Раэ думал, что никогда уже не услышит собственного имени и даже сам себя мысленно так перестал называть. И вот теперь его собственное имя, данное при рождении, было столь неожиданно произнесено на этой кухне. У него на миг зашлось сердце и, не сиди он в леднике, его бы бросило в жар. У Раэ потемнело в глазах, а когда черные мошки перед взором рассеялись, он увидел, что оба колдуна откинулись на спинки стульев, словно каждый сделал для себя открытие: словесный поединок окончен, и теперь его соперник будет артачиться только для виду. У Мурчин едва заметно подрагивали плечи от тихого смешка, а по лицу Ретеваро было видно, что он выжидает, когда ведьма вот-вот сломается и перестанет строить хорошую мину при плохой игре.
-Итак, Рете, - снова заговорила Мурчин, - я убила в Мертвом городе… пятерых. Что ж, пятерых, так пятерых. Придется мне в этом признаться… И один из них…как ты его назвал?..
-Раэ Наура-Олмар. Носитель имен двух знатных родов. Не знаешь, кто такие Наура и Олмары? Ну, я понимаю, звездочка, что ты из Этрары, но ты же не первый год живешь в Семикняжии. Может, тебе принести Книгу Перечня Достойных Дворянских Домов Семикняжия, а? Может, тебя надо ткнуть носом в записи?
-А принеси, - веселясь сказала ведьма, - я ж такая любознательная! Всегда готова пополнить свои знания. А то у меня они такие скромные по этой части! Например, я знаю, что носитель фамилии Наура во всем Семикняжии только один! Последний в своем роду! Всех Олмаров я не знаю, да и знать не могу, там целый род с кучей мелких веток, но то, что Наура только один…
-Хватит скалить зубы! Лучше произнеси это имя – Султарни Наура! Вот кому ты перешла дорогу, когда сделала из его сына шашлык! Поздравляю тебя, Мурчин, вот твой враг! Сам воевода Султарни – делатель князей!
Мурчин зашлась тонким икающим смехом, который был у нее всегда припасен на тот случай, когда Раэ при ней отмачивал какую-нибудь глупость или ей нравилась одна из его горьких шуток.
-Ой, удивил! Надо же – сам Султарни!
-Да хватит тебе дурачится! Ты не поднимешь, как все серьезно? Ни один из князей не захочет иметь такого врага! Ни один из великих князей Семикняжия, ни один из зачуханных князьков твоей болотной Этрары, ни один из ханов Восточных степей! Никто не захочет иметь такого врага!
Эти слова вызвали еще один взрыв хохота у Мурчин, из-за которого она не сразу могла выговорить.
-У последнего в роду… есть сын…был сын… и я его убила! Ха-ха-ха! А у рыбы была шерсть и я ее побрила… Ой, умора! Ты не придумал ничего более складного, чтобы меня напугать? Ай да пятый мной убитый! Ха-ха-ха!
-Да ты пойми… да ты прекрати… у него действительно был сын! Законный! В охотниках!!!
-Сын такого человека!... В охотниках… будет лазить по мшарам и болотам…по могильникам и заброшенным городам… мешать свои кости с гумусом и ловить ведьм… ха-ха-ха!!!
Ретеваро из благородного рода Югью вскочил со стула, навис над хохочущей ведьмой, попытался вклинить между взрывами ее смеха какие-то сбивчивые слова. Мурчин была не в том состоянии, чтобы ей было возможно объяснить такие сложные вещи, как историю Раэ. Незадачливый Ретеваро пытался изо всех сил собраться с мыслями, чтобы выдать хоть какой-то вразумительный довод, да куда там.
Тем временем Раэ поймал себя на том, что его трясет по пледом уже не от холода, а от того же смеха. Правда, повод для него был несколько иной: он отлично знал, что отец будет только рад его смерти и еще вознаградит ту ведьму, которая его прибьет… Вовсе его не разгневает смерть Раэ. Как бы тому от смеха не вывалиться из ледника.
…Сначала Раэ, как и всем детям в малых летах, не с кем было сравнить свою семью, и ему казалось само собой разумеющимся, что мать ведет хозяйство, а отец состоит где-то там далеко на княжеской службе и появляется в поместье раз в году на сорок дней. Строго на сорок дней – не больше не меньше. Были еще где-то там в других княжествах какие-то чопорные дядюшки-тетушки Олмары, которые терпеть не могли маленьких детей, время от времени приезжали в поместье, поджав губы оглядывали Раэ и тотчас о нем забывали, когда мать поспешно говорила "ну все Раэ, иди поиграй на заднем дворе". Да и он о них тотчас забывал.
