- Бабуль, а дедушка Коля из Москвы тоже приедет к тебе на юбилей? – с интересом спросила 10-летняя правнучка Даша, рассматривая старые фотографии.
- Не знаю, – ответила Марья Степановна, улыбнувшись, – дорога-то дальняя, а мы не молодеем.
- Но он ведь моложе тебя, да? – с детской непосредственностью продолжала расспрашивать Даша, – а почему он на вас не похож?
Марья Степановна взглянула на старое фото, которое девочка держала в руках. С пожелтевшей от времени фотокарточки на неё глядело четверо детских глаз. Старшая девочка – она, Маша, её младшие брат и сестра Фёдор и Татьяна – все они были светлокожие и русоволосые, похожие на своих родителей. Самый маленький, Коленька, смотрел на мир своими чёрными глазёнками. Он был похож на маленького цыганёнка: чёрноволосый, со смуглой кожей. Мария Степановна вдруг ясно и отчётливо вспомнила тот день, когда познакомилась со своим младшим братом Колей…
Семья Маши жила в маленькой деревне под Воронежем. Только-только отгремела война. Все они – мать и трое детей – смогли пережить это трудное суровое время. Отец Марии – Степан Васильевич – был призван защищать Родину в самом начале войны. Он, простой школьный учитель, всё это время был на фронте. Иногда матери приходили от него письма. Тогда она подолгу сидела одна, перечитывая каждое слово, и плакала. Она читала письма детям, и даже младшая Танечка внимательно прислушивалась к каждому слову. Потом мать осторожно убирала письмо к остальным на верхнюю полку этажерки. Когда от отца долго не было вестей, она доставала старые письма и перечитывала, представляя себе, что только что их получила…
Отец не писал уже полгода. Мать не знала, что с ним произошло – не было никаких известий. О том, что они могут больше не увидеться, женщина старалась не думать: нужно было поднимать детей. Год был тяжёлый, голодный, и они ели-ели сводили концы с концами. Весна принесла новые хлопоты: нужно было засадить огород, благо какие-то семена в прошлом году всё же удалось собрать. Так, за полевыми работами, шло время. А потом пришло известие о Победе. Все, стар и млад, вышли на улицу, все радовались и не могли поверить в то, что это, наконец, произошло. Победа! Сколько счастья и боли в этом слове! Ведь не все смогли дойти до этого дня, многие приблизили её ценой собственных жизней…
Глафира Ивановна боялась, что больше никогда не увидит мужа. Многим уже после 9 мая приходили похоронки и уведомления о том, что их сыновья, мужья, братья считаются пропавшими без вести. Поэтому Глафира содрогалась от каждого стука, – боялась, что он принесёт в её дом беду. Женщина надеялась, что всё-таки дождётся мужа с войны. Вечером, уложив детей спать, она часто выходила в сад к их яблоне – именно здесь они любили проводить время с мужем после нелёгких трудовых будней. Степан соорудил под деревом лавочку. Они сидели на ней и разговаривали, мечтали о будущем. Теперь Глаша приходила сюда одна. Она продолжала рассказывать мужу о том, что происходит в их жизни: «Вот так и живём, Стёпа, – тихо говорила женщина, – Маша уже совсем выросла – с осени в школу пойдёт, она вспоминает тебя, скучает. Младшие: Фёдор и Танюша тебя, наверное, почти не помнят. Но ты не думай – я читаю им твои письма, рассказываю, что ты нас всех защищал. Они обязательно тебя вспомнят – вот увидят – и сразу вспомнят! Ты только возвращайся, Стёпа! Я так тебя жду!» Глаза женщины наполнялись слезами, и ещё долго в темноте майской ночи под яблоней можно было увидеть одинокий женский силуэт…
В начале июня пришло уведомление о том, что Кравцов Степан Васильевич считается без вести пропавшим. Глафира Ивановна слегла. Соседка, баба Катя, которая присматривала за ней, говорила женщинам во дворе: «Беда, бабоньки, не выкарабкается Глашка! Не ест ничего, в потолок смотрит, никого видеть не хочет! Я ей говорю: ты хоть поплачь – всё ж легче станет! А она молчит. Отвернётся к стенке и молчит. Оставит детей сиротами!»
