Кирилл Аваев
В партию Боря вступил еще на третьем курсе, как большинство. Училищные замполиты, на которых висел план по охмурению курсантов в коммунисты, все четыре года твердили: «Летчик обязан быть коммунистом! Закончил училище, приехал в полк… Коммунист – растешь! Должности, звания – вовремя! Нет – притормозят, сперва в партию вступи… А в полку сразу не вступишь, там ведь тебя еще не знают – только через год. Так что вступать надо в училище!» Это была правда жизни, все знали, что беспартийный мог дослужиться только до старшего летчика, то есть подняться на одну ступень по служебной лестнице, и все. Но вступление в партию в училище – это был определенный риск: если комсомольца за пьянку или самоволку прорабатывали на собрании и объявляли строгий выговор, то коммуниста сразу исключали из партии, а заодно и из училища. Поэтому разумно было вступать в конце третьего курса – подольше попить и посамоходить, ничем не рискуя, но все-таки и о карьере не забыть…
В училище особых проблем у партийных не было: надо было только пару раз в год сказать чего-нибудь на собрании, а трепаться об основополагающем значении воинской дисциплины в деле каждодневного повышения боевой готовности и всемерного ее укрепления в свете решений партии, правительства и лично… Боря мог безостановочно несколько часов кряду.
А вот обойтись целый год без залетов не вышло. Как-то в выходной они с Митей и Витьком Таракановым обпились в каптерке сухаря с шоколадом и пошли в кино на «Тутси-ми-лашку». Перед фильмом они еще догнались шоколадным ликером, и Витька развезло – он полсеанса храпел на весь зал, чем веселил публику не хуже «милашки», а после фильма не смог самостоятельно выйти на улицу. Когда Митя с Борей, взяв его под рученьки, поволокли к выходу, к ним подошел Санников – зам командира полка по инженерной службе – и потребовал документы… Он был в штатском, и Боря, сообразив, что подполковник не знает их в лицо и по фамилиям, так как в силу своей должности не работает непосредственно с курсантами, «включил дурака»:
– А Вы кто?!
– Я подполковник Санников, замкомполка по ИАС!
За инцидентом с интересом наблюдали гражданские…
– Не знаем такого!..
– Товарищи курсанты, немедленно предъявите документы!
– Предъявите сперва свои, пожалуйста!
В разговор встрял проснувшийся Витек:
– Да пошел ты на ..., подполковник долбаный!
Документов при себе не оказалось, и Санников, видя, что все четверо находятся в плотном кольце ржущего гражданского народа, поспешил закончить представление – протиснулся между зрителями и убежал куда-то – то ли за документами, то ли звонить в полк…
– Обтекать побежал! – подытожил Витек
В автобус, идущий к части, набилось прилично курсантов. Так что в казарму, где их уже ожидал дежурный по полку (которому позвонил Санников и приказал: вычислить всех пьяных среди возвращающихся из увольнения и арестовать до утра), трое отличившихся прибыли в большой толпе. Сперва дежурный капитан хотел, как и было приказано, каждого обнюхать, но, увидев пришедших из города, понял, что это не обязательно – внешним осмотром он определил десять человек самых пьяных и отправил на «губу», причем Боря и Витек в эту десятку не попали…
Наутро подполковник Санников пришел на губу, чтобы из десяти человек выбрать троих тех самых, вместе с ним пришел и комэск...
Арестантов построили, и оскорбленный подпол сразу же признал Митю:
– Этот!
Немного погодя ткнул пальцем в Вову Кукушкина:
– И этот!
Потом еще походил перед строем, поприглядывался, и указал на Серегу Рогова:
– А этого – несли!
– Не несли меня! – запротестовал Серега. – Не меня несли!
– И это не этот! – ткнул в себя пальцем Вова.
– А кто кого нес?!
– Не знаем!
– Значит, так! Тому, которого несли, – трое суток! Тем, которые несли, – по двое! Остальным – сутки!
– За что?! – взвыли все, включая комэска.
– Как – за что? За употребление спиртных напитков, конечно! Вас же вчера всех поймал дежурный!..
– А мы не употребляли!
– Дежурный мог и ошибиться!
– Вот если бы нас направили на экспертизу в медвытрезвитель, то она показала бы, что все мы были совершенно трезвые!
Санников потерял дар речи от такой наглости…
– Экспертизы не было – остальных придется отпустить! – сказал комэск, переполненный гордостью за своих орлов: этих уже на кривой козе не объедешь!
