синька для побелки есть?
— Ну есть, в подполе в бутылке, а тебе зачем?
— Сарка квартиру получил, так белить там надо. Известь мы купили, разгасили, а синьки нет.
— А квартиру–то где получил?
— В Шушталепе. На втором этаже в деревянном доме. Квартира прямо возле лестницы.
— А ты-то как, сходила на шахту?
— Сходила, весовщицей на склад овощной приняли. Завтра оформляться пойду. Мам, а батя дома?
— Да где ж ему быть, столярничает. А тебе для чё?
— Да Сарке двери сделать надо. Пусть бы сходил да замерил. А то те, что там, все разбитые.
— Ну если лес есть, так сделает, а нет так выписывать понадобится. Не скоро дело будет. А сам-то чё глаз не кажет? Полинка говорит, что в декрет уходит его Панна, последние дни дорабатывает
— Ага, уходит. А ты бы сама сходила, проведывала.
— Вот в свою квартиру уйдут и схожу, попроведаю. А пока тут на вас на всех всего наготовишь, так и самой на себя время не хватает. Иван-то был, так все как осы на мёд слетались. И огород посадите и картошку окучите. Теперь всё одна ковыряюсь. У того жена-калека, бросить нельзя. У Полинки свой маленький огородишко. Ты тоже не работник, вот и толкусь одна на огороде, с утра до ночи. Когда тут кого проведать?
Но проведать сына с невесткой Пелагея всё же пришла. Она зашла в подъезд двухэтажного дома и поднимаясь по лестнице на второй этаж, услышала знакомые голоса. Пелагея постучала в новые двери и тут же их открыла. Картина, которую она увидела, поразила её.
Сноха сидела у окна, а сын мыл пол, да ещё и бойко и весело с ней разговаривал.
— Вот как. У матери и посудной тряпки в руках не держал, а тут гляди-ка, пол моет — не поздоровавшись, упрекнула она сына.
— Мам, ты чё пришла, мы ещё порядок не навели. Вот как всё сделаем, так позовём на новоселье.
— А я что, голодная, или пьянь какая, чтобы по гулянкам ходить? Сами не идёте к родителям и родителей не привечаете? Хороши детки, нечего сказать. Низкий вам поклон за привет — она поклонилась, развернулась и, вышла в двери.
Сжав накрепко свои губы, Пелагея поспешила на автобусную остановку. Обида на сына обжигала её сердце, но она крепилась до самого дома. Войдя в калитку своего двора, она увидела, что дверь в столярку распахнута настежь. Значит муж там. Не заходя в дом, она прямиком направилась в столярку. Войдя, она села на лавку и разрыдалась.
Николай никогда не видел, чтобы жена так рыдала. Он удивился и обеспокоился
— Горя всякого хватило в жизни, но чтобы так плакать, это что же за горе такое? — подумал он, и спросил
— Пелагея, что стряслось, что за горе, что ты так ревёшь?
— Сын, сы-ы-и-и-н выпроводил. Вырастила змейку на свою шейку. Крошки в рот не брала. Пока их не накормлю. Сил не жалела, чтобы обогреть их. Даже в войну работой их не загружала. Сама в обе руки хватала, только бы их не надсадить. А они видал, как со мной. " Чё пришла, говорит". Это матери такое сказать! Как только язык повернулся? Видеть никого не хочу. Пусть живут, как хотят — она ещё порыдала, потом высморкалась, утёрла слёзы и сказала
— Миколай, давай дом продадим, да в Томусинский район уедем. Василий, брат твой, хвалится, дом себе поставил. Правда пишет, что пока маленький, но думает пристроить. Настя, сестра моя, довольна. Что мы одни здесь делаем? Тут и пчёл уже держать негде. Горы-то оголяют, роют всё подряд.
— Не горюй. Нынче и поеду. Поживу у Васятки, место подыщу. А потом дом продадим, да и переедем. Ты права. Пусть поживут без нас.
Сёдня внучки у нас одни в доме, спят. Полинка с Марией уехали её домик в порядок приводить. А я ушёл сюда, чтобы не мешать девчонкам спать. Пора уж им вставать, а то ночь спать не будут. Пойдём в дом. Там Манька каралек напекла с собой, да нам оставила, с молоком поедим. Пошли.
Через две недели, в субботний день, перед выходным Серафим с Панной в своей квартире сделали новоселье. На праздник он пригласил друзей, соседей. Приглашал и родителей, но ни его, ни его жены родители на новоселье не пришли. Пришла Мария и Поля с дочкой.
Мария с Полиной помогли Панне наготовить на стол. Мясные блюда взяли в столовой готовые.
Гостей было много. Двери в квартиру открыты были настежь. Знакомиться с новыми жильцами приходили жители дома с каждой квартиры. Гости пили, ели, званые гости приносили подарки на новоселье, не званые шли со своим спиртным.
Друг Серафима Григорий, играл на баяне, Серафим на балалайке, веселье было, как Пелагея сказала "на широкую ногу", хотя там и не была.
Панна быстро устала и ушла спать.
Гости приходили, уходили и вновь приходили, не спали всю ночь. Всё спиртное было выпито, а потому как закуски было много, только винегрета наготовили три больших таза, гости бегали по самогонщикам и приносили ещё. К утру все попадали, кто куда, где сон сморил, там и свалились.
Кто-то из гостей уснул, на сложенных в углу кухни половиках, кто-то примостился под вешалкой. Серафим как обычно уснул у кровати жены на тулупе.
Григорий, хотя и был изрядно подвыпившим, но поздно вечером, свернул свой баян, и пошёл провожать домой Полину с дочкой. По пути занёс баян сестре и поехал с Полинкой в Осинники,обратно он вернулся только на другой день.
Крепкий сон Серафима прервался от того, что кто-то топтался по его ногам. Он потряс головой, приподнялся на локте и увидел, как мужчина, который, топтался по его ногам, ложится на кровать к его жене.
Серафим подскочил с пола, как ошпаренный. Он подхватил мужичка на руки и, выбежав с ним на кухню, выбросил его в окно со второго этажа. После чего, как ни в чём, ни бывало, упал на свой тулуп и заснул крепким сном.
Пьяный мужик, что вылетел в окно, приземлившись на мягкую клумбу, тоже уснул мертвецким сном. Пожалуй, он и не понял, что его "переложили" на новое место.
Кто-то из жильцов дома видел, как в окно вылетел человек и позвонил в милицию.
Милиция пришла утром, когда в квартире все спали непробудным сном.
— Кто хозяин квартиры — услышала Панна чей-то вопрос. Она поднялась и, обходя спавших гостей, вышла на кухню.
— Вы хозяйка квартиры? — спросил милиционер
— Да.
— Что же вы будущая мамаша, увлекаетесь спиртным, вам нельзя.