Потом Раэ чуть подрос и узнал, что отец приезжает ровно на сорок дней, чтобы мать не могла добиться окончательного расторжения брака. Дело в том, что Ар Олмар рвалась его расторгнуть еще до рождения Раэ. когда тот спал у нее в животе. Но сумела добиться только раздельного проживания, да и то за Султарни осталось право жить с ней под одной крышей сорок дней в году. Когда Раэ достаточно повзрослел, чтобы знать, какие цифры и зачем считать, он выяснил, что в настоящем браке его родители не прожили и года. Собственно, поэтому, как понял Раэ, у него не было ни родных братьев, ни сестер. С малых лет он чуял в отношении взрослых между собой что-то не то, но у него хватало ума не задавать глупых детских вопросов об образе жизни своей семьи. Впрочем, может, не ума, а обостренного детского чутья, которое в раннем детстве заменяет разум и порой лучше разума помогает постигать окружающий мир.
Когда же Раэ был отдан матерью Цитадель, то там волей-неволей начал постигать о своей семье то, что знали остальные, те, кто видел ее со стороны. Говорят, нужно пожить в чужом дому, чтобы узнать, где в твоем протекает крыша. Цитадель собирала под свое крыло мальчишек из разных семей. Кто-то был вдовьим сыном, кто-то – незаконным, кто-то – как положено обычаем, - вторым, которого отдают на службу княжеству, кто-то – круглой сиротой. Одни тут были любимцами в своих семьях, другие лишними. Кто-то был родовит, а кто-то не мог похвастаться длинным перечнем предков. Кто-то был богат, но в основном большинство корпусников были скромного достатка. Разница в положении каждого из его друзей заставила Раэ сначала беспристрастно рассматривать другие семьи, а затем неизбежно и свою. В старшие друзья Раэ достался Ранвард Айнскайд, чью фамилию не найдешь в свитке Старинного Перечня Достойных Дворянских Домов. Ранвард был достаточно скромного происхождения. Раэ поначалу удивляло, что его отчим то и дело появлялся в приемной Цитадели, и норовил забрать Ранварда, Раэ, Аксу и Матэ, Данаэ и Юматру при малейшем простое в учебе и в мелкие праздники в свой домишко на окраине Авы, сверху донизу набитый живностью, бедными родственниками-приживалами, невыданными старыми девушками, вдовами и целым выводком Айнскайдов. Раэ и Аксе домой было добираться далеко, часто не наездишься, Юматра ездил за компнию, хотя его рвали на части его многочисленные родственники, Матэ был подкидышем в Цитадель, Данаэ - сиротой, у них вообще не было семьи, так что часто, но понемногу они всей мальчишечьей ватагой проводили праздники у Ранварда дома. И Раэ нравилось гостить в его большой семье, где не было чужих детей, а все свои.
Вот Раэ и пожил у чужого семейного очага, в чужом дому, и понял, где протекает крыша в его. Понял, что это ненормально, когда вся жизнь в поместье Наура замирает во время пребывания Султарни. Ненормально то, что все домочадцы в это время льнут к матери как к защитнице. Ненормально то, что даже в отсутствие отца, длившееся большую часть года, все обитатели дома избегают появляться в предназначенных для него комнатах. Ненормально то, что отец видит Раэ лишь раз в год, выказывая мимолетное любопытство, и изрекает всякий раз одну и ту же недовольную фразу: «не в нашу породу». Раэ не знал, что это означает, и всю жизнь хотел быть похожим на управляющего деду Мейно, с которым в раннем детстве проводил едва ли не большую часть времени. Тот тоже, время от времени ронял слова, думая, что Раэ их не слышит: «он уродился не в Наура, какое счастье», и, раз это нравилось деде Мейно, значит, должно было нравиться и Раэ.