Подполковник с минуту подумал, глядя на торжествующие курсантские рожи, и, тщательно взвешивая каждое слово, сказал:
– Да, остальных придется отпустить. А этим троим за появление в общественном месте в виде, позорящем звание курсанта, и оскорбление простого гражданина, который только хотел призвать их к порядку – допустим, они не знали, что я офицер, – трое суток ареста! – довольный своей формулировкой, он высокомерно посмотрел на комэска – дескать, что скажете?
Тот только развел руками – слов нет…
– Разрешите обратиться! – вклинился подошедший начальник караула – Там пришли два курсанта, говорят, что употребляли вчера спиртные напитки, и просятся на гауптвахту!
Все открыли рты.
– Ну, веди их сюда! – нашелся первым комэск.
На первый план вышли Витек и Боря, устыдившиеся того, что из-за них страдают безвинные, и пришедшие сдаваться.
– Товарищ подполковник! – отрапортовал Елин – Вчера в кино это были мы!..
Народу на губе было так много, что места всем не хватало, и сперва Борю, Митю и Витька определили в общую камеру. Они попали в компанию к восьми солдатикам – чуркам, которые жили здесь уже не по одному месяцу. Это были такие специальные солдаты, которые всей армейской жизни с ее боевой и политической подготовкой, заботливыми отцами-командирами, тяготами и лишениями предпочитали сидение на губе. Как только подходил к концу их очередной срок, они совершали дисциплинарный проступок, нарываясь на новый, и получали еще несколько суток. Неприятностей в арестантской жизни было немного: холод и строевая подготовка. К холоду они давно привыкли, спали на дощатом полу, прикрывшись шинелями, из-под которых торчали фиолетовые голые ноги. Два раза в день их выводили на плац – на строевую. Они с удовольствием грелись, топая с силой об асфальт надетыми на босу ногу сапогами – портянки их, видимо, давно превратились в ничто, а смену белья на губу не присылали. Еще там была специальная лопата, сделанная для издевательства над губарями: к железному прутку диаметром сантиметров восемь был приварен детский совочек для песка – этим орудием дежурный кочегар должен был подбрасывать уголь в котел отопления. Арестанты ссорились из-за очереди на работу в кочегарку: только с этой лопатой и можно было согреться…
Через два часа сидения Витек запротестовал: дескать, нар нет, холодно, чурки спят с голыми ногами, и смотреть на это невозможно – еще сильней мерзнешь. И вообще, не каждый день здесь сидят краснозвездные соколы, без пяти минут офицеры – предоставьте отдельную камеру! Им дали отдельную.
На третий день Витек, посмотрев на двух своих грязных, небритых и насквозь промерзших собратьев, сказал:
– Какие же мы убогие!
– Свиньями здесь пахнет! – откликнулся Митя
Помолчав, все трое заржали – кроме них, здесь никем пахнуть не могло.
– Мужики! – сказал Боря – Вы ведь комсомольцы, вам ничего не будет, а меня могут из партии выгнать, и из училища тоже!..
– Могут!
– Давайте, я скажу, что не пил вовсе, а просто помог нести Витька !
– Давай!
В Поставах же партийная жизнь била ключом. В первую неделю службы в Поставах Борю назначили выступающим на полковом партсобрании.
– Так что я скажу, мы ведь недавно…
– Вот и скажи, что вы недавно!.. – ответил Вакул – их новый комэск.
– Можно, я в другой раз?..
Боря открыл рот от удивления, увидев у себя под носом ва-кулову фигу: большой палец, проходя между средним и указательным, высовывался наружу чуть не на десять сантиметров.
В этот день Боря получал секретную литературу на всех, и пока он после работы ее сдавал, собрание уже началось. По училищным понятиям, это была железная отмазка от собрания, и он поехал домой, а собрание шло по сценарию:
– Слово для выступления предоставляется коммунисту Елину!
– (тишина).
– А где коммунист Елин?
– Коммунист Елин, вам слово!
– (тишина…)
– Такого я не припомню: записаться выступающим и не прийти!
Ему влепили выговор, но больше никогда не назначали выступающим. На собраниях он постоянно спал, и друзья развлекались, внезапно толкая его в бок: «Тебя назвали!» Боря, как и положено в таком случае, вставал и стоял, покуда председательствующий не замечал неизвестно почему стоящего Елина и под общий хохот не предлагал ему сесть.
