Если бы Виррата не объяснил ему заранее, о чем эта книга, Раэ бы не мог в сумятице мыслей продраться сквозь весьма путанные письмена мудреца, упивавшегося своим пером, и, судя по слогу, писавшему в крайне взбаламученном состоянии. На Раэ во время чтения несколько раз накатывало, он не мог сдержать плач, но постепенно пришел в себя. Возможно. помогли воспоминания о Цитадели и Виррате, который всегда знал, что делает.
«Раэ, - послышался в ушах его голос, - важна не ссылка на великий ум, а истина. Что-то правильно не потому, что «великий ум сказал». Великий ум тоже может ошибиться, да еще так, как не ошибется маленький умишко. Ошибки князя страшнее ошибок поломойки. Отсебятина великого ума еще не истина, даже если этот великий ум ее огранил, как обтачивает море даже не драгоценные камни, от чего они неплохо смотрятся, но драгоценными не становятся. Так что не полагайся ни на одного книжного мудреца».
Раэ успел раза три перечесть страницы книги, чтобы попытаться получше все запомнить даже те места, смысл которых остался для него темен. Мало ли, насколько требовательной окажется Мурчин. Он старался не смотреть в сторону ока ведьмы на золотой закладке. А то она по осознанному взгляду может догадаться, что Раэ понимает, что это за вещица… Затем ему пришло в голову, что как раз такое поведение может выглядеть подозрительным: вещь была броской. Ему, конечно, сейчас все не в радость, но он должен был ее взять в руки хоть раз. Раэ взял, повертел… и засунул полностью по спуд страниц книги. И если у него оставалась хоть капелька сомнений по поводу того, что это все таки око ведьмы, о которых ему говорил Канги, то они полностью развеялись после того, как он услышал позади себя скрипнувшую дверь и шуршание шлейфа.
Раэ обернулся и увидел, как Мурчин плывет, чуть касаясь пола, а на руке у нее восседает… огромный вран! Черный до зеркальной синевы! Фамилиар! У Мурчин появился фамилиар! Как достался?
Раэ вздрогнул и почувствовал, как покрывается испариной. Только сейчас его потрясенный ум осознал, что Мурчин за последние сутки стала сильнее… Он должен был думать об этом тогда, когда она по мановению руки притягивала к себе стаю альвов, когда в несколько хлопков в ладоши навела порядок в библиотеке и создала в ней рабочую обстановку… Раньше она так не умела, это были новые навыки. Откуда и как она их получила?
Неужели… нет-нет… Раэ не хотел догадываться… однако догадка напрашивалась сама. Для этого не надо было иметь семь пядей во лбу.
Ведьма молча подплыла к столу. Ни намека на ту вчерашнюю девятнадцатилетнюю девчонку, которая лакала сливки на кухне. Это была новая Мурчин, с которой надо было осторожничать вдвойне. Что-то в ней решительно поменялось. Бледность гардении исчезла с ее щек, она как будто стала выше, ее бирюзовый взгляд стал настолько пронзительным, словно просверливал тебя насквозь. Он напоминал холодное ясное небо ранней весной, когда оно опустошено от облаков изгоняющими зиму ветрами. Под таким взглядом было почти невозможно лгать. Ее густые ведьминские волосы были разобраны на пряди, тщательно вычесаны и заплетены в немыслимый узор – не ее руками…
Вран хлопнул крыльями, соскочил с хрупкой ручки ведьмы, перелетел на стол рядом с Раэ. Тот знал, что Мурчин сейчас испытующе смотрит на него – как-то он отнесется к переменам? Начнет ли задавать вопросы или как обычно предпочтет догадаться обо всем самому?
-Это и есть твой ученичок, Мур-рчин, - сказал вран, наклонив голову на бок. Раэ поморщился и отодвинулся под его взглядом, в котором плескалась тьма , - бесполезная глина! Что из него слепишь!
-Это еще почему? – спросила ведьма, не глядя на врана, как может не смотреть на слугу госпожа, но знать, что он рядом.
-Он же зачат на освященном ложе! В освященном бр-раке! Это сразу видно!
Раэ уже не чувствовал, когда начинать бояться еще больше. Но кажется ноги и щеки у него от волнения начали гореть…
-Не пори чушь. – сказала врану Мурчин, - он вполне себе приличный незаконнорожденный, от свободного случайного союза, как и надо.
-Сомневаюсь, - сказал фамилиар, - и что за имя такое Фер-ре…
-В святцах посмотри – узнаешь, - сказал Раэ, отчего вран шарахнулся и тяжело порхнул со стола.
-Дер-рзкий, - каркнул он.
-Других не берем, - сказала ведьма, - он крепкий и очень упрямый. Если его переупрямить, он будет первым колдуном ковена. Моим первым и лучшим воином. Я с ним весь мир завоюю.
-Что-то я очень сомневаюсь, - щелкнул клювом фамилиар, - в нем магии ни на грош…
-Да его просто в Цитадели изнурили постами и молитвами, вот он и кажется таким бесцветным. Ничего, скоро у него это пройдет, будет как обычный незаконнорожденный, тогда и магией займемся.