Затем он узнал, что подавать на раздельное проживание тоже ненормально. Если супруги друг другу надоели так, что видеться не могут, они разъезжаются тишком и им не нужна помощь закона для того, чтобы договориться жить в разных местах. Подавать официально на раздельное проживание – это уже крайняя мера. Ее обычно стыдятся, потому, что супружеский союз священен и просто так расторгать его нельзя. Чаще всего жену от мужа забирали к себе ее родственники, но Олмары не собирались возвращать свою Ар назад после неудачного брака. На словах да на людях называли ее Жемчужиной Олмаров, первой красавицей в семье, но при этом настаивали на ее примирении с Султарни. Раэ уж понял, что только для этого они и приезжают в Наура. Правда, безуспешно. Еще несколько раз мать открыто обращалась в суд за окончательным разводом и терпела поражение. Княжеский суд требовал для этого либо согласия на развод ее рода, Олмаров, либо согласия Султарни, либо доказательств, что она оставлена супругом на триста двадцать шесть дней. Но Раэ теперь достаточно дорос до понимания, что Олмары и Султарни заключили слишком выгодный союз, военный, политический, финансовый, в котором Ар Олмар была и товаром, и заложником одновременно. Все подробности этого союза Раэ не понимал до конца, житейского опыта пятнадцатилетнего мальчишки не хватало, но кое о чем уже догадывался. Султарни и Олмары воевали вместе бок о бок за свои интересы, ссориться и терять друг друга как союзников не хотели, не смотря на некоторые разногласия. Ар Олмар была тем самым звеном, который скреплял этот союз - одного могучего человека с одним могучим родом.
Раз и навсегда Олмары и Султарни отвели его матери место проживания – медвежий угол Наура. Как бы они все ни возмущались, что кипучая Ар упряма в своем нежелании принять Султарни как мужа, а всех устраивало то, что она, будучи заперта на острове, превратила Наура в процветающее высокодоходное поместье. Возможно еще в самом начале этого брака все надеялись, что если Ар Олмар будет постоянно проживать в поместье мужа, то рано или поздно между ними состоится примирение, но так как годы шли и примирения не случалось, то не поймешь, что из этого вышло – то ли Ар таким образом заточили в поместье, то ли Султарни Наура выгнали из родового гнезда.
Еще Раэ понял, что это ненормально - носить двойную фамилию, но при этом не будучи нужным ни Наура, ни Олмарам. Он для них как будто не существовал. Это, конечно, была данность, в которой он рос, но кто бы надоумил его ткнуть носом в еще одну загадку да навести на хоть еще какое-то объяснение?
Со временем Раэ заметил, что вне Цитадели он был не просто Раэ из рода Наура, а «сын того самого Султарни, единственно законный сын». Сначала он хорошо осознал, что такое первая часть титула, то есть «сам Султарни» - это звание, которого боялись даже князья и трепетали все, кроме, разве что, охотников из Цитадели, прошедших не одну военную кампанию, да Ар Олмар. Посетители Цитадели разного ранга смотрели на Раэ как на диковинную зверюшку, особо знатные даже не пытались скрыть своего любопытства. Со временем он привык, как и его товарищи, среди которых были те, к чьему происхождению, например, как к незаконному, но запредельно знатному, тоже было особое отношение.
Затем узнал, что такое быть «единственным законным сыном», когда Виррата взял его на прогулку в закрытый летний сад Авы, один-единственный раз, хотя это было запрещено уставом Цитадели. Поэтому Виррата потребовал с Раэ слово, что тот никому не скажет, куда его водили. Раэ было целых десять лет, и он был горд тем, что ему доверяют взрослую тайну. Воспитатель показал их издали – двух «главных детей Султарни», мальчиков-братьев, одного на год старше Раэ и второго на год младше, в алых кафтанчиках, расшитых золотом, в сопровождении нескольких слуг. В основном они жили в Бельвеноре, но сейчас сезон заставил их мать привезти мальчиков в Аву.
Виррата объяснил, что значит наложница. Побочными детьми Раэ уже было не удивить, в тем более, что Виррата своим воспитанникам в своих обычных беседах перед сном объяснял, что сами побочные дети в своем происхождении не виноваты, но им предназначено до конца их дней с большей тщательностью следить за своим поведением и умением держаться в обществе, и что служба в войсках или в охотниках для этого самое подходящее занятие. Да, в начале они в глазах людей стоят как бы на ступеньку ниже, чем те, кто зачат на освященном ложе, но это не значит, что они не смогут при достойном образе жизни подняться выше. Но незаконный должен быть к себе вдвойне строг, чтобы его уважали достойные люди. Виррата сам был незаконнорожденным, так и не взял себе никакой фамилии, был просто Вирратой, и знал о чем говорил.
