Почему прилепил эту неоконченную повесть Николай Васильевич к «Вечерам», то ему одному ведомо. И даже специально придуманный приступ со ссылкой на авторство некоего Степана Ивановича Курочки из Гадяча не сильно помогает – хорошо видна искусственная склейка между этой повестью и другими шедеврами Рудого Панька. Понятно, что ни Рудый, ни Курочка такого бы не сочинили.
Сама по себе повесть прекрасна. На мой взгляд, это прямая предшественница гениальной поэмы, измучившей не одно поколение советских школьников. Этим она интересна, этим она и замечательна. Прочитав ее, понимаешь, из каких скромных начал может вырасти колоссальное произведение литературы.
Тот же Ванюша, то есть, Иван Федорович Шпонька, в счастливый период обучения его в гадячском поветовом училище, это вылитый Павлуша Чичиков: та же скромность, то же благонравие, та же воздержанность от школярских шалостей. Примерное поведение! – больше ничего, по мнению преподавателей, да и Ванюши – заметим в скобках, и не требуется. «Тетрадка у него всегда была чистенькая, кругом облинеенная, нигде ни пятнышка. Сидел он всегда смирно, сложив руки и уставив глаза на учителя, и никогда не привешивал сидевшему впереди его товарищу на спину бумажек…»
Учитель латинского языка, «этот страшный учитель, у которого на кафедре всегда лежало два пучка розог, и половина слушателей стояла на коленях, сделал Ивана Федоровича аудитором, несмотря на то, что в классе было много с гораздо лучшими способностями».
Из поветового училища Иван Федорович, поняв, что учиться далее означает только даром тратить время, прямиком отправился в П*** пехотный полк. «Этот полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки; и, несмотря на то, что он большею частию стоял по деревням, однако ж был на такой ноге, что не уступал и иным кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров… Чтоб еще более показать читателям образованность П*** пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров были страшные игроки в банк и проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк и даже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать».
Читать особенно Иван Федорович не любил и кроме гадательной книги никаких других книг в руки не брал. Поэтому, если при нем в обществе или в гостях заходила речь о книге, что, впрочем, случалось не часто, он отходил к сторонке или начинал прилежно набирать себе соусу.
Сцена прибытия Ивана Федоровича к родным пенатам после чуть не двадцатилетнего отсутствия и встреча его дворовыми собаками, запачканными мальчишками, свиньей с шестнадцатью поросенками и сбежавшейся дворней прямо перекочевала в бессмертную поэму: вспомните Ноздрева на псарне.
Конечно, в застенчивой натуре Ивана Федоровича и с помощью лупы не разглядишь талантов гениального афериста, но это, как говорится, дело наживное. При иных обстоятельствах и в ином произведении все возможно.
А какая прелесть тетушка, Василиса Кашпоровна. «Рост она имела почти исполинский, дородность и силу совершенно соразмерную. …Занятия ее соответствовали ее виду: она каталась сама на лодке, гребя веслом искуснее всякого рыболова; стреляла дичь; стояла неотступно над косарями; знала наперечет число дынь и арбузов на баштане; взлезала на дерево и трусила груши, била ленивых вассалов своею страшною рукою и подносила достойным рюмку водки из той же грозной руки. Почти в одно время она бранилась, красила пряжу, бегала на кухню, делала квас, варила медовое варенье и хлопотала весь день и везде поспевала».
Еще один трогательный эпизод, говорящий о добром сердце Василисы Кашпоровны, задумавшей женить своего племянника. «Она уже мечтала понянчить маленьких внучков и, делая какое-нибудь пирожное, позабывшись и воображая, что возле нее стоит маленький внучек, просящий пирога, рассеянно протягивала ему руку с лучшим куском, а дворовая собака, пользуясь этим, схватывала лакомый кусок и своим громким чавканьем выводила ее из задумчивости, за что и бывала всегда бита кочергою».
На опыте, в том числе, и этого скромного произведения Николай Васильевич отработал до конца и отшлифовал до совершенства свой неповторимый литературный стиль, в котором так привлекательно и приятно перемешаны малороссийская смешливость и юмор, сюжетная изобретательность и изощренность, художественное восприятие окружающего мира, природы и людей.
Не окончил Николай Васильевич свою повесть, и я не буду свою оканчивать. Пусть уже остается неоконченной!