Вран что-то каркнул, но ведьма отмахнулась.
-Ну, Фере, - снизошла Мурчин, чтобы его заметить, и села по другую сторону стола, - встань и отвечай урок. Как в Цитадели…
Вран еще раз каркнул, и это, похоже, означало у фамилиара смех или то, что было вместо смеха. Оценил шутку. Да уж, ведьма сама по себе гадка, но с фамилиаром она спевшийся дуэт. Раэ не понял в тот миг, только позже осознал, что Мурчин решила с ним держаться отчужденно, в том числе не оставаться с ним наедине. Так, чтобы тот осознал, что потерял… Но это Раэ осмыслил уже позже.
В тот миг он поднялся, вправил отекшую ногу в туфлю, как смог, огладил одежду, словно и впрямь отвечал перед всем курсом, и приступил излагать прочитанное так, как излагал бы Руну:
-В прочтенном мной разделе мудрец излагает, что человек хуже животного…
Вран усмехнулся с тоном превосходства и прокоцал когтями по полу, пристроился рядом с Мурчин слушать ответ.
-… потому, что животное живет сообразно своей природе, а человек нет. Основным его изъяном является доброта…
Раэ запнулся. Ну и чушь ему нести.
-Дальше, - потребовала Мурчин.
-Доброму человеку свойственно такое извращение природы, как сострадание. Оно опасно для жизни, потому, что противоречит закону природного отбора. Из-за этого человек поддерживает то, что должно погибнуть, защищает то, что природой предназначено для исчезновения. Из-за доброты человек поддерживает в себе все неудачное и портит свою природу. Человека обманывают тысячелетиями, чтобы он стремился быть добрым. Доброта уничтожит человечество.
-Усвоил, - хмыкнула Мурчин, - и ведь умница же, продрался сквозь текст. Что ты думаешь о том, что прочел?
«Что того, кто это выплодил, нянька в детстве уронила вниз башкой и скрыла это от его родителей», - подумал Раэ.
Но вслух осторожно сказал:
-Я пока что это только обдумываю.
-Думает он! – каркнул ворон, - у него еще какие-то самостоятельные мысли в голове должны быть?
-Теперь ты убедился, что законы морали – всего лишь клетка? Ну скажи… - сказала Мурчин.
-Так написано в этой книге, - опять состорожничал Раэ.
-А сам что думаешь?
Раэ не знал, куда ступить. Как ответить, чтобы ведьма не начала давить перед ним одного альва за другим? «Надо было тебя, дуру не спасать тогда, а кинуть в пасть костяному дракону? Ведь благодаря моему глупому состраданию и жалости ты жива»… Он, конечно, поступил неправильно, что спас ей жизнь, она действительно то зло, которому не должно быть места на земле, действительно увечье человеческой природы, да, Раэ попросту ошибся и думал, что спасает лучшее в ней. И сейчас Раэ, случись с ней что, не испытает к тебе никакого сострадания. Потому, что он сострадает Арнэ, Ксури, Гайю, Ларсу и альвам!
«Только повернись ко мне спиной, пепельноволосая мымра».
-Да что ты от него ждешь? – каркнул фамилиар, - их что, в Цитадели думать учили? Что навяжут, то и думай – все так легко!
-Верно, - вздохнула Мурчин, - его разум в путах и совершенно не свободен.
«Ага, у тебя тут такая свобода, что дальше некуда!» - мысленно ей ответил Раэ.
Ведьма устремила на него пробивающий холодный взгляд.
- Фере, я уважаю свободу суждений, в отличие от твоих железных лбов из Цитадели. Я не стану убивать альвов, если ты начнешь высказывать свое, собственное мнение, а не то, что ты затвердил на своих дремучих уроках в Цитадели. Ну, скажи… что ты думаешь?
-Я пока не знаю, что думать, - сказал Раэ, словно пробуя ногой ненадежный лед, прежде чем встать, - я… я слышал, когда был в Аве, диспут на площади двух ученых, один говорил так: «у каждого мудреца – свое учение, один судит так, другой эдак… Может, кто и отыскал истину, да только кто из них?»
Он, конечно, слышал это от Вирраты, но пусть уж она считает его учителей тупыми головорезами, ему это на руку.
И Раэ показал взмахом руки на все книги, что стояли на полках:
-Вон их сколько. Мне надо перечесть их всех, чтобы в голове у меня создалась…
«Полная каша!» - донесся из воспоминаний насмешливый голос Вирраты.
-…полная картина знаний, - докончил Раэ.
-Это насекомое еще о чем-то рассуждает, - каркнул ворон, - словно и впрямь умеет думать.
Мурчин отмахнулась от фамилиара. На лице ведьмы мелькнуло одобрение:
-Мне нравится твое заключение. Что ж, это небольшой шажок вперед. Ты определенно будешь расти. Я очень, очень рада…
Раэ пожал плечами. Чего она такого приняла за его рост? Что она вообще плетет?
