Валерий и Алина провожали Елену на самолет. Она улетала в Польшу.
- Алинка, детка, я, конечно, понимаю, что у тебя сейчас настают трудные времена. Но все равно прошу тебя – никаких балетных училищ и модельных школ. Не лучше ли стать экономистом или юристом, например? – Елена то заплетала, то расплетала косичку на голове дочери. Та снова отрастила волосы и стала блондинкой.
- Мамочка, если захочешь, я стану кем угодно, хоть дояркой! Но моделью буду все равно! – улыбаясь, ответила Алина.
- Вся в отца! Такая же упрямица! – фыркнула Елена.
Она тайком взглянула на Валерия. У бывших супругов на двоих осталась одна тайна, и они решили, что эта тайна умрет вместе с ними.
Валерий помнил тяжелый разговор с женой.
Когда Елену привезли из Польши, он бросился к ней и целовал дрожащие губы, исхудавшее лицо, тонкие руки... Какие у нее были соленые слезы. Какая она была маленькая, почти прозрачная. Что ей пришлось пережить! И его не было рядом. Не было! Хорош муж!
Елена вдруг отстранила руки Валерия.
- Не нужно меня жалеть. Я не заслужила, Валера.
Она стояла перед ним прямая и строгая, с лицом, похожим на иконописный лик. Наверное, именно такие глаза у святых. Все видевшие и познавшие.
Елена ничего не скрывала от мужа. От нее он узнал о Максиме, об Ирине. Настоящей Ирине, над которой он всю жизнь подсмеивался. Вот как оно вышло. Ирину Валерий презирал. А Максимку, весельчака, бесшабашного мажора, любил. Максимка ведь на свадьбе его гулял. Друг, не друг, но сколько вместе вина выпито, сколько песен под гитару спето... Максим не чурался деревенским происхождением Валерки, раз двести на ту клятую дачу приглашал. И вот - злейший, наиподлейший враг. Еще сто раз подумаешь, кто хуже: Левин, Ильин или Максимка-бизнесмен.
- Зачем? Почему ты, Ленка, столько лет молчала? Неужели бы я Альку не любил, зная, что она – не моя дочка? Да с чего ты взяла? – спрашивал он у жены.
- Я боялась, Валера. Я просто боялась, что ты уйдешь от меня. Тебя и держала только Алина. Пожалуйста, найди ее, Валера. Больше я ничего и никогда у тебя не попрошу.
Глаза Елены скорбные, выплаканные слезы сделали их сухими, горестными и глубокими.
- Я уеду, Валера. Продам квартиру мамину и уеду в Польшу. Там сохранились деревушка и домик, в котором она провела детство. Там все хранится десятилетиями. Там нужно похоронить маму. Нас больше ничего не связывает. Да ничего и не было, только мука. Ты должен вернуться к Наталье. Она этого заслуживает.
Они расстались. Валерий не мог ее ни ударить, ни закричать на нее. Не было злости на Елену. Несчастный, запутавшийся человек. А Аля? Что Аля? Аля – любимая девочка, желанный ребенок, родной человек. Все остальное – чушь! Чушь!
Альке они о разводе не говорили специально, но она, умница, все поняла. Жизнь взрослых – загадка. Незачем влезать в их жизнь – просто смотреть со стороны. Смотреть и учиться на их ошибках. Чтобы потом не влезать в гнусные истории!
Игорька она старалась забыть, как грубейшую ошибку. Как ночной кошмар. Она боялась думать о том, что этот маньяк где-то бродит, но Валерий успокоил дочь:
- Поймали его. Поймали и посадили... пожизненно.
Он не сказал правды. Наверное, Альке, действительно, нужно учиться на юриста. В законах – ни в зуб ногой! Никто Игорька не сажал. Его просто пристрелили люди Франта. Бандитская жизнь удивительно коротка.
Валерий усмехнулся. В своих мыслях он ни разу не назвал Франта отцом. Нет никаких восторгов и слез восхищения. Вот он, кровный папаша, родственник, и что? Отцом Франт никогда Валерию не был и не будет.
Как все перепуталось в жизни, как все переплелось!
Когда Аля сказала про фотографию, оба мужчины вздрогнули. Франт медленно повернулся к Валерию и долго, долго смотрел ему в глаза.