Раэ удивило не только, что у него есть родные братья по отцу и чужие по матери, но и то, что Султарни их балует. Наряжает пышно, как девчонок на выданье, и приставил к ним по семь нянек. Он может их разбаловать, все так же, как девчонок. Неужели его отец не думает о таких вещах?
-Это потому, что их растит только женщина, - недовольно ответил Виррата и поспешил обратить внимание на иное, то, что он считал более существенным. Он осторожно, подбирая каждое слово, объяснил Раэ, что одно преступление тянет за собой другое.
-Сам по себе незаконнорожденный незваный в этот мир младенец, хоть и плод греха, может быть подобающе воспитан, даже может стать родоначальником и достойным предком для побочной линии рода, но если его растит человек… упорствующий в пороке, то чему он может его научить? Незаконнорожденные возмущают людей порядочных не сами по себе, как думают глупцы. Они возмущают общество тем, что обычно неподобающе воспитаны. Не поймешь, какое место и положение в обществе им уготовано, а все дурно воспитанные люди норовят скакнуть повыше. А потом всю жизнь бояться, что любой оспорит их положение. Такая судьба ждет этих несчастных мальчиков, у тебя же она будет другая. Хоть ты и единственный законный сын, твой отец обделит тебя ради них. Поэтому ты должен рассчитывать в жизни только на самого себя, ты меня понимаешь?
Раэ тогда послушно, но скучающе кивнул. Виррата зачастую любую тему разговора сводил к тому, что надо хорошо учиться. Однако на этот раз воспитатель продолжил беседу далее: он объяснил Раэ, что по закону ему должно было бы перейти в наследство родовое имение Наура, но не перейдет.
-Твой отец – приближенный и главный советник князя Геды из Бельвенора. Его опора. Его правая рука.
-Да, я знаю, - сказал Раэ Виррате, это и так знали все.
-После князя твой отец – первый человек в Первом Граде Семикняжия. Ты понимаешь, что это означает? Как он пожелает, так и будет.
-Он попросит князя Геду, чтобы Наура отдали этим мальчикам? – спокойно спросил Раэ.
-Да. И Геда придумает, как обойти закон наследования. Уж в чем-чем, а в этом наши князья те еще мастера. Тут уж ничего не поделаешь. Придется смириться с тем, что тебя обойдут. Кроме того, ты должен смириться с тем, что ты будешь жить в пренебрежении своим отцом, будто его у тебя нет.
-Ты мой отец, - сказал Раэ Виррате, как это ему говорили многие дети в их роте, особенно такие же незаконные, как и сам воспитатель. Виррата всегда протестовал против таких заявлений, но дети из его крыла все равно время от времени ему так говорили. В тот раз Виррата ни слова не проронил в ответ. Лишь потом сказал:
-У сына и отца сильнейшая связь, как бы от нее ни отказывались отец и сын. И крепнет она с возрастом даже без общения. Скоро ты вступишь в дурной возраст, когда юноша бесится от всего, что не в силах изменить. Возможно, будешь думать о том, что твой отец слишком хорошо живет. Жалеть себя. Если ты будешь копить бессильную злобу на своего отца, то не сын ты и мне. Впрочем, Раэ, ты понимаешь, что рано или поздно твоего отца за подобное ждет возмездие. Да, ждет. Но если ты его будешь жадно ждать и злорадно его предвкушать, то ты опять не сын мне.
В десять лет Раэ мог лишь запомнить эти слова в очередном порядке, смысл которых большей частью от него, конечно же, ускользнул. Тогда он понял только то, что хотелось – Виррата его в каком-то смысле усыновил, и это его тогда заботило больше, чем отсутствие внимания страшного и далекого Султарни Наура. Ни слова больше не сказал по этому поводу Виррата и ни слова никому и никогда не сказал Раэ.
Вскоре он понял, как заботливо постелил воспитатель солому туда, куда Раэ мог упасть – вскоре нет-нет да и стали просачиваться в Цитадель слухи о том, как живут его незаконные братья, приехавшие в Аву погостить, и наложница его отца, первая дама полусвета. Она была одной из основных тем старшекурсников наряду с другими золотыми и серебряными гребнями, как стало с недавних пор модно называть куртизанок высокого ранга. По рукам ходили плохие портреты Катвиал Червонные Кудри, наскоро срисованные на прогулках тайно нанятыми художниками, как, впрочем, и других куртизанок Авы. Неизбежно полезли с вопросами к Раэ, хотя, убедившись, что тот ничего интересного не знает, скоро отстали.