— А я и не пила, это друзья мужа гуляли.
— Все так говорят. Что за праздник-то?
— Новоселье.
— М-да, подарочек, и что за квартира? От одних пьяниц избавились, такие же и заселились. Смотрю двери новые поставили, на долго ли?
— Да, не пьяницы мы. Новоселье было. Мы что не имеем права?
— Вот вы вчера новоселье справили, а сегодня будете опохмеляться. Завтра родите и опять пьянка. То роды обмыть, то сына или дочь обмыть, а потом зубки да ножки, и так без конца и края. Пьяница всегда причину найдёт. Кто у вас человека из окна выкинул?
— Какого человека? Я ничего не знаю — удивилась Панна.
— Тогда давайте узнаем — он подошёл к мужчине, спящему под вешалкой, потрепал его за плечо.
— Степан Петрович, проснитесь. Человека в окно вы выкинули?
Степан Петрович сел на пол, выпучил на милиционера глаза и принялся икать с перепугу.
Из-за чего не смог произнести ни единого слова
— Так, значит, ты тоже ничего сказать не можешь по этому поводу. Тогда разбудим следующего.
Он подошёл к человеку, ноги которого торчали из под стола. Милиционер попинал его в подошвы , но тот не шелохнулся. Тогда он взял спящего за ноги и выволок из под стола. Зачерпнув ковшиком воду в ведре, вылил ему на голову. Тот что-то забормотал, стал трясти мокрой головой, потом упал на пол и захрапел.
— Понятно. Так, а где у нас хозяин? — обращаясь к Панне, спросил милиционер.
— Как где, спит.
— Будите!
Панна прошла в комнату, потрепала мужа за плечо.
— А? Что? Тебе плохо? — вытаращив на жену глаза, спросил Серафим.
— Милиционер пришёл, говорит, что с нашего окна человек выпал или кто-то его выкинул
— А ну где этот милиционер?
— Здесь, я здесь. Выходите сюда. Представьтесь.
— Скударнов Серафим Николаевич.
— Серафим, это ты что ли здесь квартиру получил?
— Привет друг, я. Что случилось?
— Да вот поступил сигнал с вашего дома, сообщили, что с твоего окна человека выбросили.
— Вот едри их мать-то! А человек жив?
— Человек-то жив, но очень пьян. Сам он не в силах бы отлететь на клумбу, кто-то его туда отбросил.
— Эй, подъем. А ну вставайте, чего тут разлеглись. Кто выбросил человека в окно? — гаркнул Серафим, что было мочи.
Кто-то проснулся, кто-то не смог, но окинув взглядом присутствующих, милиционер понял, что сделать такое под силу только самому хозяину.
— Давай-ка Серафим Николаич, поедем в участок, будем разбираться там. Ты хозяин, тебе и ответ держать.
— Погоди, вот глаза протру, да переоденусь.
— Ну давай, только шустрей.
— Серафим налил в кружку огуречного рассола, выпил. Ополоснул лицо, переоделся.
— Я готов, пошли. Только ненадолго, жена скоро родить должна.
— Там видно будет. Пошли.
— Панна, я скоро вернусь — пообещал он, оглянувшись перед дверью..
Но скоро вернуться не получилось. А через полтора месяца, 1 августа у Серафима с Панной родилась дочь.
Заботу о новорожденной взяла на себя Пелагея. В доме они остались одни с Валентинкой , Николай уехал в Томусинск, поэтому невестку с внучкой из больницы она привезла к себе в дом.
Вместе они убрали урожай с огорода, вместе солили капусту, две большие кадки, на всех! Наступили морозы, Пелагея пригласила соседа Семёна Семёновича забить быка, потом забить борова.
Вместе обрабатывали кишки, бычка и борова. Вместе прибирали мясо, заморозили куски, потом окунали их в бочку с водой, обваливали в снегу и укладывали на стеллажи для проморозки. Вместе потом эти промороженные куски укладывали в ларь.
Рубить фарш было некому, поэтому они по очереди крутили мясо на мясорубке. Делали с фарша кирпичики, замораживали и тоже мочили в воде и обваливали в снегу. Только фарш они мочили и обваливали несколько раз. А когда всё промёрзло, собрали их как поленья на руку и уложили в бочки, сверху закидали снегом и накрыли крышкой.
— Ну вот, теперь не вымерзнет и не заветрят— подвела итог Пелагея.
Вместе вдвоём, пока ребёнок спал, управлялись со скотиной. Невестка ни в чём не отставала от свекрови, а Пелагея и забыла, что невестка калека.
Валентинка часто оставалась у бабушки, и была помощницей тёте Панне, то пелёнку подать, то воды поднести, то зыбку покачать, то пустышку ляльке дать, чтобы не плакала.
Через четыре месяца Серафима отпустили. Причин для его освобождения было много и то, что не было свидетелей, что именно он выбросил человека в окно, и то, что пострадавший жив-здоров, и самое главное, продолжалась амнистия в связи со смертью Сталина.
Освободившись, Серафим сразу приехал к матери.
— Мам, я пойду баньку растоплю. Ох и соскучился же я по баньке! Давай вёдра, воды наношу — суетился он.
— Да вон, на лавке стоят. Эту воду в баню снеси, сюда свежей принесёшь. Топи, коль хочется. Она у нас и без того каждый день протоплена. Дитя купаем перед сном, да пелёнки стираем. Как без бани? Это у вас в квартире ни бани, ни пол бани. Люди в общую ходят, и то по определённым дням. А дома, когда доспелось, тогда и топим.
— А батя надолго к дяде Васе уехал?
— Не знаю, мне не сказывал. Поджидаю к Рождеству.
Поля, со дня новоселья брата, стала встречаться с баянистом Гришей и казалось, что всё у них складывалось хорошо. Оставив жене с ребёнком квартиру в Осинниках, он переехал в Шушталеп к старшей сестре, устроился в школу учителем музыки. Поля с дочкой тоже одни, да ещё и в своём доме, самая подходящая партия. Только Григорий что-то не торопился сходиться с Полей. Прошло уже четыре месяца, как они встречаются, а предложение Гриша всё никак не делает Полине.
Однажды вечером, когда Мария собиралась к дочери, в Осинники, в дом пришла гостья.
— Здравствуй Мария, вот пришла к тебе по поручению Гришки нашего.
— Здравствуйте. Проходите. Что это за поручение? Решил к Полинке посвататься?
— Решил. Только не к Полинке, а к тебе.
— Как ко мне? Нет, нет. Да вы что? Он с моей сестрой гуляет, нет, нет. Даже и разговоров быть не может. Нет, нет и слышать ничего не хочу.
