Женька лихо спрыгнула с гигантского камня, напоследок благодарно похлопав горячую поверхность — напиталась достаточно, аж звенит в ушах от накопленной силищи, и размяла запястья.
— Ты легонько, — посоветовала наставница, — не прибей.
— А вам его жалко, что ли? — хмыкнула ученица.
— Нет, он же нарушитель, то есть твоя законная добыча. Но ты сама будешь зря переживать, если не спровадишь по-хорошему. Пугни его как следует и всё.
— Ладно, — протянула Женька, — легонько — значит, легонько. А можно, я ему монеток накидаю?
— Вам лишь бы баловаться! — вроде бы строго приструнила Зоя Дмитриевна, но по искрящимся в углах глаз смешинкам Женька поняла — всё-таки можно.
Летучей походкой, почти не сминая подмёрзшей травы, Женька шла навстречу зомбецу, а тот наконец выкусил в сетке достаточную дыру и осторожно просунул ногу на нейтральную полосу, а потом и весь оказался там. Видно было, что страшно, ух как страшно, но он собрал волю в кулак, вытер пот со лба и уверенно так зашагал к изгороди.
На когда-то вспаханной земле раньше оставались следы обуви, но за десятилетия комья слиплись, припечатались снегом и дождём, и теперь сухая почва лишь охотно пружинила под зомбецом, мягко подталкивая бедолагу навстречу манящим сокровищам.
Нарушитель упёрся в изгородь животом, перегнулся и тщательно осмотрел безобидные пучки потемневшего к зиме клевера. Странный звук донёсся до Женьки… Зомбец насвистывал! Мелодия приятная и незнакомая, даже ритмом резко отличалась от песен орков. Однако! Боится, но отчаянно насвистывает вопреки собственному страху.
Женька набрала в кармане полную горсть монеток с венком из колосьев и уронила первую на землю — приманка. Через два шага — ещё. И ещё.
Зомбец небрежно опёрся о шаткий столбик и перемахнул одним мощным рывком, как молодой и ретивый пёс за куском мяса. Потоптался у межи и почесал прямиком к Женьке, уже не отлепляя взор от спутанных листиков — вдруг там что ценное завалялось?
Любовные песни орков (начало, назад)
Первую он нашёл почти у рощи. Недоверчиво осмотрел влажный чернозём и пошевелил ленинскую монету прутиком — потёртый пятнадцатикопеечный кругляк тут же шлёпнулся в след от копыта и остался лежать вверх гербом, заманчиво сверкая на тусклом ноябрьском солнце. Для надежности ещё потыкал в монету острым концом, выждал, наклонился и двумя пальцами подхватил добычу. И тут же выронил — монета жгла кожу чуть не до волдырей.
— Ах ты же! — выругался он и подул, поплевал на подушечки пальцев. Свистеть перестал.
Глазищи настороженно забегали, но вокруг — благодать: Женьку не видно, птички поют, красота и спокойствие. Зомбец выдохнул и разглядел вторую — чуть ближе к Женьке. Первую поддел куском тряпки и сунул в сумку, в специальный кармашек, чтобы не прожгло насквозь, а ко второй сразу прицелился — не потерять бы из виду.
Женька хихикнула, а зомбец вздрогнул и вытащил из чехла здоровенный нож — таким впору тушу медведя разделывать, а он вздумал на орков ходить. Смешной. Женька накидала ещё несколько монет, потихоньку выводя к старой дороге на пионерский лагерь.
Дело пошло.
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
Зомбец пыхтел, одну за другой подбирая монетки и радуясь, как тяжелеет ноша, и уже не так часто вертел белобрысым затылком в поисках злобных фурий. И снова отважно насвистывал — Женька даже хихикать забыла, так ей понравился ритм, и пританцовывала — невольно, стыдно же попасть под очарование мира с той стороны, пускай лишь музыкальное. Женька представила себя в воображаемой, непременно тесной кухоньке с круглыми окошками, в такой же нелепой обтягивающей одежде, как у этого парня, и как она жарит ему на завтрак гречневые блинчики и заваривает чай с листьями смородины, или что там зомбецы потребляют в пищу? И так громко прыснула от этой картины, что парень подпрыгнул, выронил свою тряпку и прижался к земле плашмя.
Женька за закрыла рот рукой, стараясь сдерживать смех, и подкралась поближе. Нависла сверху, чуть не касаясь его лопаток кончиками распущенных волос…
И вот тут вся пошло наперекосяк. Во всех, пропади оно пропадом, смыслах.