-Сразу видно, что ты склонен к учебе, а вран считает, что я в тебе ошиблась! Всего несколько страниц прочел, а уже намереваешься читать все. И суть быстро схватываешь… да, из тебя выйдет отличный маг!.. Но только если ты будешь прилежен…И такую светлую голову эти ублюдки из Цитадели хотели размозжить о хребет колосса!
-Светлую? Разве что по цвету! – брякнул вран.
«Этот будет гаже шишиги», - подумалось Раэ.
-Иди, Фере, - Мурчин отпустила его царственным жестом.
-Обед варить? – спросил Раэ, валяя дурака. Он-то уже знал, что нет, но он хотел окончательно убедиться, что у ведьмы кроме фамилиара появились и другие слуги, те самые, что ощущались как невидимые сквозняки, когда прибрали библиотеку.
-Все, ты освобожден от обязанностей кухарки. Иди отдыхай!
Раэ покинул библиотеку, слыша за спиной разговор врана, который не очень-то и таился:
-Избавься от него! Не нравится он мне.
Мурчин что-то возражающее отвечала, Раэ не расслышал, но понял, что ведьма к фамилиару будет прислушиваться и уж рано или поздно он найдет доводы. Уже вываливает их один за другим и все, небось, веские.
… В комнатушке Раэ оказалось безупречно прибрано. Даже его гребень и метелка для зубов лежали строго на одной линии, мыло из бесформенного куска приобрело круглый обточенный вид. На окошечке нелепо топорщились плотные холщовые занавески, сквозь которые просвечивал и заливал светом комнату тяжелый малиновый закат, но само окошечко было пустым без кучки обычно сидевших на нем альвов. В углу стояли безупречно вычищенные сапоги, такие, что в них можно было смотреться вместо зеркала.
Ведьма получила новых слуг – сильфов. Тех самых, в сторону которых она, пока нынешней силы не имела, пренебрежительно фыркала и заявляла, что будет делать все сама, не то, что управлявшая воздушными духами ее врагиня Ронда.
Откуда у нее все это? Фамилиар, сильфы, новые способности притягивать предметы? Дать ей все это разом мог только один – лич. С чего он так расщедрился? Это означало, что ведьма… нашла филактерию! И Раэ понял где. Там, в пространственном кармане, под охраной костеца.
Когда и как ведьма достала филактерию? Да скорее всего в позапрошлую ночь, после битвы с костецом. Раэ уснул как убитый, а ведьма наведалась в лес снова. Помнишь, Раэ, тот небольшой пятачок повилики, который появился после того, как ведьма замкнула тот карман не по прежней границе? Наверняка, если ты туда пойдешь, то обнаружишь среди этого пятачка разрытую яму. Как раз такую, чтобы в ней спрятать серебряный сосуд…
В самом деле, в какой монастырь пойдет ведьма, наложившая лапы на филактерию лича? Да теперь мертвый некромант для нее будет дрессированной собачкой, что она ему скажет, то он и сделает. Ох, отыграется ведьма на прежнем магистре! Не того ли боялся призрак Ронды и надеялся, что Раэ опередит Мурчин?
Охотник в смятении убедился, что исчезли еще и ониксовые четки. Что ж, ожидаемо. Наверное, сильфы их отдали госпоже, а ведьма почему-то промолчала.
Охотник с каким-то мстительным ожесточением попытался разнести порядок, но по комнате поползли теплые сквозняки водворяя все на место.
Раэ почувствовал себя окончательно осиротевшим и обессиленным. Он лег на пол, свернувшись клубком, и стал желать себе смерти, однако молодое сердце продолжало безупречно ровно биться в боку, прижатом к доскам. Чего оно до сих пор бьется? Ведь ведьма стала сильнее, четки потерял, альвы, наверное, больше никогда к нему не приблизятся…
Погоревав о себе, Раэ стал привычно молиться, загибая пальцы, раз уж не было четок. По ногам побежали отирающие движения – из его комнаты убрались сильфы. Стало как-то легче. Раэ поднялся, опрокинул табурет, сбросил с лавки подушку. Они остались валяться, охотник поймал себя на том, что невесело улыбается.
На подоконнике над головой раздалось цвирканье. Раэ подбежал к окну и сорвал холщовые занавески. Разноцветными шерстяными клубочками на окошке сидел пяток альвов, а лапках они дружно держали четки. Как можно было выразить его радость? Раэ бережно сгреб малышей в ладони и осторожно перецеловал. Он чувствовал, как они гладят его мокрое от слез лицо и мажут серебряной пыльцой. Не злятся. Понимают. Все понимают и помогают. От этого слезы Раэ стали еще более жгучими.
И все же он поторопился и выставил ладони за окно.
-Летите, ребятки, тут рядом сильфы…
Но альвы не улетели, а опять, дружно попискивая стали лапками указывать на окно. Раэ поднял глаза и с удивлением увидел, что на подоконнике восседает крупный белоснежный альв, какого он в этой стае раньше не видел.
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 54 глава.
