Раэ проснулся от резкого стука в полной темноте. Вслушался в шумящий за окном дождь и опять раздался этот бьющий по мозгам стук. Ну конечно, где-то в доме оторвался ставень, и ночной ветер им теперь играется. Ну что, лазить среди ночи по мерзкому ведьминскому дому у Раэ никакого желания не было. Придется дождаться рассвета и идти искать, где что отскочило.
Он сел на лавке, поджал ноги, чувствуя себя выспавшимся. И опять ему показалось, будто в щель незакрываемой двери мелькнула какая-то тень, как будто кто-то за дверью только того и ждал, чтобы Раэ пробудился. И снова кольнуло под грудиной. Нет-нет, неверное все это ему показалось. Темнота. Место нечистое. Да и пробуждать Раэ среди ночи кому-то постороннему не обязательно. Он и сам очнется от сна. Такое с ним бывало, иногда Раэ так просыпался в четвертую предрассветную стражу, особенно после дня, когда он не все успел обдумать. Виррата говорил, что это ангел его толкает в бок, чтобы Раэ помолился в тишине. Что ж, ангел делает правильно. Только это пленнику и остается. Денек у него нынче был еще тот.
Когда Мурчин вывела мертвецов из Кнеи и возвратилась в дом, ее встретил злой, яростный треск ломаемой мебели. Раэ в гостиной Ткачихи помогал себе где топориком, а где поднимал большие неудобные куски и с неистовой силой бросал о пол, чтобы разбить для удобства переноса. Щепа, труха и пыль с треском разлетались в стороны. Казалось, что это не с десятка два мертвецов, а маленький титанобойца разнес покои и никак не мог остановиться. Раэ вскинул на Мурчин взгляд исполненный такой ненависти, что она от неожиданности остолбенела. Конечно, ей и раньше приходилось ловить, а то и встречать напрямик неприязненные взгляды своего пленника, но чтобы так…
С объяснением не замедлилось: Раэ вытащил из-под мебели сорванный с пола гобелен и швырнул его к ногам Мурчин как обвинение. Он был весь перекручен и скомкан, так, что нельзя было разглядеть мерзость, какая была на нем изображена, да Раэ ее и не хотел еще раз смотреть, и уж не сомневался, что Мурчин знает, что на изображении. Содрал со стены все еще висевший на одном гвозде другой гобелен, с внешней стороны которого был великолепный пейзаж, а с другой искусно вытканное истязание людей, которое Раэ так же не собирался рассматривать в подробностях.
От мертвецов его не подташнивало, а вот от этого рукоделия становилось дурно и еще как. Он вспоминал, как ткали тот вечный нескончаемый гобелен в его родовом поместье. Прислужницы и воспитанницы Ар Олмар спорили друг с другом и наперебой пытались доказать его матери, что именно их оттенок ниток или рисунок цветка подойдет для гобелена, обсуждали каждый лепесток или былинку на обширном полотнище, который ткали на протяжении нескольких лет и ткали на века. Потрясали друг перед другом мотками шелка, с точки зрения Раэ совсем одинаковыми по цвету, но оказывается, что у них разительно по мнению вышивальщиц отличался оттенок, девушки приносили с луга цветы или листья, чтобы показать форму… Неужели эта мразь-Ткачиха так же подбирала нитки, выстраивала рисунки пыток чтобы всласть поглумиться над человеческим страданием? Проклятая ведьма! Ненавистная ведьма! Смоляная рубашка и бочка должна быть для каждой из них!
-Вот оно что! – пробормотала Мурчин, глотая пыль под огнемечущим взором пленника. Раэ было в тот миг все равно – пусть хоть испепелит в ответ…
-Вот оно что! – еще раз воскликнула Мурчин, - я-то думала, почему я не могу найти ровно половину ее черных гобеленов, а оказывается, они двусторонние…
-Зачем тебе эти гобелены? – рявкнул Раэ так, аж ведьма подскочила, - что, нравятся?
-А ну не ори на меня! – взвизгнула Мурчин, - я их пожгла прямо на стенах как только смогла! Знаешь, как тут мерзко было, в этой гостиной при жизни этой дряни? Один гобеленчик висит с сосновым бором, второй с трупаками, третий с дубравой, четвертый с прокаженными… Знаешь, как это мразотно смотрелось? Это дрянь просто рехнулась…
-Да ну? Неужели с ведьмами такое случается? Они же все - новая раса! Будущая замена человечеству!