— Ты не горячись, ты меня послушай, потом скажешь. Дело-то вот в чём, Гринька с Серафимом с детских лет знаются. Гринька постарше, Серафим помлаже, а дружили. Он его и на балалайке учил играть. Он ещё тогда тебя приметил. Но у него была девушка, которая его в армию проводила и дождалась. Он пришёл с армии, жениться не хотел, говорил, мол, погулять хочу. Ну, наши родители на него насели со всех сторон он и женился на Светланке. Жизнь не задалась. Всё бросил, и вот ко мне переехал.
А у Серафима на свадьбе тебя увидел и опять душа заболела. Я ему говорю, что ты только мужа схоронила, да и сама еле выжила. Посоветовала ему Полю вашу посватать. Ну, он сказал, что она такая же скучная, как его Светка и только и разговоров про тебя.
— А чего ж тогда ходил к ней столько время? Зачем голову морочил моей сестре? — возмущалась Мария.
— А ходил он к твоей сестре, чтобы к тебе ближе быть. Да и что значит "ходил"? Спал дома. В выходной с ней в кино сходят и домой.
— Ну, не знаю, не знаю. Сестру распрошу, как он там с ней гулял. Если хочет обидеть, так я ему глаза-то выцарапаю. Ты не гляди, что я в шахте пострадала, за себя постоять всегда смогу и сестру в обиду не дам. Она тихая, спокойная, любой обидеть может.
,
— Ну, узнай, узнай, а я на неделе забегу — поднимаясь со стула, сказала гостья и скрылась за дверью.
Разговор с сестрой Григория не выходил у Марии из головы, отработав смену, она поехала к Поле.
— А Валюня где? Я вот ей гостинцы привезла — спросила Мария, раздевшись.
— К бабе Поле запросилась, по твоей соскучилась. Сегодня там Серафим с семьёй, баню топят.
— Ну, так чё, в баню идём?
— Так ты иди, я позже прибегу за Валюнькой. Баню я у себя вчера топила.
— Так у меня своя баня есть. Давай тогда посидим, поговорим.
— Что-то случилось?
— Случилось. У тебя как с Григорием, замуж зовёт?
— Нет, не звал ещё. Но если приходит, наверно надумает и позовёт — весело ответила Поля.
— Он у тебя каждый день бывает?
— Да ну, ты что? Он же работает, работы у него много, репетиции, концерты, устаёт А сюда ведь ехать надо. Нет, мы только по выходным дням видимся и то, если они у него свободные. Сама понимаешь, баянист. А ты почему спрашиваешь?
— Знаешь, ты спроси у него прямо в лоб, будет или нет, он на тебе жениться?
— Да как же я спрошу?
— А что такого? Может к тебе другой кто-то хочет посвататься, а он только время отнимает.
— Да кто другой-то?
— Ну Толик о тебе интересовался. Может с ним бы и получилось что. А этот ходит, как мама говорит "Ни тпру, ни ну, ни кукареку."
— Ну, хорошо. В воскресенье придёт, я у него так и спрошу — решительно сказала Поля.
В субботу Полина отвела Валюню к Пелагее, чтобы в воскресенье побыть весь день с Григорием. Спросить о женитьбе, решила при расставании, когда он домой соберётся. Но в воскресенье Григорий к Поле не пришёл.
Зато его сестра не забыла прибежать к Марии и доложить, что Григорий больше к её сестре "ни ногой"
— Ну и что? А мне-то он зачем?
— Послушай, девка, ты молода. Это меня уже никто сватать не придёт. Молодых девать некуда. А тебе дочку растить надо. Без отца сложно. Кто за дочь заступится, если что? Да и в доме без мужика горе одно. То крыша прохудится, то ступенька на крыльце сломается, то забор упадёт. Да просто печку в доме натопить и то без мужика одна беда.
Ты вот что, девонька, если берут, иди. Насидишься, когда брать не будут. Вот я. Муж на фронте погиб, теперь вдовой и буду век свой доживать.
Ну ладно, я домой пошла, а ты подумай, над тем, что я сказала.
Сестра Григория быстро поднялась со стула и так же быстро скрылась за дверью, оставив клуб холодного пара.
— Вот ведь пристала, как банный лист — подумала Мария.
Но зерно было посеяно. На другой день Мария с Полиной встретились в родительском доме, обе пришли за девочками.
— Мария, узнать у тебя хочу, ты почему про Григория у меня спрашивала? — поинтересовалась Поля.
— Ну, спросила и спросила, что такого?
— А то Мария, что его с того времени у меня и не было. Не к себе ли ты его переманила, сестра? Говорил он мне, что в юности в тебя влюблён был. Вы что, за моей спиной встречались? А я-то думаю, чего это ты мне допрос учинила?
— Сестра его ко мне приходила, брата сватала, я отказала. Не веришь, спроси у неё.
— Ну и спрошу.
— Вот и спроси, а я здесь ни при чём.
— А ни при чём ли? Я же помню на новоселье, как он, как какую песню заиграет, так ты, тут как тут, бежишь петь. Всех перекричать готова, чтобы только тебя слышно было. Я не дура, я всё заметила.
— Ну вот ещё ни лучше, сёстры из-за мужика грызутся. Эко позор-то. Прекратите. Срам вас слушать — сделала замечание Пелагея.
— Срам слушать? А не срам у сестры жениха отбивать? — вскипела Полина.
— А он что тебя посватал, женихом-то зовёшь? Или помолвка была? — спросила Мария.
— Нет, не сватал! И помолвки не было, он в кино меня водил — доложила Полина.
— Ну, а меня посватал, хоть и в кино не водил. Это он тебя, как будущую родственницу в кино сводил, радуйся — засмеялась Мария.
— Это ты радуйся, а мне отчего радоваться? Меня никто замуж не берёт. Никто не сватает. Помолвки тоже не устраивает. Куда нам. Мы так ни петь, ни смеяться не умеем, да и лицом не вышли — одевая свою дочку, выговаривала Полина сестре.
Однако Поля умолчала об Анатолии. Он давно ей сделал предложение, она обещала подумать, но тут появился Григорий. Он и ростом выше и лицом красивее. Один чёрный чуб чего стоит. А уж как баян в руки возьмёт, да запоёт, сердце так и тает.
Собрав Валюню, она усадила её на санки и повезла домой по той улице, где живёт Анатолий. Пусть и сгоряча, но Полина решила ответить согласием на предложение Анатолия, поэтому и пошла по его улице. Расчёт оказался верным, Анатолий был на улице, он разметал снег во дворе.
— Добрый день, Толик. Подойди поближе — как только он подошёл к забору, она спросила
— Ты предложение мне сделал, я обещала подумать, а ты что-то не спрашиваешь, что я надумала.
— Добрый, Полина, добрый. И что же ты надумала?
— Да я не против, если ты не передумал.
— Нет, не передумал. Видел, что ты с Гришкой в клуб картину ходила смотреть, подумал, что откажешь, вот и не спрашивал. Да ты заходи к нам, не морозь девчонку-то. Мать булок напекла, чаю попьём. Заходи.
