Продолжение. Часть 2 здесь
Вспоминая тот период, когда Старшей исполнилось 13, я понимаю, что нелегко было не только мне с младшими детьми. Ей тоже пришлось несладко. Пофигизм, который она видела по отношению к себе в детдоме, имел для нее неоспоримый плюс - у нее была вольная жизнь, она могла делать, что хочет. Еду готовили повара, уборку проводили воспитатели, оценки в школе рисовали. Даже смыть за собой в унитазе можно было не заморачиваться - уберут. После обязательной отсидки в школе можно было свободно тусить по их маленькому городку, клянчить мелочь у прохожих, в случае невезения промышлять воровством, а затем с чувством удачно прошедшего дня собираться где-нибудь в подворотне и тащиться от собственной крутости - курить, выпивать, а то и вовсе дышать клеем.
10-летние дети перспективу попадания в семью расценивают как сохранение вольной воли, но при этом им добавляются всевозможные материальные плюшки. О том, что им будут нудно и упорно прививаться элементарные бытовые навыки, их заставят учиться - они не предвидят. И то, что для семейного ребенка в 8-9 лет уже не составляет труда, для детдомовца - тяжелейшая работа. Они прекрасно себя чувствуют с незаправленной кроватью, нечищенными зубами и оставленным после себя грязным толчком. А требования взрослых воспринимают как посягательство на свою свободу, и жуткую эксплуатацию.
Поэтому, когда некоторые кандидаты планируют взять ребенка постарше "чтобы помощник в доме был" - я истерично смеюсь и кручу у виска пальцем.
Если ребенок знает, что его взяли под опеку, да еще и возмездную, от них нередко можно услышать:
- Убирать за мной - твоя обязанность. Тебе за это деньги платят!
Моя Старшая знала только о своей пенсии, поэтому подобных споров у нас не возникало, тем не менее, заставить ее убрать обувь после прогулки, помыть тарелку после ужина, содержать в порядке тетради было непосильной задачей. Вещи в считанные дни обретали помойный вид, но Старшую это не смущало. Она спокойно надевала грязное и рваное, отдавала учительнице на проверку замызганную и исчерканную тетрадь, в которой вполне могла вместо домашней работы оказаться голая карикатура на одного из преподавателей.
Старшая определенно понимала, чего хочет, и со свойственным ей упрямством выгрызала себе желаемое. Отправка в реабилитационный центр и угроза повторного отъезда ее напугала и, казалось, остановила. Тогда я еще не понимала, что Старшая активно ищет обходные пути для реализации своей "самостоятельности". Попытка воздействовать на меня через травлю младших детей закончилась мощной взбучкой и супом на голове. После того случая Старшая окончательно убедилась, что трогать младших чревато - за них я порву, наплевав на негативные последствия. Поэтому она перестала задевать их напрямую. Впрочем, младшей, вынужденной делить с сестрой одну комнату, все равно приходилось дышать сигаретным дымом, находить бычки во всех углах, так что полегчало ей не сильно. Тем не менее, агрессия Старшей определенно стала сходить на нет.
Такие спады были и раньше, поэтому я опасалась надеяться, что с агрессивностью нам удалось справиться. По опыту я знала: затишье означает, что грядет какой-то новый трешак. И не ошиблась.
Неожиданно Старшая перестала есть. Совсем. Увидев, что она не высовывает нос из телефона, я проверила ее соцсети (тогда еще у меня была такая возможность) и просмотрела подписки. Первая же группа заставила зашевелиться волосы на голове.
Вместо приветствия там огромными буквами значилось:
ВСЕ ТВОИ ПРОБЛЕМЫ В ЖИЗНИ ОТ ТОГО, ЧТО ТЫ ЖИРНАЯ!
Далее гость группы подвергался массированной обработке на тему скорейшего похудания и достижения "красоты" скелетообразного тела.
Я тогда написала ряд жалоб в администрацию соцсетей с просьбой заблокировать группы, но получила отказ. "Следите за контентом своего ребенка сами", - ответили мне.