Зато имя Султарни постоянно гремело то по одному, то по другому поводу. В последнее время о нем говорили, как о негласном хозяине Бельвенора, имеющего столько власти, что с ним считались и князья Первого Града, и его знатные роды. И пусть от Бельвенора до Авы было далеко, но слухи докатывались, и уж конечно стоящие. У Султарни не было ни титула, и должность его звучала более чем просто – советник и воевода князя Геды, но при этом его имя было для него во всех наших княжествах и титулом, и должностью.
Если уж попытаться разобраться, и объяснить это уважение хотя бы по-топорному, то его причиной было то, что благодаря ему в Аве царил мир, после всех этих изматывающих войн некромантов и чехарды с престолонаследием князей. Посадил князя Геду на престол Бельвенора да так, как кол в трон вбил: все боялись оспорить и сидели как мыши под метлой.
Именно поэтому Султарни многие восхищались и называли делателем князей. Многие прощали ему то, что другому бы не простили. В Цитадели многие старшекурсники пытались ему подражать в манерах и речах. Раэ бы мог иметь некоторый вес в той прослойке золотой молодежи ,которая была в Цитадели, напоминай он почаще о том, что он сын Султарни. Но Раэ об этом пытался умалчивать и как мог сопротивлялся попыткам старшекурсников придать себе вес за свое происхождение. А когда получил прозвище Фере, так и вовсе прикрылся им как броней.
С помощью Вирраты Раэ хорошо понял свое место. Не так-то просто разобраться, если ты носитель двух знатных фамилий, но при этом мало весишь. Что ты законный, зачатый на освященном ложе, но при этом тебя обойдут, как незаконнорожденного. Знал, что если уж говорят о сыновьях Наура, то именно о тех, которых Катвиал Червонные Кудри всем сует под нос как сыновей Султарни и только ищет повод показать еще и еще, чтобы они у всех были на виду, на слуху и никто не смел о них забыть. Знал Раэ, что о них говорят, как о единственных наследниках Султарни. Еще знал, как делаются законы, и что для куртизанок, если они в зените славы и влияния, они не писаны.
Но с другой стороны у Раэ все складывалось не так уж плохо. Мать знала, куда его отправить учиться и знала к кому. Он любил Цитадель и знал,чему собираться посвятить жизнь. Единственное, с чем он не мог примириться, это то, что рано или поздно Наура достанется чужим людям, которые не поймут, что мать вложила в это поместье всю душу.
Когда в последние годы Раэ возвращался в Наура на каникулы, мать вместе с ним объезжала владения и с гордостью, как наследнику, показывала, что в нем делается, увлеченно рассказывала, что еще предстоит сделать, но частенько бывало, что в таких разговорах она спотыкалась, запиналась и примолкала. Ни слова она не сказала о том, что ему не светит Наура. Но она знала, что Раэ уже все понимает…
Сейчас же Раэ был в полном недоумении. Он, конечно, предполагал, что его могли по тем или иным причинам счесть не пропавшим без вести, а погибшим. Он был не против: меньше плакать матери да и надежды мало, что он все-таки выберется отсюда. Но чтобы Султарни это как-то зацепило? Наоборот, он всегда относился к тому, что его сын стал охотником одобрительно, потому как "это лучший способ избавиться от лишнего сына". Да-да, Раэ не могли не передать его слова. Врет колдун. Не в том, в чем думает Мурчин, а все-таки врет.
Тем временем ведьма, отсмеявшись, выбралась из-за стола:
-Вот что, Рете, повеселил и хватит. Не ожидала от тебя такого глупого вранья. Ты бы лучше наврал, что я тут пять княжичей поубивала… Слуш-шай, а может сразу скажешь, что тебе от меня надо? Я, конечно, тебе этого с удовольствием не дам, но хоть удовлетвори мое любопытство, ради чего ты так тут рассыпаешься?
-Сейчас ты у меня поверишь, - сказал колдун, быстро подошел к выбитому окну и выкрикнул, - Юлан! Нанни, идите сюда! Покажите кое-что Мурчин!
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 41 глава.