Рассказ Ирины Мёссле — о том, что в жизни порой случаются странные вещи.
Неизведанный мир
В восемь лет Лёля чуть было не разочаровалась в мужчинах. Это случилось в холодный мартовский день, когда ее с приступом аппендицита, под оглушающую сирену скорой помощи, увезли в больницу. Все закружилось: заплаканное лицо мамы, державшей на руках младшего братика, безлицые люди в белых халатах, каталка, наркоз и огромная лампа над операционном столом, как светящаяся иллюминаторами летающая тарелка, затягивающая ее в космос. Потом тишина, темнота…
Очнулась Лёля от громкого крика: «Держите же её!». Открыв глаза, увидела испуганные женские лица соседок по палате, наклонившихся над ней. «Ну вот и славно», — улыбнулась ей рыжеволосая женщина. — «Пока ты тут просыпалась, у нас у самих чуть швы не разошлись. Видать, врачи с наркозом перестарались». «Мама!» — позвала Лёля. «До выходных посещений не будет. Карантин», — сказала другая, полная, смачивая Лёле пересохшие губы.
Девочка затихла, потихоньку приходя в себя. За окном угасал короткий весенний день. В палате пахло йодом, хлоркой и лекарствами. В углу одиноко стоял, отбрасывая длинную тень, страшный, неизвестно для чего предназначенный прибор. Женщины разбрелись по кроватям.
Дни тянулись медленно и однообразно. Лёля ждала маму, но посетителей в больницу не пускали. Боролись за чистоту. Часто хотелось плакать, но она стеснялась. Соседки заботились о ней, угощали конфетами, соком. Но все равно во взрослом отделении было одиноко, детского же в военном городе не предусматривалось.
А по вечерам, после обхода, при свете тусклой лампы в палате и желтого заснеженного фонаря, качавшегося за окном, на женщин находило настроение поговорить по душам. Тогда Лёля, делая вид что спит, превращалась в одно большое ухо. Никогда еще девочка не слышала таких откровенных, таких взрослых разговоров. Они уносили ее в неизведанный мир.
За пять дней пребывания в больнице Лёля узнала: о модных и эффективных диетах, о фасонах платьев, подчеркивающих прелести фигуры, услышала рецепты тортов и научилась мариновать огурцы, запомнила советы о долговечных помадах и о методах прерывания беременности, все поняла о плюсах и минусах брака с военным, наслушалась историй о родителях — деспотах и даже об одном убийстве на почве ревности. Ну и еще про что-то, о чем женщины говорили уже совсем тихо и Лёля, как ни напрягалась, не могла ничего разобрать.
Любимая тема была — мужчины.
— Мы три года как муж и жена… — всхлипывала маленькая короткостриженая женщина с гипсом на ноге. — Душа в душу… в отпуск ездили… он подарки дарил, замуж звал… а за две недели до свадьбы заявил, что вдруг, видите ли, осознал, что свою бывшую любит. И ушел… Всю жизнь он мне порушил.
— Все мужики такие, — зло сказала полная.
И Лёля вдруг подумала о Петьке из 1-го «А», в которого была влюблена еще с детского сада. За ужином он часто отдавал ей вареную морковку со своей тарелки, а однажды подарил настоящую американскую жвачку. Вареную морковь она не любила, но знаки внимания ценила. «Неужели все?» — ужаснулась Лёля.
— Ну это тебе еще крупно повезло, — возразила тетя Люба, та, рыжеволосая, намазывая лицо кремом. Лёле она нравилась больше всех. — Моя подруга десять лет замужем была. Муж её на руках носил, в любви клялся… Уезжал часто в командировки, а однажды домой просто не вернулся. Оказалось, у него там давно другая семья и даже ребеночек имеется. А жена и не догадывалась! Во как маскировался, гад! Вообще, мои дорогие, верьте интуиции. Если муж говорит, что ты все себе напридумывала, что ты его не понимаешь, не доверяешь, не ценишь, что работает он, как вол только для семьи и любит тебя больше жизни, это всегда означает одно: у него кто-то есть. Иначе зачем он это все тебе говорит?