Он распахнул воротца, вышел, взял санки за верёвочку и закатил их с Валюней в ограду.
Дома у Анатолия было тепло, и вкусно пахло пшеничными булками.
— Здравствуйте тётя Рая.
— Здравствуй Поленька, проходи, раздевайся. Дочку-то, тоже раздень.
За чаем разговор вели о разном, и о погоде, и о её работе, о здоровье родных. Тут и надумала Поля одним махом всё решить.
— Анатолий, я вот что думаю. Тебе надо бы ко мне жить перейти, если поживётся, тогда уж к тебе в дом жить пойдём, а пока давай у меня начнём жить — предложила Полина.
Мать Анатолия это предложение поддержала
— Правильно. Поживите, присмотритесь друг к другу. Всё ладно, так и распишитесь. Вечер сделаете.
Так и решили, что жить Анатолий пойдёт к Полине, а матери будет приходить и помогать.
Как только Полина с Валюней ушли, Мария стала одевать Валентинку. Одеваться надо хорошо, ехать предстоит на холодном автобусе .
— Давай шарфик под горлышко повяжем, на улице мороз. А горлышко беречь надо.
— Давай. А где мой шарфик, баба?
— Знать пора, где твои вещи, над печкой сохнет. Где ж ещё.Ты же с улицы вся в сосульках пришла, вот и приходится потом вещи твои сушить над печкой.
— Баба, а ты меня научишь Майку доить?
— Какую Майку, нет у нас Майки. Красуля да Марта — ответила Пелагея внучке.
— Ну такая, белая с красными боками, Майка. Она хорошая. Красуля и Марта меня хвостиками бьют, а Майка не бьёт.
— О Господи, чего говоришь-то. Сон видела или чё пригрезилось? Барагозит чё ни попадя.
Ох ты егоза, собирайся давай. И так от вас уже голова кругом идёт.
— Ну, тогда не приезжай меня забирать.
— Когда это я приезжала забирать? Не успею голову от подушки поднять, а вы уж тут как тут.
— Ну, ты потом забирать будешь, когда дома будет холодно и супа не будет — не унималась внучка.
— Ладно, выдумщица, собирайся быстрее, а то на улице уже темень, хоть глаз выколи.
А на другой день Мария, узнала, что сестра приняла к себе Анатолия, и решила тоже дать согласие Григорию. А он словно ожидал, что Мария согласится, зашёл вместе с сестрой в гости, кулёк с гостинцами принёс.
— Мария, вот к чаю, да девчушку порадовать. Пряники, конфетки— протягивая кулёк Марии, объяснял он.
Мария приняла гостинцы, пригласила к столу. За столом обо всём и договорились. Так Григорий стал жить с Марией в её доме.
С приходом Григория жизнь Марии заиграла новыми красками.
Он каждый день встречал Марию с работы, точнее заходил за ней, возвращаясь со своей.
Григорий работал в школе, преподавал музыку. Каждый день Григорий задерживался на репетиции,и это время как раз совпадало с концом работы Марии.
Мария, взяв Григория под руку, шла, гордо подняв голову. Григорий в селе очень уважаемый человек! Без Григория не обходится ни одна свадьба, ни один праздник.
Да и собой Григорий был человеком видным. Ростом высоким, широкоплечий, с чёрной кучерявой шевелюрой. Мария понимала, что Григорий вызывал у всех интерес и, старалась быть яркой и красивой. Поэтому она на работу ходила на высоких каблуках в крепдешиновых платьях.
В складе она переодевалась в рабочий халат и в конце смены, вновь наряжалась как на праздник. Подкрашивать лицо необходимости не было, брови и без того чёрные, ресницы тоже, губы вишнёвые от природы. А вот пудру на лицо наносила, да духами пользовалась. Любила причёски свои шарфиками украшать, то над виском бант завяжет, то концы волос на шарфик накрутит и надо лбом бант сделает, а то просто шарфик использует как ленту и концы распустит как у морской бескозырки.
Без Марии Григорий никуда не ходил, это было его условием. Но присутствие Марии делало праздник более ярким! Как только зазвучат первые аккорды какой-нибудь песни, Мария своим сильным и красивым голосом её подхватывала, и уже за ней включался весь зал присутствующих гостей. Кроме того, она умела весело шутить и заразительно смеяться. Праздники проходили шумно и весело.
Праздники Мария любила, да кто их не любит? В семье Марии было не принято праздновать дни рождения с компаниями, как это делают те, кто приглашает их с Григорием.
Дни рождения праздновали только семьёй. Пелагея пекла пироги и собирала семью за столом, чтобы поздравили именинника. Чай пьют, сладкий пирог едят, общий подарок, на который все сложатся, преподнесут. Да и всё на этом, посидели, пообщались и все по домам.
Конечно, подарки были хорошие. Серафиму например купили мотоцикл. Правда, что не доставало до общей суммы, внесла Панна, но всё равно, без вложения родственников, такой подарок был бы невозможен.
Зато широко праздновались христианские праздники, Рождество, Пасха, Масленица. Праздновались весело, с друзьями и соседями. На стол ставилась медовуха, вино "кагор", ягодные наливки. На такие праздники Серафим брал балалайку, а Пелагея гармонь. Пели, даже плясали.
Гармонь появилась в их доме, когда Серафим купил балалайку. Появление такого инструмента очень удивило его, он не ожидал, что его мать справится с ним. Но, если человек играл когда-то на фортепиано, ему вполне доступно освоить гармонь.
Однажды Мария спросила свою мать
— Мам, почему ты христианские праздники, празднуешь широко и весело, а наши дни рождения совсем мы не празднуем, соберёшь нас, накормишь как на поминках и весь праздник!
— Ишь ты, как она сравнила. Не хочешь, не ходи, тебе теперь бесовские пляски милей, ну вот и веселись там. Взяли моду, нехристи советские, славить себя. На кумачах понапишут "Слава КаПеСеС", "Партии Слава" Тфу. Срам один. Кто это такие, чтобы их славить? Горстка антихристов!
Славить Бога нужно! Вот тогда душе радость, она часть божественная. А эти бесовские пляски веселы только от спирта. От чая так взлягивать, да глотку драть не будешь. А оно и не надо. Для Бога песни это благость для души.
А ты знаешь, почему Господь войну допустил? А-а. Потому и допустил, что отреклись. А вот как на фронт коммунисты попали, так батя твой сказывал, что все на себя крест ложили и просили Бога их спасти. Так-то вот.
— Ну а зачем ты тогда соседей на медовуху созываешь, пироги да пасочки по домам разносишь?
