Наверное, все согласятся, что хорошие исторические романы - это прекрасная вещь, позволяющая влюбиться в эпоху. Однако у них есть и оборотная сторона. Художественный вымысел, вполне уместный в таких произведениях, начинает искажать восприятие прошлого, заставляя делать ошибочные оценки и сравнения.
Мне, например, после сто раз пересчитанных в детстве "Трёх мушкетёров" было крайне сложно воспринимать Людовика XIII тем, кем он был на самом деле - великим государем, по меньшей мере ни чем не уступавшим своему знаменитому отцу, так как в моем мозгу постоянно рисовался образ податливого пожилого придурка из романа Дюма, которым управлял ловкий интриган Ришельё (к слову, реальный Людовик был младше Атоса).
Ровно такая же история произошла и с массовым восприятием Боя при Рокруа. Под влиянием эпопеи Переса-Реверте и снятой по ее мотивам киноленты сложился образ Испании времён Филиппа IV как умирающей страны, заживо сжираемой тупой эгоистичной верхушкой и внешними врагами, на защите которой стоят лишь храбрые, пусть и не всегда добродетельные, солдаты. Но при Рокруа всего их самопожертвования не хватило, чтобы остановить французскую машину, и испанской пехоте осталось лишь с честью погибнуть.
Насколько этот образ соответствует истине? Ни на сколько. Разумеется, Испания того времени не была похожа на страну из "Дочери Монтесумы" и прочих британских агиток, создававших Черную легенду. Но и идеализация ее также сомнительна. Империя иберийских Габсбургов XVII века - это хищное государство, самое сильное на Земле и находящееся в зените могущества. Правление Филиппа IV это настоящий золотой век испанской культуры. А группа европейских конфликтов, противоестественно объединенных в антинаучное понятие Тридцатилетней войны, была развязана испанскими и немецкими Габсбургами с целью окончательного подчинения всей Европы, а, стало быть, и мира. И если при Филиппе II - идейном католическом гуманисте - эта задача ставилась, чтобы обеспечить торжество римской веры, то его внук начал агрессию исключительно ради грабежа побежденных.
Совсем иная ситуация сложилась е северу от Пиренеев. "Долгий шестнадцатый век" оказался для Франции катастрофой. Кровавые религиозные войны, мятежи, заговоры и катастрофические поражения едва не поставили крест на ее существовании. Основатель новой династии Генрих IV сумел, используя "дворянский крюк", повесить страну на краю пропасти и даже начать понемногу "вставать с колен", однако пал от руки подосланного Габсбургами убийцы. Наследовавший ему Людовик немало сделал для того, чтобы развить начинания отца, но был слишком молод и до времени неопытен.
С трёх сторон его королевство окружали испанские войска и владения, внутри страны Мадрид финансировал всех смутьянов - от герцога Монморанси до крестьянских вожаков и от остатков лигистов до гугенотов - а испанские шпионы в Лувре имели такую же власть, как американские в путинском Кремле. К слову, внимательно прочтите "Мушкетёров" ещё раз: через всю книгу глухо проходит тема всемогущества испанской разведки.
И когда усилиями короля и его кардинала показался свет в конце туннеля, ведущая держава мира решила это исправить. Испания буквально провоцировала Францию начать войну. И вынудила таки. Сперва в 1628 году Париж вмешался в Войну за Мантуанское наследство, а позднее, сразу по подписанию Пражского мира, был вынужден начать специальную военную операцию в Испанских Нидерландах.
С весьма скверным результатом. Вскоре вражеские войска стояли под Парижем и только личная доблесть Людовика помешала им взять город. И позднее характер войны никак не менялся, несмотря на известные успехи, вызванные стратегическим союзом Парижа и Лондона. К тому же беды пришли и оттуда, откуда никто не ждал. В декабре 1642 года умирает Ришельё, а в мае следующего года и Людовик. В стране начинается латентная смута, а многие аристократы без затей переходят на сторону Испании.
Словом, встречая утром 19 мая 1643 года армию двадцатилетнего шалопая герцога Энгиенского, командующий испанскими ветеранами опытнейший военачальник маркиз де Лагуна мог быть уверен, что она найдет здесь свою могилу.
Но случилось невероятное и поле боя осталось за французами, а Сражение при Рокруа стал символом перехода мировой власти к ним (впрочем, сама война продолжалась вплоть до 1659 года, это к вопросу о корректности понятия Тридцатилетней войны).
Так вот. Я часто вижу у многих уважаемых авторов ожидания "русского Рокруа", в котором они сложат свои головы, подобно испанскии терциям. Но ведь применительно к тому времени Россия соответствует не Испании, а Франции. Так кто знает, может быть, и исход сражения будет за нами?
Источник: телеграм-канал Лайки лайки
Если вас заинтересовала эта тема, читайте дальше:
Что такое «Марлезонский балет». О чём умолчал Александр Дюма
Губа дура. Как выродились испанские Габсбурги