- Валерий Алексеевич. Валера. Давайте забудем наш спор по поводу слияния. Я подумал... Я решил, что нам споры совершенно не нужны. Будьте добры, проводите меня до машины.
Валерий, погладив дочку по худенькому плечику, шепнул ей:
- Подожди секундочку, — и направился вместе со стариком в сторону "мерседеса".
Они шли рядом, шаг в шаг, и молчали. Левин остановился возле машины и спросил:
- Она... жива?
- Жива, — просто ответил Валерий.
- Это хорошо. Не говори ей ничего про меня. Пожалуйста. Не надо, – на Валерия смотрели человеческие, страдающие, виноватые глаза. Перед ним стоял не Франт, а очень, очень старый, глубоко уставший человек.
- Прости меня. Я не достоин быть отцом такого парня, как ты.
Левин с трудом забрался в автомобиль. Роскошная иномарка, глухо рыкнув, плавно отъехала и постепенно исчезла на горизонте.
Валерий мог бы рассказать ему про Машу, про Наталью... Но не стал. Франт не заслужил такого счастья.
***
Объявили рейс «Петербург – Краков». Елена обняла Валерия и сердечно расцеловала дочку.
- Детка, веди себя хорошо! И прошу тебя не трепать отцу нервы! – она еще раз поцеловала дочь. — На каникулы жду тебя!
Елена многозначительно посмотрела на мужа. Он понял этот взгляд. Та еще задачка: нужно помочь жене с похоронами Ирины. И Аля, конечно же, рванет вместе с ним.
Полякам пришлось выложить немалую сумму за то, чтобы тело тещи находилось в морге чуть более двух недель. Все сроки прошли. Пора. Похоронить решили на родине. Она имела на это полное право. И власти согласились с тем, что узнице Освенцима положены эти несчастные два квадрата на городском кладбище Забже. Мир ее праху.
Он смотрел на узкую спину уходящей балерины и понимал: все. А еще он понимал, что даже если будет умирать, то перед смертью все равно скажет только одно имя: Наталена.
***
Проводив Елену, решили с Алькой прогуляться. Как раньше, в детстве. В городе к этому времени появилась масса развлечений. Но дочь и отец всегда все делали по-своему и по старой привычке завалились в "Асторию".
- Будем с тобой кутить как бояре! – Валерий раскрыл меню.
- Ага, а потом расколотим все зеркала, — согласилась Алина.
- Но-но! Я в тюрьму больше не пойду, — притворно нахмурился Валерий.
- Только не говори, что ты сидел, папа! – рассмеялась Аля и вдруг спросила. — Папа, только честно скажи: тот старик, он – кто? Он твой... отец?
- Да.
- Расскажи мне о нем.
И Валерий все ей рассказал. Про Марию, про качели, про красивого студента, про Клавдию и Егора, про Васю, про... Наталью и Машу.
Дочь слушала внимательно, ловя каждое слово.
- Папа, познакомь меня с Натальей и Машей. Когда мы к ним поедем? И очень бабушку хочется повидать.
- Расправимся с... делами и поедем. Обязательно, — пообещал отец.
Вдруг запиликал мобильный телефон. Валерий приложил трубку к уху.
- Алле. Наталья? Здравствуй. Что? Ч-т-о-о-о? Где вы? Мы сейчас, мы сию минуту...
Он смотрел на Алю очумелыми глазами.
- Что папа? Что случилось?
- А вот то и случилось! Если гора не идет к Магомету... Поехали знакомиться с сестрой и племянником! Это ж надо, три двести! Три двести у такой шмакодявки! Три двести!
***
Маша лежала в палате и прислушивалась к своей боли. Она постепенно покидала тело, глухо ворча и громыхая, как гроза, уходившая в далекие земли. Только-только ее разрывала на части дикая мука, наказание божье за проступок первой женщины, и - все. И тут же на грудь ей положили маленькое существо, глядевшее на нее мудрыми, недетскими, все знающими глазами. Наверное, это - правда: если где-то умирает человек, душа его отправляется в тело младенца. И какое-то время малыш помнит, кто он и откуда пришел. Маша гладила темноволосую головку и плакала.