Как-то его отправили на партактив в Лиду. Ехать надо было на рейсовых автобусах с пересадкой в Вильнюсе, между автобусами было немного времени, и Боря попил пива в «Руднинке» – чудном пивном ресторане, где всегда было отличное темное пиво в глиняных кувшинах и фирменное блюдо – свиные ушки в сметанном соусе. Из-за этого он опоздал на автобус и на партактив не попал. Ему опять влепили выговор, но больше никуда не посылали…
Через два года он был назначен секретарем цеховой партийной организации звена – ими всех назначали по очереди на один год. В организации такой – четыре человека: командир звена и трое его летчиков, и они должны были проводить между собой собрания, чего, конечно, никто не делал, но секретарь каждый месяц записывал в специальную тетрадку протокол очередного собрания, план работы, учет выполнения партийных поручений и прочий бред. Елин не смог заставить себя заниматься этой галиматьей и вскоре получил выговор, но и после этого писать протоколы не стал. В ту пору он уже был старшим летчиком и имел полную коллекцию выговоров – от командира звена до командующего ВВС округа включительно, не считая партийных. Карьерный рост в ближайшие годы не предвиделся, и Боря, которого достала вся эта партийная ИБД (имитация бурной деятельности), стал подумывать: а не потерять ли ему партбилет? За это по уставу положено автоматическое исключение из партии, а на летной работе это сказаться не должно. Но Валек его отговорил: во-первых, учитывая Борины заслуги, могут турнуть и с летной. Во-вторых – могут, убоявшись скандала, правдами и неправдами билет восстановить, как уже было, когда его потерял по пьянке секретарь парткома. Ну и в-третьих, придется ходить на все субботники. Дело в том, что все субботники, которые проводились чуть не каждое воскресенье, подразделялись на коммунистические и комсомольско-молодежные. Коммунисты ходили только на коммунистические, а остальные – на все.
Следующий выговор получил секретарь парткома, когда из округа приехала комиссия и наугад проверила партийную документацию: попалась Борина.
После этого, когда приезжала какая-нибудь проверка, председатель, помня, как Елин плеснул ему говнеца за воротник, бежал к Бориному комэску и отпрашивал Борю с работы, но заставить его вести протоколы так и не смогли.
В следующие годы его не сменили на посту секретаря: «У тебя хорошо получается – не перерабатываешь. Будешь пожизненным – как генеральный секретарь!». Он не возражал.
На пару лет его оставили в покое с партийной деятельностью, покуда в его эскадрилью не пришел новый замполит – Боря Иванов. Перед очередным собранием он сказал :
– Елин, сегодня выступишь на собрании по вопросу повышения безопасности полетов!..
– Мне нельзя!
– Почему?
– Если меня записать выступающим, я вообще не приду!
Иванов посмотрел на Еременко, видно, ожидая от него поддержки.
– Не придет! – подтвердил Ерема.
– Ну, тогда в воскресенье поедешь в Лиду на партконференцию и будешь выступать там!
– Нельзя, я не доеду!
– Не доедет, – кивнул Ерема
– Тогда будешь сегодня на собрании сидеть в президиуме!
– Я усну!
– Уснет.
– Только попробуй!
…Зачитали список президиума, проголосовали за него, и Елин пошел занимать место. Место он выбрал очень выгодное – во втором ряду. Впереди него и слева сидел замполит полка, а впереди справа – комдив. Один закрывал Борю от командира полка, а другой – от зама. Место прямо перед ним пока пустовало, и он предложил занять его Рапопорту – технику ростом два метра и четыре сантиметра. Тот стал протискиваться на стул перед Борей, но комдив его остановил:
– Из-за вас же Елину будет не видно! Елин, садись вот сюда!
Так он оказался между большими начальниками. Пока комдив читал доклад, замполит высматривал спящих в зале и знаками заставлял сидящих рядом их будить, не замечая Елина, нагло спящего рядом с ним самим в первом ряду президиума. Народ, видя это, от души веселился. Комдив, дочитав свой доклад, вернулся на место и, увидев спящего, пихнул его в плечо:
– Хорош ночевать!
Боря повалился на замполита:
– Он что, спал?! – не понимая, как такое возможно, изумился тот.
Боря ничего не мог с собой поделать: все собрание он, убаюкиваемый монотонными речами, проспал, несмотря на постоянные тычки в бока замполита и комдива. Больше партийных поручений ему не давал никто и никогда…
Продолжение следует)