-Заткнись! – взвизгнула Мурчин. Раэ сплюнул, порылся в обломках и выбросил еще один скомканный гобелен в сторону ведьмы. То была та самая карта, которая после нападения мертвецов превратилась в разодранную тряпку. Охотник укололся на одну из воткнутых в нее булавок и принялся брезгливо высасывать из ладони проступившую кровь. В тот миг Раэ был слишком зол, но при воспоминании ночью удивился, что Мурчин не стала мстить, сама сгребла гобелены в охапку, не побрезговала подобрать и, даже оправдываясь, пробормотала:
-Я думала… что уничтожила все ее больные вышивки. Нет, ну я помнила, что у нее были и другие… и я их поискала, не нашла… но я не знала, что она просто переворачивает гобелены той стороной, какой захочет… Я... я не смотрела на оборотную сторону тех, что жгла...
-Это вообще твой ковен или чей? – буркнул Раэ, - мертвецы из ниоткуда, дрянь эта у меня под носом… какие еще штучки ты не знала?
-Да уж рада была бы, если бы это был не мой ковен, - холодно сказала Мурчин и вышла с охапкой мерзости наружу. Она унесла гобелены к ручью, и там их подпалила мановением руки. Долго стояла, следила за тем, как они горят.
Раэ сгребал хлам и свозил его на тачке в помойную яму на пустыре, пока не заполнил ее доверху. Тем занимался с полдня и гнал от себя воспоминания о том, что видел. Рехнуться можно. Его не заботило то, что ведьма сидит насупившись на берегу ручья и, возможно, вынашивает очередную гадость за то, что Раэ был с ней резок да еще и не поспевает приготовить ей ванну.
После того, что он расчистил гостиную, решил прикинуться, будто забыл о том, что должен таскать воду. Может, ведьма сама забыла о ванне и не стоит ей напоминать.
Раэ расчистил порушенную кухню и как мог ее прибрал. Заварил чай с чабрецом и сообразил, что его теперь будет всю жизнь воротить от ни в чем неповинного чабреца только потому, что он будет напоминать об этом дне. Отодвинул чашку. Просто засел у разбитого окна, из которого перед этим повыбирал осколки, и стал смотреть на дикие кусты бирючины, в которых сновали альвы. Вспугнул подобравшуюся было к ним шишигу.
Мурчин появилась в опустошенной кухне в домашнем платье, чепце и комнатных туфлях. Шатуны не попали на ее этаж, да и не смогли бы, наверное, проникнуть в ее скрытые покои. Так что после сожжения гобеленов она могла отдохнуть в уцелевших комнатах после развеселой ночи.
Вошла она на кухню как гостья или провинившаяся, чем еще больше насторожила Раэ. Уж лучше бы приперлась обычной мегерой, какой она бывала после их пикировок. Ну что она на этот раз из себя строит?
Он только-только присел за столом с еще не высохшими от мытья руками, со все еще засученными рукавами, спустив на колени рабочий передник. Ох, сейчас дернет на какую-нибудь работу...
Глаза бы его не смотрели на тюремщицу. Судя по выражению лица, на ту опять напал стих нотаций, и ведьма решила просветить Раэ по поводу чего-то важного, что должно изменить его мировоззрение. В корне. Хорошо, если речь пойдет лишь о мертвецах и о том, откуда они взялись.
-Вот, возьми, - нарочито кротко проговорила она и поставила на стол фляжку, выдернула пробку. По кухне, пахшей сыростью и мылом, разлился аромат лекарственных трав. Раэ сообразил, что Мурчин теперь играет в великодушие. И что ее жест должен быть расценен соответствующе. Как и все те, кто редко что-то для кого-то делал, Мурчин отрывала от себя любой дар с усилием и потому ожидала, что его оценят втройне. И только попробуй не придай ему большого значения!
Раэ после того, как он пахал весь день, хотелось избежать ведьминского взрыва.
-Что это? Мне совсем сейчас ничего не может полезть в горло, - осторожно сказал он.
-Я понимаю, - ласково сказала Мурчин, - это лекарство, чтобы тебе стало легче… ты сейчас все-таки в потрясении.
-Боюсь я твоих лекарств.
-Тут нет ничего магического…
Мурчин сама налила травы в чашу и покровительственно передала Раэ. Принял. Полегчало. Настолько, что сам мог после этого встать и начать прислуживать забывчивой Мурчин, которая не выдержала линию заботы и снова превратилась в барыню. Минуту спустя они оба тянули чай, приготовленный и разлитый Раэ, как за завтраком – это уже становилось обычаем в этой тюрьме. Мурчин, видя, что пленник утихомирился, принялась за нотации:
-Я понимаю, ты сейчас думаешь, что все ведьмы сумасшедшие, как эта… - Мурчин до сих пор не смогла произнести ее имя, да Раэ бы тоже не желал его слышать.
