Вопрос, который каждому приходится для себя решать в эти дни, далеко не праздный для россиян, большинство из которых переживают сейчас нешуточный внутренний конфликт.
Кажется, вся наша жизнь в последнее время соткана из сплошных противоречий: страна ради мира проводит СВО, а россияне спустя девять месяцев после начала спецоперации на Украине, если верить результатам исследования Института психологии РАН, стали субъективно менее счастливыми, однако при этом уровень их оптимизма в отношении будущего страны заметно вырос.
В значительной степени оптимизм «излучают» все три основные группы респондентов, выявленные академическими социологами: «Полагающиеся на государство оптимисты» (28%), «фрустрированные» горожане (18%), «Встревоженные реалисты (22%) и «Разочарованные несправедливостью патриоты» (32%).
Всплески оптимистических ответов в кризисных ситуациях — обычное явление, а выросший оптимизм в ответах — в принципе общая тенденция этого года, комментирует социолог, доцент РАНХиГС Алексей Титков. Хотя нельзя, как оговариваются специалисты, нельзя не учитывать особенности опросов периодов подобных нынешнему, когда резко возрастает вероятность получения «правильных» ответов.
Тем не менее власти пытаются «не спугнуть» даже видимость оптимизма в обществе. Во всяком случае «Единая Россия» рекомендует партийцам создавать атмосферу праздника без лишней политизации. Удаётся это далеко не всегда и не везде.
Поддержка семей военнослужащих, участвующих в специальной военной операции на Украине,— пункт, который в этом году постоянно присутствует в «методичках»: на этот раз депутатам предложено сосредоточиться «на создании атмосферы праздника» для детей бойцов и детей, эвакуированных из новых регионов.
Некоторые начальственные активисты исполняют рекомендации даже с перехлёстом. Известны случаи, когда муниципальным чиновникам давались рекомендации экономить на подарках мужьям и жёнам, а деньги сдавать в фонд помощи участникам СВО.
А председатель «ЕР» Дмитрий Медведев своими постами в соцсетях способен скорее напугать, чем успокоить сограждан. Особенно вот этой своей привычкой откладывать со дня на день «ядерный Армагеддон»...
Стоит ли удивляться, что за год в России резко вырос спрос на психологическую помощь. Руководитель рабочей группы по психологическому благополучию населения при комитете Госдумы по делам семьи, женщин и детей Алексей Богачев, комментируя «тревожную» тенденцию, отмечает, что Россия, как и весь мир, проходит через «период глубокой трансформации».
«В ходе этой трансформации рушатся не просто социальные связи, а внутренние адаптивные структуры личности. И конкретные люди, и в целом общность, которую можно обозначить как граждане России, попадают в область первичных экзистенциальных переживаний,— говорит господин Богачев.— Все это вызывает прорыв психической энергии, которая переживается как тревога. Поэтому сейчас у нас огромное количество неструктурированной тревоги — естественно, возникает желание пойти к специалисту».
Так есть ли во всей этой общественной турбулентности и «смятении чувств» место новогоднему празднику? Тем более, что, как полагает питерский психолог и психотерапевт Дмитрий Зотов, Новый год — сам по себе непростой праздник. Люди по-разному относятся к нему: для старшего поколения это чаще семейный праздник, а для более молодого — нет.
Есть и другая дилемма — между «Я здесь праздную, а там гибнут люди, поэтому я не имею права на праздник» и «Жизнь продолжается, и я буду жить и праздновать, как бы мне ни было страшно».
Есть естественное недоверие к будущему у многих людей, загадывавших себе счастье и удачу накануне 2022 года, обманувшего ожидания многих...
Общий совет психологов: вспомнить главное: что бы ни происходило, вообще-то жизнь продолжается, и мы продолжаем жить, что бы мы ни переживали, как бы мы ни относились к смерти. В этом ключе решение праздновать Новый год и означает — жизнь продолжается. Особенно мнительным согражданам специалисты советуют попробовать поискать способ отметить праздник как-то иначе, чем всегда.
Кстати, празднование Нового года может иметь терапевтическое значение для многих российских семей, внутри которых наличествует разное отношение к происходящему, что может приводить к конфликту. В старшей возрастной группе распространение получила гипомания — ажитация, восторженность, уменьшение эмпатии, неоправданное чувство благополучия, затруднённость в сосредоточении и самокритичности, расстройства памяти, усиление самозащитных реакций, импульсивность, безрассудность.
В средней возрастной группе наиболее распространены депрессивное расстройство: потеря интереса к жизни, апатия и снижение активности, а также различные формы неврозов, включая неврастению, характеризующуюся истощением нервной системы, проявляющейся как в повышенной утомляемости, так и в агрессивном поведении.
Спокойнее других на изменения реагирует молодёжь, ведь адаптивность — отличительное свойство молодого разума. Постоянный, но скрытый конфликт с системой, обход её правил и принципов характерен для учащихся или студентов и не является чем-то выходящим за грани нормальности. По этой причине молодое поколение часто выступает в роли медиатора конфликта между экзальтированным старшим и невротизированным средним поколением, часто не способными общаться друг с другом без посредников.
Присутствие всех трёх поколений за праздничным новогодним столом в этом плане могло бы стать хорошей возможностью к примирению, если подойти к этому осознанно. И даже, возможно, определённого рода «предохранителем», снижающим потенциал поколенческого конфликта прорваться наружу.
Наконец, Новый год ещё и способом обуздать чувство вины, присутствующее сегодня у многих жителей России.
«Все чувства, которые мы испытываем, — это то, что мы испытываем. Мы не можем с этим ничего сделать. А вот то, что мы делаем, когда испытываем их, это уже другой вопрос, — говорит доктор Зотов. — Кто-то вполне нормально берет на себя вину и переживает ее. Кто-то не берет на себя вину и говорит: „Моей вины здесь нету“. Кто-то говорит, что „я ни в чем не виноват потому, что я не могу ничего сделать“ — и это не совсем „обывательская позиция“, вообще-то это реальность. Тогда то, что я могу сделать, — это продолжать жить, в том числе ради своих детей, ради родителей, ради близких. И я даже не знаю, где больше мужества требуется? Здесь тоже, вообще-то, нужно много мужества...»