А через три дня женщина встала. За это время она как-то постарела, осунулась, глаза её потухли. Перестала Глаша смеяться, но к яблоне ходить не перестала. «Не верю я, Стёпа! Вот не верю, что мы больше никогда не увидимся! Чувствую, что ты жив, что сердце твоё бьётся! Возвращайся домой, Стёпа, мочи моей уже нет!»
В августе домой вернулся Степан. Он похудел, стал будто меньше ростом и прихрамывал на одну ногу. Глафира как раз была на огороде, когда услышала с улицы: «Тётя Глаша там дядя Степан идёт!» – соседские пацаны первыми увидели неспешно бредущего Степана. Женщина выскочила со двора, за ней – дети. Кто-то из детей кричал, кто-то смеялся, кто-то созывал остальных, когда Глаша бросилась навстречу мужу, и они обнялись посреди дороги, разлучённые и повенчаные снова этой страшной войной. И только женщины-соседки, опускали глаза, смахивая непрошеную слезу – они по доброму завидовали счастью Глаши, ведь многие из них так и не дождались мужей с войны…
Казалось, в семье Кравцовых всё, наконец, наладилось. Жизнь пошла своим чередом. Начался школьный год: учителя во главе со Степаном Васильевичем организовали школу в одном из пустующих домов, и теперь муж всё больше времени проводил на работе. Глафира пыталась ему помочь: она была в импровизированной школе и за завхоза, и за дворника, и за уборщицу. Однако женщина заметила, что они с мужем начали друг от друга отдаляться. Больше не было у них тех волшебных посиделок под яблоней и разговоров по душам. Они не делились планами и мечтами, не стремились побыть друг с другом наедине. Ежедневный совместный быт стал рутиной: они жили вместе, совместно поднимали детей, но только делали это, скорее, по привычке. Будто это просто кому-то было нужно.
Глафира заметила, что Степан старается чаще оставаться в одиночестве. Он часто задумчиво смотрел в окно, не замечая того, что происходит вокруг. Иногда она окликала его во время разговора – женщина что-то рассказывала, а Степан, оказывается, совершенно её не слушал. Казалось, он только физически был здесь, со своей семьёй, душа его в это время была где-то далеко. Глаша пыталась поговорить с мужем:
- Стёп, что с тобой происходит? – спрашивала она.
- Ничего. Просто вспоминаю войну, – тяжело отвечал Степан.
- Ты о чём-то грустишь, тебя что-то беспокоит, что происходит?
- Глаш, всё нормально. Будем жить!
На дворе стояла ранняя весна. Лёд и снег уже растаяли, и отдохнувшая земля паровала под первыми тёплыми солнечными лучами. То воскресное утро изменило всю последующую жизнь семьи Кравцовых.
- Тётя Глаша, а к вам гости! – закричал с порога сосед Гришка, Машин одноклассник.
- Какие гости? Мы никого не ждём, – вышла на порог Глафира. На подходе к дому она увидела красивую молодую девушку, несущую на руках крохотного малыша, укутанного так, что его совсем не было видно. Перед ней шёл Гришкин брат – нёс какие-то вещи, собранные в узел.
- Наверное, это не к нам. Вы что-то напутали, – начала было говорить Глаша. И осеклась: Степан бросился к девушке, подхватил на руки свёрток с ребёнком, и они так и застыли, обнявшись, на подходе к дому.
- Ого! – присвистнул Гришка, – А Степан Васильевич- то того…
- Бегом домой! – прикрикнула Глаша на пацанёнка и отвернулась. Вот она – причина печалей её мужа. Теперь всё стало на свои места.