- Здравствуй, сынок! Я люблю тебя!
А серьезные глаза мальчика говорили:
- Здравствуй, Машенька, детка! Теперь ты – моя мама! Как приятно быть чьим-то ребенком!
Она ждала, когда же ей снова принесут мальчика, и совсем забыла, что через дорогу, совсем рядышком, живет и дышит папа этого мальчика. И все у них теперь будет хорошо. Иначе и быть не может!
Дверь палаты открылась, и вошли трое: мама, какой-то высокий мужчина, похожий на Штирлица, и юная хрупкая девушка, изящная, с точеной шеей и маленькими ступнями, обутыми в хорошенькие туфельки – вылитая Золушка из любимого советского мультфильма. В руках у каждого по охапке роз.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто эти люди. Но отчего-то не хотелось отворачиваться от них, кричать и посылать на Кудыкину Гору.
- Здравствуй Маша! – Штирлиц краснел как мальчишка. И мама краснела как школьница.
Не краснела только красивая... сестра. Сестра?
- Здравствуй, папка! Ты на Тихонова похож! Не зря мама по тебе сохнет! Я бы тоже сохла! Здравствуй...
- Аля. Меня зовут просто Аля, — улыбалась Золушка и вдруг нежно обняла Машу и поцеловала, — какая ты красивая! А когда ребеночка принесут?
Ну дите дитем, чесс слово. Не чета ей, Машке, хорошо пожившей, взрослой и опытной женщине! Наверное, не познала она еще ни любви, ни страсти, ни пресловутого быта, о который семейная лодка разбивается... Эх...
Маша оставила «взрослые» мысли при себе и улыбнулась:
- А я даже и не знаю. Вас, вообще, как пропустили-то?
- Ну, э-э-э-э, я просто уважаемый человек, — отец еще больше покраснел.
- Я в курсе! На твои деньги вся Новгородская область живет! Мама не даст соврать!
- Маша! – мама была похожа на девицу, у которой "коса на улице". Цвета бордо!
- Нет, просто... А давайте прикажем, чтобы нам Валерку принесли! – Машка была очень довольна своим решением.
И Валерку, конечно, принесли!
Маленький, он сердито ворочал головенкой, чмокал маленькими губешками и вообще проявлял недовольство: подняли... потащили...куда-то... помыли...за чем-то. Безобразие!
А глупые взрослые ничего никогда не понимают. Гулят и сюсюкают над человеком. Отдыхать не дают после тяжелой работы! А-а-а-а-а-а!
В конце концов, строгая нянька, раскричавшись на весь этаж, выгнала к чертям блатных постояльцев, нарушающих режим и правила гигиены в родильных домах. Машку опять расцеловали все, кому не лень. А крепче всех ее целовал папа, так похожий на Штирлица!
***
Вечером Валеру принесли на кормление. Маша отвернулась к окну, чтобы получше рассмотреть сыночка. Он, важный и деловой, схватил сосок так, что Маша чуть не взвыла. Начальник! Весь в своего дедушку будет! Она так и сидела, а вечернее солнце обрисовало ее стройную фигурку, лаская плечи и руки молодой мамы.
Сеня старался ненароком не скрипнуть дверью палаты, чтобы не испугать Машу. Ему стоило огромного труда и трех банок огурцов тихонько смыться в «самоволку». Он, затаив дыхание, смотрел на маленькую маму и еле-еле сдерживался, чтобы не зарыдать. А она, словно мадонна, тихо ворковала и ойкала, не сводя глаз с самого дорогого на свете существа.
Только после того, как Маша уложила малыша на кровать, Сеня тихонько пробрался в палату.
Она увидела его. Его глаза, словно чистые озера. Он видел ее. Ее глаза, словно глубокие моря. Их руки сплелись, как лебединые крылья. Их губы сомкнулись в нежном поцелуе, словно крылья бабочек.
Валера, сытый и довольный, спал и, наверное, смотрел цветные сны. А родители смотрели на него.
И вечный гимн всех влюбленных звучал в их сердцах:
- Я твой. Ты моя. Он – наш. Мы – вместе навеки, и нас никогда ничто не сможет разлучить. Аминь.
КОНЕЦ ПОВЕСТИ
---
Автор: Анна Лебедева