— А с медовухи не повзлягиваешь. От медовухи голова лёгкая, разум чистый, а ноги тяжёлые. Вот сиди песни пой, да речи благородные веди. Пока силы есть, дробушки побей, потом сиди, пой да ешь. Ни тебе драк, ни грубостей. Потому что мёд, это дар божий. А у вас нет ни одного праздника без драк, потому как спирт, что в водке, от сатаны. Он в голову бьёт, вот все и дурят потом.
Вы, лодыри советские, все календарные праздники празднуете, дни рождения и ещё наши прихватываете, только бы погулять повод был.
— Ну всё, опять в свою дуду задула, спросить ничего нельзя— отмахнулась от матери Мария.
— Да тебе Манька грех Бога хулить, ты ему вторым рождением обязана.
— Второе рождение, это батина заслуга, не возьми он меня из морга, окочурилась бы, вот тебе и конец.
— Ох, Манька, Манька, батя-то перед каждой поездкой всегда телегу проверяет и в тот раз всё проверил, всё годно было. А колесо-то взяло и отвалилось. Оно что, само отпало?
— Не доглядел, вот и отпало. Тебя послушать, так твой Бог взял и колесо от телеги открутил. Городишь всякую ерунду, противно слушать.
— Ну, так не слушай. Чё пришла, или сегодня у Гришки праздника нет?
— Есть, вечером пойдём, я к дочери пришла, соскучилась.
— Дочь-то скучать по тебе и не думала. Даже не поминает совсем. Как и нет у неё матери.
Вот за что ты перед Богом –то ответ держать будешь, так это за свою дочь.
— Мам, бога, нет, это учёные доказали
— Учёные? Это что же за учёные такие? Из пролетариата? Мы в четвёртом классе знали то, что сейчас в восьмом учат. Языки иностранные учили с первого класса. Батя твой, на немецком, как на своём говорит.
— Так он его в плену выучил.
— Ну да, в плену у них там школы были, конечно, ага. Немцы им знания повышали. Сама то думаешь что несёшь? Я вот французский и португальский знала. До сих пор наизусть стихи помню.
— Ну и зачем? Что толку-то?
— А толк в том, что книги мы читали на этих языках, в подлиннике, а не в переводе. Ты собралась идти, иди, не вводи меня в грех.
— А то в рай не попадёшь?
— Да уж, — махнула рукой Пелагея — какой там Рай, из-за вас хоть бы на край.
Гуляли Григорий с Марией каждый выходной день, точнее с вечера субботнего дня до воскресного утра или даже обеда. Конечно же, Валентинку взять у бабушки на выходные дни они никак не могли. А девочка и не скучала. Она привыкла, что от самого рождения живёт в этом доме, с бабушкой и дедушкой. А мама иногда приходит и обязательно уходит, бывает и надолго.
А ещё Валентинка заметила, что в день её рождения, мама может придти тогда, когда Валентинка спит и, положить под подушку подарок и маленький тортик. Совсем маленький. Подарок, это карандаши и книжки- раскраски. Коробка с карандашами каждый год была всё больше, и карандашей в ней тоже было больше. Валентинка радовалась от всей души и взяв тарталетку, выбегала к бабушке.
— Баба, давай тортик кушать. Один раз ты откусишь, потом я. Потом опять ты и потом я
— Ешь давай, а то я откушу и второй раз уже кусать нечего будет — отвечала Пелагея.
— А ты рот сильно не открывай, а только зубками, ну как я. Вот — Валентинка немного откусила от тарталетки и показала Пелагеи— видишь, как?
— Ох. Кормилица ты моя, вижу, вижу. Ну, давай, ради твоего дня рождения, разговеюсь.
Пелагея откусила для видимости, а Валентинка её спрашивает
— Разговнелась? А ты ещё откуси, а то ты совсем мало разговнелась.
Пелагея рассмеялась.
— Да ну тя, согрешишь с тобой. Ешь давай, не уговаривайся. Давай я молока налью, именинница. С молоком и вкусно и сытно будет.
— А уже наелась, это тебе, я не хочу.
— Иш ты не хочет она, тебя одарили, ты и ешь. Ешь, пока не почернешь, почернешь, руками маши, да в рот тащи — засмеялась Пелагея.
— А зачем?
— Да шутка это, шутка. Ох, ты дитё не разумное, умок-то зелёненький ещё.
Валентинка подбежала к зеркалу, посмотрела на себя и взялась лоб кулачком натирать.
— Баба, баба, он поспел — отбегая от зеркала, кричала внучка.
— Кто поспел? — не поняла Пелагея.
— Умок мой поспел, смотри какой красненький.
— Ну, раз умок поспел, давай на улку собирайся. Я в стайке управляться буду, а ты в снегу позабавляешься. Только смотри, ноги или руки подмёрзнут, домой беги. Закашляешь, про улку забудь. Поняла меня?
— Поняла — ответила Валентинка, надевая шапку на голову.
С батей Колей весело на улице гулять. Он санки возьмёт, её в них усадит и бежит вниз по дороге. Валентинка смеётся, ветер в лицо дует, а ей совсем не холодно.Потом они на горку поднимутся и тогда батя Коля встанет сзади Валентинки на полозья саней и так вдвоём они вниз с горки катятся. Ветер на горке ещё сильнее и даже со снегом, только всёравно не холодно, а только весело.
С бабой Полей не весело, зато можно по снегу плавать, как по воде. Вышла Валентинка в огород, перед ней широкое поле пушистого снега. Расставив руки, с размаху, падает она в этот снег и "плывёт", сколько сил хватит. А как устанет, перевернётся на спину и смотрит на небо. Над лицом пар стоит. Жарко. С неба снежинки летят, на лице тают. Валентинка открыла рот и стала ловить снежинки. Весело ей с ними, как поймает, так и рассмеётся.
— Э-э, ты чего в снегу улеглась, заболеть хочешь? А ну подымайся, неслух. Вот горе-то моё луковое, ну что творишь-то? Пошли в дом, пока не околела — скомандовала баба Поля.
Делать нечего, надо слушаться. Валентинка поднялась и весело побежала к бабушке
— Ух ты, угваздалась чё, дай тебя обмету.
Пелагея взяла голичок и обмела пальтишко, валенки и натянутые на валенки широкие штаны на резинках. Валентинке смешно. Бабушка заставляет её повернуться, она крутится как волчок, бабушка только успевает галиком махать.
— Да ну тебя, егоза, ну егоза, всё бы егозила — ворчит бабушка, а Валентинка смеётся
— Пошли в дом, неслух маленький.
С осени коровы хоть и сбавили молоко, да с двух коров у Пелагеи каждый день по полтора ведра молока получалось. Разольёт Пелагея излишки по металлическим мискам, да выставит на мороз. Молоко в мисках замёрзнет, она занесёт их в дом, обдаст миску кипятком, вытряхнет кружок молока и положит его в картонную коробку. Потом другую миску, третью. Как коробка полной станет, соберет она кружки молока в сумку, дождётся погоду "помягчее", запряжёт баба Поля Ласточку и помчатся они с Валентинкой в Шушталеп.