- Заходите в дом! – позвала она Степана, – Сейчас вся деревня сбежится!
В доме было тихо. Айла покормила сына и уложила его спать. Малышу было чуть больше полгода, чернявый и кареглазый, он был очень похож на мать. Глафира накрыла на стол, все молча поели. Айла и Степан сидели, потупив глаза.
- Ну, что же, – сказала тихо Глафира, – нам всё равно придётся поговорить.
- Прошлой, нет, позапрошлой осенью, – начал Степан, – я был ранен. Мы наступали, времени терять было нельзя. Я понимал, что не смогу пойти дальше. Меня завезли в подмосковное село, а оттуда уже я попал в госпиталь.
- Я работала в госпитале медсестрой, – продолжила Айла, – Степан нуждался в постоянном уходе, в заботе. Я помогала ему. У него долго был жар, потом оказалось, что его контузило – он не помнил даже своего имени.
- Пока я вспоминал, кто я и откуда, успел уже влюбиться в Айлу. Она забрала меня в свою московскую квартиру, заботилась обо мне. Мы стали с ней жить как муж и жена. А потом ко мне вернулась память. Я закрывал глаза, и видел вас. Я представлял себе, как ты, Глаша, сидишь на нашей лавочке под яблоней и плачешь – ждёшь, что я вернусь. Я представлял себе наших детей, которые в каждом возвращающемся домой солдате видят меня и бросаются на встречу. Принять окончательное решение было очень тяжело.
- Я поняла, что к Степану вернулась память, – опять заговорила Айла, – он ничего мне не говорил, но я же не слепая! Я видела, что он грустит, что ему плохо. Степан долго молчал, но, в конце концов, ему пришлось всё мне рассказать – невозможно ведь жить с таким грузом. Так я узнала о Вас, Глафира, и о ваших детях. Я сама отпустила Степана, отпустила его домой. Ведь именно здесь, с вами, его дом. Мы попрощались на вокзале, я думала, навсегда. В память о нашей любви у меня осталось только одно неотправленное письмо. Его Степан написал вам, домой. Однако отправлять не стал – сказал, что приедет и сам всё расскажет. А письмо, запечатанное, осталось у меня. На нём был ваш адрес. Вот я и приехала.
Она протянула письмо Глафире:
- Оно адресовано Вам. Я не открывала. Воспользовалась только адресом. Возможно, когда-нибудь прочитаете.
- А твой сын, – осторожно начал Степан.
- Коленька, – перебила Айла, – это и твой сын тоже. Поэтому мне и пришлось приехать…
Долго ещё сидели тем вечером за столом трое взрослых людей, счастливые и несчастные одновременно. Долго разговаривали, вспоминали, обсуждали будущее. Две женщины – русская Глаша и азербайджанка Айла – такие разные, но такие похожие – их объединила одна беда – война. И любовь к одному мужчине. Айла была совсем юной – ей едва исполнилось 19. Она жила в Москве, её родители погибли во время бомбёжки, поэтому помочь девушке было некому. Айла узнала о том, что ждёт ребёнка уже после того, как Степан уехал домой к семье.
- Я просто не могу так – соседи постоянно оскорбляют и унижают меня, мол, нагуляла ребёнка без мужа. Не хочу, чтобы и сыну досталось. Ты должен его признать!
- Конечно, должен, – отозвалась молчащая до этого Глаша, – за свои поступки надо отвечать.
Айла прожила у них до лета. Всем соседям сказали, что это из Москвы приехала троюродная сестра Степана, потерявшая во время войны свою семью. Конечно, не все в это поверили, по деревне ещё некоторое время ходили слухи о романе Степана и Айлы, но в послевоенные годы этим никого было не удивить. После войны мужчин в деревне осталось мало, вот и делили женщины мужа на две-три семьи. И радовались, сквозь слёзы, что хоть так… В деревне ведь без мужика никак!
Автор: Ирина Богданович