-Давай не будем об этом, - сказал Раэ, - проехали-забыли, и без того…
-Нет-нет, я считаю своим долгом тебе кое-что объяснить о ведьмах…
-Нет-нет, не надо, и так я вижу… давай забудем и все.
-Нет, ты должен знать, к чему приводит ложный путь, если ведьма ведет себя неправильно!
«Да все вы ведете себя неправильно», - устало подумалось Раэ.
-Просто… эта ведьма… если ее так можно называть… Ей просто приелась жизнь, и она перестала чувствовать ее остроту…
«Ну, надо думать, - мысленно ответил Раэ, - всем ведьмам, которые живут не одну сотню лет, жизнь приедается».
-Эта тварь говорила, что уродство воздействует на нее сильнее красоты. Потому, что красота правильная, к ней быстро привыкаешь, и она перестает впечатлять. А вот уродство за счет неправильности потрясает гораздо сильнее… вот поэтому она пошла по такому пути и рехнулась… ей нужны были сильные чувства…
-Да мне все равно как рехнулась ведьма, которую я не знаю, - отмахнулся Раэ, - лучше бы узнать, откуда полезли эти мертвецы и не вылезут ли еще когда.
-Я тебя вообще-то жизни учу, дурак! – переменилась Мурчин, обиделась, бросила чашку и ушла: не оценили ее заботливость и умение наставлять! Надо же, так разобиделась, что даже стрельнуть в Раэ молнией забыла!
«До тебя жизни учили», - мысленно огрызнулся Раэ ей вслед. Ему вспомнилось, как Виррата в одиннадцать лет водил его с другими мальчишками на народные гуляния в Аву, и Раэ высмотрел в торговом ряду пекановые орехи. Их Раэ ни разу в жизни не пробовал. С минуту стоял у лотка и прикидывал, тратить на них свою последнюю мелочь или нет. Один-два он себе позволит на зубок. Любопытно же. Но деньги последние...
Сомнения разрешил воспитатель.
-Тебя перестала устраивать лещина?
-Нет.
-А зачем хочешь попробовать эти редкие орехи?
-Я их никогда не пробовал.
-Не гонись за новыми впечатлениями, дурачок, если тебя устраивают старые. А то быстро устанешь от жизни. Возьми фунт лещины вместо пригоршни этих дорогих пиндюрок, и угости всех в спальне, когда вернемся.
Раэ так и сделал. Не пожалел, потому, что лещиной он так же лакомился редко, а мальчишки в казарме, у которых не было даже таких небольших карманных денег, как у Раэ, и того реже. Ну его, этот пекан, если можно довольствоваться лещиной.
«Не гонись за новыми впечатлениями»… Это Виррата повторил для него еще не раз. Старшего воспитателя со спины незнакомые принимали за мальчишку, он не раз удивлял повзрослевших учеников способностью удивляться простым, казалось бы, давно открытым вещам, а кое-кто из начальства ворчал, что Виррата в чем-то навсегда остался мальчишкой, пройдя и войны, и походы на колоссов, и воспитав приличное количество тех же мальчишек. И вот теперь до Раэ, на кухне у ведьмы, окончательно доходил смысл его слов: какие новые впечатления могут быть у пятисотлетних, если даже сорокоты порой болтают, что им все поднадоело? За пятьсот лет можно все орехи перепробовать. И не только орехи…
Тогда Раэ просто допил чай и пошел спать, а сейчас, когда проспался да посидел в темноте… его словно по затылку стукнуло той деревяшкой, что грохотала под дождь на весь дом…а сколько лет Мурчин, которая любит красивые платья и танцы до упаду? Простые развлекушки для девчонок? И которая брезгует «впечатляющими» черными гобеленами, но щадит красивые? И которая обижается как девчонка, если ей не дают что-то дорассказать? Сколько?..
Внезапно зашлепали тапки без задников на винтовой лестнице со второго этажа, бухнула дверь. Мурчин заявилась к нему на порог спальни со светящимся шаром перед собой, заспанная, закутанная в плед поверх ночной рубашки , с развалившейся прической из-под болтавшегося на макушке чепчика.
-Фере, не спишь? Странно, тебя обычно скалкой по башке не добудешься… Пошли приколотим этот ставень назад. Как он меня задолбал!