Надо сказать, после СРЦ СТаршая действительно набрала вес - некритично, но ощутимо. И пережила серьезную для ребенка ее возраста драму: мальчик, с которым она дружила, неожиданно закрутил дружбу с другой девочкой, а чтобы не выглядеть в глазах окружающих чмом, заявил дочери:
-Я не могу с тобой больше общаться - ты толстая.
В общем, пропаганда анорексии легла в моей Старшей на благодатную почву.
Понимая, что ограничивать ее запретами бессмысленно - она лишь будет проделывать все то же самое втихую, я поначалу ограничилась наблюдением. Заметив под матрасом обертки и огрызки еды, я, несмотря на очередное проявление бардачности, промолчала: главное, что хоть втихаря, но Старшая все же ест, и я боялась ее спугнуть.
Проще всего было забрать у нее телефон, чтоб не страдала дурью в своих группах. И поначалу я действительно так поступила. Но толку от этого действия никакого не было - она стала читать с чужих телефонов, тем более, что в кругу ее знакомых были девочки с похожими проблемами. А так у меня была возможность втихую отслеживать, чем она дышит. При этом ребенок остался без связи, так как ходить с кнопочным телефоном она отказалась наотрез.
У меня было подозрение, что ее голодовки носят демонстративный характер. Так она добивалась для себя поблажек и особого отношения. И впервые за три года ее уловка сработала - я испугалась, полагая, что реально зачморила ребенка так, что она теперь и жизнью не дорожит.
Настаивать на здоровой пище, которую дочь все равно не ела, смысла не было, и я стала покупать ей вожделенные бургеры и прочий быстропит. Конечно, не на завтрак-обед-ужин, но достаточно часто - лишь бы ела. Часто шла на хитрость: покупала еду из бургер-кинга при условии, что она в обед поест нормально. Казалось, методика срабатывала.
Я старалась уделять ей больше времени и подолгу разговаривать с ней, объясняя опасность ее увлечения. Мы вместе разглядывали фотки анорексиков, и я понимала: ей уже успели сдвинуть картину мира, и она реально считает доходяг с торчащими коленками - красавицами.
Страха смерти у нее не было, более того, она постила фотографии заживо гниющих девиц и подписывалась: за эту красоту я должна заплатить жизнью!
Пару месяцев Старшая балансировала между желанием вкусно поесть и похудеть. Она могла день-два отказываться от еды, потом срываться и наедаться от души. Вес как-то ощутимо не падал, но ребенок стал слабеть от такого образа жизни. Любимый спорт она в итоге бросила - не тянула нагрузки.
В одну из своих голодовок дочь, по-видимому, перешла какую-то критическую черту, после чего чувство голода ее больше не мучило. Никакие уговоры не помогали - есть она отказывалась даже то, перед чем раньше не могла устоять.
Отслеживать дни, когда Старшая не ела, было легко - в состоянии голода она снова становилась агрессивной. В этот раз период раздражительности продлился около четырех дней, а на пятый она просто не смогла встать.
Как ни странно, ничего подозрительного в ее переписках я не обнаружила, поэтому не сразу поняла, что заставило ее начать голодать всерьез.
Я снова отобрала телефон. Он был насквозь запаролирован, но тогда я еще знала ход ее мыслей, и пароль взломать сумела методом подбора. Прочитанное привело в ужас. Видимо, сообразив, что я отслеживаю ее переписки, Старшая завела другой аккаунт.
Она больше не читала группы, а общалась с кураторами, диктовавшими ей пищевое поведение, напрямую.
И голодовка в этот раз у нее оказалась не простая, а "сухая".
В тот год по стране прокатились скандалы с группами смерти типа "синего кита", и я подумала, что группы, в которых состоит Старшая - из той же серии.
Стало ясно, что пора принимать кардинальные меры и я позвонила в скорую.
Через полчаса в квартиру вошли трое крепких мужиков в синих костюмах.
Продолжение следует