Валентинка рада, что к маленькой Людочке едут в гости. Дядька на работе, а тётя Панна дома. Тётя Панна хорошая, она даст сестрёнку на руках подержать. Ну, или покачать её в зыбке.
Потом тётя Панна за стол их с бабушкой посадит, супом вкусным накормит, чаем с вареньем напоит в прикуску с пирожком или булочкой. Они у тёти Панны очень вкусные, сладкие, пышные.
Подождёт баба Поля, когда Валентинкина мать с работы придёт, тогда попрощаются со снохой, Людочку в щёчку поцелует и, поедут они с Валентинкой к её маме, и ей тоже кружочек молочка привезут.
— Одного кружка хватит, кобелей кормить не обязывалась. Никогда не придёт, не поможет. Хоть бы раз пришёл снег от крыльца откинул. Анатолий и навоз с сараев вывезет, поможет и сток распачнёт. А этот руки бережёт. Ну вот пусть то и едят — убеждала себя Пелагея, когда шла в дом к дочери.
На обратном пути заедут к Валюне. Валюня с Валентинкой новыми лоскутками поделится, игрушками похвастает. Баба Поля и ей кружки молочка оставит. Домой отправятся уже поздним вечером, когда на небе звёзды из темноты выпрыгнут и заблестят.
Забежит Валентинка в калитку и перед крыльцом остановится. Любит она смотреть на небо, на звёзды. Ей кажется, что всё небо, такое большое и бесконечное, а дышит. Дышит, как будто это что-то такое живое и загадочное. Больше всего Валентинка любит Луну разглядывать, но бабушка долго стоять на улице не разрешает, боится, что замёрзнет внучка и заболеет.
В канун нового года, к Пелагее пришли Мария с Григорием.
— Мам, можно мы Ласточку возьмём?
— Нашто она вам? — спросила мать.
— Григорий в деда Мороза нарядится, да тридцать первого развезёт подарки ученикам своим.
— Он дед Мороз, а ты снегурка? — рассмеялась Пелагея
— Нет. Я буду в костюме Хозяйки Медной Горы — поведала Мария.
— Счас брать, что ли будете?
— Ну, да. Нарядить же ещё надо. Завтра работаю без обеда, да перед праздником на час раньше отпускают, ну и сама постараюсь побыстрее управиться, чтобы успеть нарядить и сани и лошадь.
— Сена возьмите, да ведро овса — подсказала мать.
— Валентинку отпусти с нами — попросила Мария
— Её–то тебе зачем, ещё потеряете где-нибудь.
— Да ты чё мам, чё говоришь-то? Я ей из марли костюм снежинки пошила, корону сделала. На детскую ёлку свожу. На горке ледяной покатаемся, в кондитерскую сходим, сладости поедим, лимонада попьём. У ребёнка тоже праздник должен быть.
— Ты смотри, а то вместо лимонада-то чё другое пить будешь, дитя потеряешь.
Григорий молча слушал их разговор и не вмешивался.
— Да что ты заладила, потеряешь, да потеряешь — возмутилась Мария
и обратившись к Валентинке, сказала
— Давай, дочка, одевайся, ко мне поедем. Завтра на праздник пойдем. Мы с дядей Гришей, утром на работу уйдём, а ты спи, я приду, тебя разбужу, да и пойдём на праздник, там переодену в костюм снежинки. Праздник с 12 часов. А потом после праздника на Ласточке сюда приедем. Одевайся, я пойду Ласточку запрягать.
— Ух ты, прям одна и запряжёшь, ох ты горе моё, обожди, оденусь.
Пелагея оделась и вышла следом за Марией. Григорий с Валентинкой остались одни в доме.
— А ты почему запрягать не пошёл, не умеешь? — спросила Григория Валентинка
— Не умею. У нас лошадей никогда не было, мы люди городские.
— Тогда тебе нужно учиться, а не сидеть тут— серьёзно заявила она.
— А зачем мне учиться, мы не собираемся лошадей заводить — ответил Григорий.
— Баба говорит, что в жизни всё пригодится.
— Мне не пригодится, я музыкант, а не конюх.
— Бабушка моя тоже не конюх, а умеет. А ты не умеешь. Плохо это.
— А тебя не учили чужим взрослым "вы" говорить?
— Учили, я думала, раз ты мамин, ты свой — ответила девочка.
Тут дверь распахнулась, и заглядывая в дом, Мария сообщила
— Всё готово, поехали.
Валентинка первая высочила в двери. Она пробежала через двор в калитку и уселась в сани. Вскоре пришла Мария с Григорием. Мария взяла вожжи и Ласточка побежала по зимней дороге вдоль улицы.
Мария умело правила лошадью и они благополучно добрались до Шушталепа.
Дома, Мария показывая на пышное белое платье на стуле, сказала Валентинке
— Вот твой костюм снежинки. Но чтобы на ёлке дед Мороз дал подарок, нужно рассказать ему стихотворение про новый год. Давай будем учить.
— Давай — согласилась Валентинка, не спуская глаз с накрахмаленного белого пышного, как у принцессы, платья.
— Тогда повторяй за мной "Дед Мороз-Красный нос, Тубареточку принёс. Тубареточка мала, Деду по носу дала"
Валентинка пересказала, потом ещё раз повторила.
— Молодец, запомнила. Завтра ещё повторим и всё.
— Оно плохое, это стихотворение. Нехорошее совсем, и совсем не про новый год.
— Зато про деда Мороза. Не спорь. Хочешь подарок, расскажешь.
Валентинка с нетерпением ждала праздника. Она вообще-то не представляла, что это такое, но догадывалась, что это будет весело и интересно. Мама накрутила её волосы на бумажные бигуди и уложила спать возле печки.
Утром Валентинка проснулась и долго ждала, пока придёт мама. Ей очень хотелось на праздник. Наконец мама пришла, они попили молока с пряником и поспешили на праздник.
Праздник проходил в клубе, в танцевальном зале. Мама помогла Валентинке раздеться, и нарядила в новое платье снежинки. Платье тёрло грубым швом возле шеи и резало подмышками, но Валентинка чувствовала себя в нём принцессой. Волосы не расчёсывали, только распустили бигуди.
— А локоны-то какие, прямо как у принцессы— одевая корону говорила мама.
Корона тоже царапала над ушами, но когда в зал под крики "дед Мороз, дед Мороз" вышел дед с ватной бородой, она перестала ощущать эти неудобства.
Потом с баяном и тоже наряженный в какой-то новогодний костюм, вышел дядя Гриша, все встали в хоровод и ходили вокруг ёлки и пели песню " В лесу родилась ёлочка". Валентинка её слова знала из книжек, вот только не знала, что эти слова можно петь.