-Ну ладно, - сказал Раэ, спустил ноги с лавки и подвязал тесемки внизу подштанников, - ты мне огонь дай, скажи где она там колотится, я пойду и…
-Я тебя провожу. Там темно для человеческих глаз. Тебе понадобится свет.
-Так просто дай огонь и иди спать.
-Нет, не спорь со мной, я тебя все-таки провожу.
-Я что - маленький?
-Не перечь мне! А то заблудишься!
Пропетляв по коридорам, по которым Раэ и в самом деле не добрался бы даже по указке, они дошли до отдельных покоев, устроенных на другой стороне дома. Тут Раэ еще ни разу не был. Вход преграждала массивная дверь, которая настолько разбухла, что не поддавалась даже тогда, когда Раэ отодрал от нее доски, которыми ее дополнительно и тщательно заколотили. Дверь пришлось высаживать вместе с коробкой.
Открылись затхлые заплесневелые покои, которые хранили следы давнишнего пожара, заметные в свете колдовского шара Мурчин. Та остановилась на пороге, а Раэ послала вперед. У него создалось ощущение, что ведьма сама опасается туда заходить, хотя особого страха он не чувствовал. Охотник больше думал о том, что ему тоже час к ряду как по мозгам била эта проклятая ставня, и он хотел поскорее ее отыскать, заколотить и лечь спать.
Раэ прошел по плитам пола, покрытым слоем пыли, запнулся о какой-то бесформенный предмет, позвенел битым стеклом и черепками, недовольно буркнул и добрался до ставни, которая висела на одной ржавой кованой петле. Еще несколько порывов ветра, и она бы свалилась в сад. Может, хорошо бы, если свалилась. Не надо было бы ее назад приколачивать. А то, что в этой части дома гулял бы сквозняк – так и ладно с ним.
Когда он покончил возиться со ставней, то увидел, что Мурчин создала сразу несколько шаров света и разогнала их по заброшенной комнате. Раэ уже знал, что она неплохо видит в темноте, но если ей хочется что-то рассмотреть потщательней, все же пользуется светом. Ведьма осветила обожженные стены и потолок, которые забрал разноцветный грибок, покрытую мхом перекошенную кровать, обросшую пылью, паутиной и грибами переломанную мебель. Комнату не просто бросили. Ее заколотили сразу после потасовки, заколотили наскоро. Мурчин как-то настороженно прошлась по замусоренному полу и распинала ночными туфлями без задников стекло, щепу и пыль. Вгляделась в растрескавшиеся плиты пола и покачала головой.
«Пентаграмму какую-нибудь ищет», - подумалось Раэ. Пол как раз был удобен для черчения пентаграмм – каменный, хотя в других частях дома деревянный, плиты гладкие и некогда однотонные. Но нет. Ведьма жестом сгрудила все шары у себя на головой и осветила место на полу. Раэ не сразу понял, что там за пятно, но как понял, так вздрогнул. Ведьма это заметила.
-Он это заслужил, - сказала она твердым голосом.
На плитах была заметна четкая тень, как если бы ее отбрасывал человек. Однако световые шары висели так, что тень не могла принадлежать Мурчин, да и силуэт был не ее, а человека, лежавшего навзничь… как будто от кого-то просто мокрое место осталось. Ну а потом подсохло.
-Проверь остальные окна, - сказала она Раэ, прервав его оцепенение, - а потом снова заколоти сюда дверь.
-Это потерпит до утра? – спросил Раэ.
-Тебе что-то мешает это сделать сейчас? – недовольно спросила Мурчин.
-Да я спать хочу.
-Многовато спишь.
-Так я же человек.
-Поспишь завтра подольше.
-Ты же меня все равно поднимешь засветло.
-Хватит трепаться! – резко рявкнула ведьма, - заколоти давай эти комнаты!
-Да почему ночью-то?
В ответ ему ударило малой молнией по затылку так, что волосы стали дыбом и заискрились на голове.
-Заколоти! – взвизгнула ведьма, - чтоб вернулась – все было заколочено!
И быстро вышла из комнат. Вслед за ней поплыли все шары. Ну чудесно! Ему тут лазить по темноте на ощупь? Нет, ведьма спохватилась, вернулась и быстрым жестом один шар все-таки оставила, еще сильней заторопилась и сронила с ноги туфлю, проскочила босая немного вперед, затем вернулась, некоторое время неловко возила ногой по полу, чтобы попасть в обувку, а затем снова поспешно удалилась…
Продолжение следует. Ведьма и охотник. Глава 33.