Женщины поохали, повздыхали. А Лёля с ужасом поняла, что и папа часто уезжает. А может, и у него есть другая семья и когда-нибудь он не вернется?! От напряжения она даже начала икать.
— Тише, девочки. Ребенка разбудите, — зашептала тетя Люба.
— Еще и девочки какие-то в нашу палату пришли, — засыпая, подумала Лёля.
Приснился папа. Он стоял в темном, длинном, заставленным старыми вещами коридоре, и держал за руку Петьку из 1-го «А». «Познакомься, это твой новый братик», — сказал папа, виновато улыбаясь, а Петька протянул ей жвачку. «Предатель», — подумала Лёля, хотя так и не могла решить, к кому это слово относится.
Когда Лёля проснулась, за окном было уже светло. В палате было тихо. Ждали утреннего обхода.
— Лёлечка, к тебе пришли! — крикнула тетя Люба.
В палату вошли родители с младшим братиком. Увидев дочь, заулыбались, бросились к ней, обняли.
— Тебя наконец-то выписывают! Домой, домой!
Папа побежал искать врача, мама собирала вещи, а Марик, сев на кровать, поведал сестре про соседскую собаку Муху, которая родила щенят, и Лёле с Мариком разрешено играть с ними.
Потом, попрощавшись с соседками по палате и получив последние указания от врачей, они вышли на улицу. Родители крепко держали дочь за руки, а папа читал смешные, им самим придуманные стихи, про девочку, лежащую в больнице. И хотя смеяться было больно, она каждый раз не могла удержаться и хохотала, прижимая руку ко шву на правом боку. Но что-то тревожило. Мешало развеселиться по-настоящему.
— Папа, — вдруг серьезно спросила Лёля и остановилась — скажи, если у тебя будет другая жена и дети, что нам тогда с Мариком делать?
Мама с папой переглянулись. Наступило молчание. Потом папа присел на корточки рядом с Лёлей и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Лёлечка, но маме и мне нравится быть именно вашими родителями.
— Вот и я так подумала. Вы же уже к нам привыкли. И я бы тоже не хотела иметь других папу и маму. Хотя вы нам с Мариком много чего запрещаете, ну там бегать, шуметь, конфеты есть. Но это ничего. Мы потерпим. И мы всегда будем вместе.
— Ну, когда-нибудь вы вырастете, создадите семьи и уедете от нас, а мы будем скучать и ждать вас в гости, — рассмеялся папа.
— Нееет, я от вас никогда не уеду! Я вас очень люблю, — она обняла всё еще немного озадаченных родителей и крепко прижалась к папиной военной куртке, пропахшей машинным маслом. Ничего не понявший Марик на всякий случай прижался к маме.
Так они стояли, обнявшись, пока папа не сказал:
— А знаете, в нашей семье скоро будет пополнение. У вас с Мариком будет маленький братик или сестричка.
— И я смогу возить его в коляске? — прижав руки к груди, спросила Лёля.
— Обязательно, — весело сказала мама, поправляя ей шапку. — Без вашей помощи нам никак не справиться.
От яркого солнца глаза слезились. В конце белой заснеженной аллеи Лёля обернулась и посмотрела на скучное здание больницы. Взрослый, неуютный мир остался там. Её ждали мамин вкусный пирог, собака Муха со щенками, любимые книжки, подружки и Петька из 1-го «А»…
Взрослая Лёля стояла в коридоре своей квартиры в центре Москвы. Из комнаты доносились голоса детей, которые ждали её дочитывать сказку, но ноги не двигались. Ей вдруг вспомнилась рыжеволосая тетя Люба — соседка по больничной палате и ее слова, сказанные двадцать лет назад и вдруг выплеснувшиеся из недр памяти: «Вообще, мои дорогие, если муж говорит, что ты все себе напридумывала, что ты его не понимаешь, не доверяешь и не ценишь, что работает он, как вол, только для семьи и любит тебя больше жизни, это всегда означает одно: у него кто-то есть». Эти самые слова услышала она сейчас от мужа перед тем, как он, позвякивая ключами, закрыл за собой дверь.