Потом дед Мороз вынес большую табуретку и поставил её под ёлку. Ёлка была большая, под самый потолок. На ней от самой макушки до пола висели игрушки и бумажные разноцветные цепи. Дед Мороз стал по очереди всех детей поднимать на табуретку, чтобы те читали или пели про новый год.
Валентинка представила, как она расскажет про то, что эта табуреточка ударит по носу деда Мороза и ей стало его очень жалко. Когда дошла очередь до неё, дед Мороз сказал
— А вот и моя любимая Снежинка, моя спутница. Она вместе со мной прилетела к вам на праздник. Ну Снежиночка, что ты умеешь делать?
— Кружиться! — крикнула Валентинка и стала кружиться, поднимая и опуская руки. Дядя Гриша заиграл какую-то хорошую музыку и дедушка Мороз взял Снежинку за ручку и она кружилась у него под рукой. Потом он взял её за обе руки и они кружились вместе, а в конце он поднял Валентинку и покружился с ней на руках и бережно опустил на пол.
— Ох молодец моя Снежиночка, ох и порадовала дедушку. Вот прими от меня подарочек — он протянул ей сложенный в несколько раз большой белый бант.
— Спасибо, дедушка Мороз.
Тут заиграла плясовая музыка и все стали плясать вокруг ёлочки.
Праздник Валентинке понравился. Потом они зашли в какую-то комнату, где стояли столики и, там они ели сладкие коржи и запивала лимонадом.
В это время к маме и дяде Грише подошли друзья и позвали их под ёлочку.
Детей в зале уже не было, там веселились только взрослые.
Валентинка съела все коржи и выпила весь лимонад, а взрослые всё пели и плясали возле ёлки.
Ей стало скучно и она решила тоже пойти в зал, где дядя Гриша играет на баяне, а все веселятся. Как только она прибежала в зал, к ней сразу подбежала мама.
— Валентинка, переоденешься дома у бабушки, а сейчас одевайся и в сани беги.
Она сунула ей в руки пальто, платок и валеночки.
— Туфельки свои мне в сумку положи.
Валентинка переобулась и положила туфельки в мамину сумку, накинула на корону платок, одела пальто, и побежала на улицу садиться в сани.
Дядя Гриша с баяном и в костюме Деда Мороза и мама, в каком-то длинном платье поверх пальто и . с короной на голове поверх шапки, а с ними ещё какие-то люди, все сели в сани и они поехали.
Валентинке было тесно, и она отодвинулась на самый край саней. Мария управляла Ласточкой, а какая-то тётя всем по очереди что-то наливала в кружку и давала кусочек булочки. Все пили и пели, и громко разговаривали, а дядя Гриша играл на баяне.
На повороте на дорогу из Шушталепа в Осинники, Ласточка резко повернула, Валентинка не удержалась и выпала из саней.
Она больно ударилась о дорогу, и быстро подскочила, чтобы её увидели, и остановились, чтобы забрать. Но никто не увидел и никто не остановился. За поворотом Ласточка скрылась из глаз.
Как идти в Осинники, Валентинка не знала, да и далеко, а Шушталеп рядом и даже видно дом дяди Серафима.
Она приняла решение бежать к дяди Серафиму. Дом двухэтажный, видно его издалека, поэтому и бежать нужно далеко. Она бежала, платок сбился на затылок, чулочки стали спадывать с колен, она то и дело останавливалась, чтобы их поправить. Пальто, со складкой на спине, раздувалось и холод пробирался по спине к шее. Марлевое платье не грело. Вскоре замёрзли колени. Девочка сняла варежки, запихнула их под чулки на колени, прижала резинками, а руки засунула в рукава, бежать было неудобно, зато колени не ломило от холода.
От встречного ветра, слезились глаза, замёрзло лицо и онемели губы. Валентинка смотрела на возвышающийся над домиками дом дяди и торопилась, так как на дворе стало темнеть.
Мимо проходили компании, видя на девочке корону, поздравляли с наступающим новым годом, желали расти большой умной и здоровой, весело улыбались.
Когда она добралась до дома дяди, уже стемнело. Ручка двери в подъезд была высоко и она не могла открыть дверь, от обиды девочка громко заплакала. Подошёл мужчина и спросил
— Чего ревём, королевна?
Но у Валентинке замёрзли губы, и она ничего не могла сказать
,
— Тебе надо дверь открыть? — спросил он. Валентинка со всей силы закивала головой.
Он открыл дверь, проводил её до дверей дядиной квартиры. Подойдя к нужной двери, она стала долбиться своим голым маленьким кулачком.
— Тебе сюда?
Она опять кивнула и он требовательно застучал своим кулаком в дядину дверь. Её открыла тётя Панна. Мужчина поругал и тётю Панну и дядю Серафима, за то, что ребёнок один на морозе, а Валентинке сказал.
— Ну повезло, что они дома.
Тётя Пана открыла бутылку с водкой и стала растирать Валентинке колени, руки, щёки. Напоила чаем с малиновым вареньем и уложила к печке прогреться. Пригревшись у горячих кирпичей, Валентинка уснула. На другой день Панна проснулась от того, что девочка бредила. Панна разбудила мужа, он быстро одевшись, сел на мотоцикл и поехал к Марии.
У крыльца стояла Ласточка, запряжённая в сани. Кобыла была покрыта куржаком. Никакого корма у неё не было. Серафим сгрёб примятое сено с телеги, бросил лошади на снег , она тут же принялась его есть.
Дверь была не заперта, Серафим вошёл, в доме все спали.
— Мария!—крикнул он. Никто не отозвался. Серафим прошёл в комнату и стал тормошить сестру.
— Мария, вставай! Услышишь, вставай!
— Ты чего— спросила она у Серафима, с трудом подняв голову от подушки.
— У тебя дочь где?
— Дома, где ещё. Мы вчера её завезли к маме. Отстань, мы только уснули.
— Вставай!— кричал он не прекращая тормошить сестру.
— Ну чего тебе?—недовольно буркнула она.
— А того, что ты её матери не привозила! Она ночью к нам пришла. Температура у неё, в больницу её надо вести. Горит, бредит. Угробила девчонку!
— Да как это, мы же к маме завезли, я помню. Она что, назад за нами побежала? — одеваясь ,старалась вспомнить Мария вчерашний день.
— Ты одежду ей возьми, она пришла в марлевом платье, считай голая.
— Я сейчас, сейчас, я всё соберу. Здесь и кофта тёплая и штанишки, вот платье. Всё здесь. Я сейчас.
— Григорий— толкнула она сожителя в плечо — вставай. Зайди на мою работу, скажи, что я дочь в больницу увезла, не приду.
— Сегодня новый год, ты отдыхаешь— ответил Григорий и отвернулся к стене.
— Да? Тогда я ушла, ты закройся, а то кто-нибудь забредёт.
Когда Мария увидела дочь, она очень испугалась. Девочка вся горела, бредила и её не узнавала. Она быстро переодела девочку, закутала её в ватное одеяло и вынесла на улицу. Там она села с дочкой на мотоцикл, сзади Серафима и он повёз сестру с племянницей в городскую больницу, в Осинники.
Валентинку положили в больницу с воспалением лёгких.
В больнице она пролежала две недели. Это был самый первый раз, когда она попала в больницу и первый раз жила без своей бабушки, среди чужих людей. Навещали Валентинку и тётя Поля с Валюней и мама и бабушка, даже дядя Серафим один раз был.
С больницы её забрала бабушка Поля.
Так и прожили зиму бабушка с внучкой. Николай приехал только к Пасхе, к 25 апреля.
Встретив мужа, Пелагея старалась, как можно быстрее пересказать ему все семейные новости.
— Сарка, вокурат к ноябским праздникам освободился. Сразу сюда пришёл. Дом свой обиходил, тогда и семью забрал. А так они у меня жили. Ох, и дочка у него, красота ненаглядная. Он рад, что такая кроха народилась, тетёшкается с ней. Сразу на работу вышел, работает, не пьёт.
Панну с работы рассчитал. Негоже говорит, чтобы дитё при живой матери сиротой было. Купил машинку, сказал, что если хочет шить, пусть шьёт дома. Она же по закону-то через два месяца после родов обязана была на работу выйти, ну вот она работала, а я водилась. Славная малютка, ой славная. Ты знаешь, она мне Ульяну, Полинкину мать напомнила. Такие же ясные голубые глаза и русенькая, такая же. Ну, сходишь, проведаешь, сам всё увидишь.
А вот девки-то наши, Полька с Манькой, ну вычудили, так вычудили. Враз взамуж удрали.
— Ну, вышли замуж, пусть живут. Я сруб срубил, под крышу завёл. Ох и годный сруб получился. Вот оконные блоки, да дверные, слажу и машину наймём, чтобы перевезти. Вещи всё равно надо перевозить, так что машину нанимать всё одно придётся, вот всё и уложим. Двери, окна поставлю, застеклю. Печку сложу, и будем в своём доме жить, а пока у Васятки перебиваться придётся.
— Да не горюй, нам не впервой, переживём. Двери, окна поставишь, и дома спать будем. На костре похлёбку варить станем, пока печку ложишь, проживём, Миколушка, проживём.
— И то верно, было дело и в шалаше зимовали, а это летом, совсем не беда.
— Ну, а как девки живут, ладно?
— Полинка, как вышла замуж за Анатолия, так навещать перестала. В будние дни Валюня в садик ходила, а в выходные её ко мне Полинка приводила. Теперь к ней водиться свекровь приходит.
Пелагея понимала, почему Поля перестала к ним ходить, не хотела встречаться с Григорием, но всё равно обижалась на приёмную дочь и жаловалась Николаю.
— Вот и выкормила их с Ванюшкой своим молоком, и ночей не спала, когда болели, и души в них не чаяла. И Полинку, и Ванюшку любила не меньше своих детей. Больше даже. Ванюшка-то, кругом сирота был. А теперь вот живёт в своей Москве и про нас не вспоминает. Полинка рядом, а тоже знаться не хочет. И что я им такое сделала, что они как за порог, так и забыли про мать-кормилицу. Или не родные, так как тот волк, сколько его ни корми, он всё в лес смотрит?
— Пелагея, ты свою задачу выполнила? Выполнила! Не оставила сирот в беде. А теперь Бог им судья. У каждого своя дорога в жизни, вот и пусть живут. А уж как, это с них потом всё спросится. Главное, ты своё всё выполнила и отвечать не за что. Как ты говоришь "Подними руку и опусти, всё! Отрезанный ломоть!" Так? Так. Ну и всё. Давай о себе будем думать, хорошо?
— Хорошо, Миколай, хорошо. Нам только и остаётся сейчас, думать о себе.
Николай старался, как можно быстрее сделать оконные и дверные блоки, для этого пришлось обращаться в лесхоз за лесом и ждать, когда можно будет его выкупить. На всё ушло два месяца и, к июлю всё было готово.
Покупатели на дом и скот нашлись быстро. Николаю очень жаль было продавать свою Ласточку, однако Пелагея, стельную тёлку отдала Серафиму, а коров продала с лёгким сердцем.
На машину погрузили вещи необходимые для жизни, остальное Пелагея предложила детям взять себе, кто что захочет. Поля не захотела ничего брать, поэтому не пришла, чем очень огорчила Пелагею. Но Мария с Серафимом нашли для себя нужные вещи, остальное осталось новым жильцам.
Когда вещи были погружены в машину, Пелагея попрощалась с детьми и села в кабину.
— Баба, баба, ты не забыла, как я просила тебя научить меня доить Майку — крикнула вслед Валентинка.
— Не забыла. Оставайтесь с Богом. Как устроимся, отпишем— ответила она, устраиваясь поудобней. Николай запрыгнул в кузов и сел на свёрнутую в рулон, перину.
— Как приедем на место, адрес вышлем, пишите, не забывайте — обратился он к детям.
— Ну, давайте, лёгкой вам дороги — пожелал Серафим. Машина тронулась и выехала из ограды.
Валентинка замахала рукой, Мария тоже помахала, а когда машина скрылась за соседним домом, обратилась к брату.
— Серафим, я попросить тебя хочу, поговори с Панной, всё равно она у тебя дома сидит, чтобы за Валентинкой доглядывала. Я в долгу не останусь. У нас на складе и арбузы есть и яблоки. Что будет нужно, буду покупать и приносить. Ну а осенью пять лет ей исполнится, так и одну можно будет оставлять.
— Пойдём к нам, там сама с Панной и поговоришь, а я за неё не решаю.
Проезжая мимо ателье, Пелагея попросила водителя остановиться, она вышла из машины и зашла в здание. В цехе, где работали швейные машинки, было шумно и она, стоя в дверях постарались сказать громко
— Прощай дочка, поехали мы — увидев, что Полинка её услышала, развернулась и вышла.
Полинка вскочила с места и выбежала следом на улицу, но Пелагея не остановилась. Она села в машину.
— Счастливой дороги, напишите, я буду ждать — Пелагея кивнула, в знак согласия и машина тронулась.
— Поля, мы отпишемся. Сразу отпишемся, как приедем. Оставайтесь с Богом! — ответил Николай и машина, прибавив газу, вывернула на трассу.
начало 1 части Скудара -1
начала 2 части Русская дочь военнопленного немца-
продолжение следует
© Copyright: Валентина Петровна Юрьева, 2022
Свидетельство о публикации №222122200437