В отсеках немного простора,
Поэтому сердце слышней…
Борис Орлов
С капитаном II ранга Решетниковым я познакомилась в читальном зале городской библиотеки. Седовласого, спортивного телосложения читателя отличала от других активность в дискуссиях и глубина суждений по любой теме. На встрече с молодёжью в честь столетия подводного флота мы разговорились.
Николай Ильич любезно согласился поделиться воспоминаниями о своей нелёгкой, надо сказать, жизни, о службе в подводном флоте.
В семье Решетниковых не было моряков. Родился Николай далеко от моря, в Красноярском крае, в посёлке Ордженикидзовский в 1937 году. Его отец, Илья Семёнович, был первоклассным кузнецом, но, овладев специальностью шофёра, с баранкой не расставался. Мама Валентина Васильевна воспитывала шестерых детей.
Коля был первенцем, а потому главным помощником родителям. Вторым ребёнком была Нина, она родилась в 1940 году.
Хотя Коле едва минуло три года, он стал для неё надёжной и ласковой нянькой.
Дедушку по отцу мальчик не знал. После раскулачивания его следы затерялись.
А вот дедушку по матери, Василия Абрамовича, очень любил и гордился им, восхищался его трудолюбием и выносливостью. Дедушка работал на заготовке леса. А лес в Сибири превосходный: лиственница, кедр. Василия Абрамовича очень ценили, ежегодно посылали на краевой слёт стахановцев.
– Ты знаешь, Колька, какая это силища – наша тайга! Золото, да и только! – говорил он внуку и, прищурив глаза, улыбался всем лицом, забавно шевеля ушами.
Бабушка Мария, полноватая, добродушная женщина, хлопотунья и искусница, за всю жизнь никому не сказала плохого слова. Была верующей, Колю ещё совсем маленького окрестила в церкви. С нею ему было всегда уютно. Семья Решетниковых была трудолюбивой и дружной.
В тот день, такой ясный и тёплый, Коля забавлял сестрёнку, строил рожицы, щёлкал пальцами перед носом девочки. Она смеялась и лепетала:
– Я тозе мату!
Бабушка сидела у стола и, что-то напевая, вязала скатерть. Валентина Васильевна, взволнованная, с побледневшим лицом, вбежала в комнату и включила репродуктор. Раздался треск, шумовые помехи, потом они ясно услышали голос диктора:
– Говорит Москва! Говорят все радиостанции Советского Союза!
Было чуть больше двенадцати часов. По радио выступал В. М. Молотов… Слово «война» ворвалось в жизнь каждой семьи и круто её изменило. Мужчины уходили на фронт, плакали матери и жёны. Четырёхлетний Коля мало понимал, что происходит вокруг. Вместе с соседскими ребятишками играл в «войнушку». Каждый хотел быть красноармейцем и побеждать, поэтому доставалось бурьяну, заборам и кустам, по которым били палками.
Илью Семёновича долго не призывали в армию: либо по той причине, что считался сыном кулака, либо нужен был в тылу как опытный шофёр. Вместе с женой и детьми он переехал в посёлок Сахарный завод, что недалеко от города Абакана.
Помнит Николай, как отец брал его с собой в рейс, сажал на колени и учил управлять полуторкой. В Хакасской степи дороги, хотя и песчаные, но хорошо укатанные. Мальчишка, крепко вцепившись в баранку, старался удержать машину, но она вихляла из стороны в сторону. И всё же отец был счастлив, видя, как сынишка изо всех сил старается научиться вождению.
– Хороший у тебя парень растёт! – говорили друзья отцу и, как взрослому, пожимали руку Кольке.
В посёлке был кинотеатр, но денег у мальчишек не было. Чтобы попасть в зрительный зал, шли на всякие ухищрения. Коле, самому маленькому по росту среди друзей, легче удавалось проскользнуть мимо зорких глаз билетёрши. Бывало, проходил, пригнувшись среди взрослых, а при выходе из кинотеатра поднимался на цыпочки, делая серьёзным лицо.
– После сеанса мы гурьбой мчались домой и, сидя на чьём-либо крылечке, пересказывали друг другу только что увиденное: «А этот-то, в шапке, который та-та-та! Вот здорово!», – так вспоминает ветеран те счастливые минутки далёкого детства.
– Папу взяли на фронт в 1944 году. В Омске он окончил танковую школу и через три месяца был уже на передовой. Служил водителем танка Т-34, с боями дошёл до Кеннингсберга. Остался жив только потому, что его как специалиста, разбирающегося в моторах, оставили во втором эшелоне готовить танки к бою. Многие его друзья погибли в тех боях, так как дрались с немцами, так сказать, лоб-в-лоб.
Как только папу призвали в армию, мама, ожидавшая ребёнка, увезла нас к бабушке в посёлок Орджоникидзовский и в 1945 году родила нам братишку.
С одной стороны нашего посёлка располагалась электростанция.
Мощность её считалась высокой. Прямо с горы на турбину падал водопад. Рядом была речка Тёплая, она не замерзала даже в сильные морозы. От воды всегда парило. С противоположной стороны посёлка протекала горная речка Сарала, поэтому и район наш назывался Саралинский. Дно в Сарале каменистое, вода холодная, течение такое быстрое, что могло сбить с ног и унести, но чувство ответственности перед семьями заставляло нас, ребят, вновь и вновь входить в стремительный поток и ловить рыбу удочками, а потом нести добычу домой на радость малышам и измученным работой матерям.
Весной было легче. Вода затопляла берега. Рыбу тогда глушили, ставили бредни. Голодно было, поэтому каждой рыбёшке радовались. А эшелоны с продовольствием шли и шли на фронт…
Вернулся Илья Семёнович с фронта младшим сержантом, а дома сынок, родившийся в его отсутствие.
– А ну, иди ко мне, карапуз! – радостно сказал он и протянул к ребёнку руки. А тот в рёв:
– Ма, ма, ма-а-а!
– Что ты, глупенький! – воскликнула Валентина Васильевна, утирая от волнения слёзы. – Привыкай, это папка твой!
Но ребёнок упирался, пришлось посадить его на кровать. Зато пятилетняя дочка с удовольствием уселась на колени отца и с любопытством рассматривала его. Подросший Колька шагнул к нему, отстраняя сестрёнку, прижался к плечу, осторожно потрогал медали на гимнастёрке.
– Ого! – вымолвил он и почему-то застеснялся.
С сияющими от счастья глазами мать хлопотала у стола и без умолку рассказывала мужу о том, как жили без него, и всё хвалила Кольку.
– Уж, если бы не он, Илюша, не знаю, что бы мы и делали!
Мальчишка, окончательно смутившись, выбежал на улицу, а там его уже ждали с расспросами друзья.
Не у всех отцы вернулись с фронта…
Красноярский край богат хлебами, во всех хозяйствах нужны были шофёры. Семья переехала на станцию Ужур. Илья Семёнович стал работать в автоколонне. Сняли жильё. Николай пошёл в третий класс. Учился в средней железнодорожной школе, которая располагалась в деревянном здании. Вскоре, благодаря энтузиазму родителей, в Ужуре построили новую школу из кирпича.
Коля был ребёнком с неуёмной энергией. Занимался в кружках: танцевальном и художественном. Играл на домре – прима в струнном оркестре. Не раз они выезжали в Красноярск на музыкальные конкурсы, проводившиеся среди школ. Увлекался он и шахматами.
К 1953 году в семье Решетниковых было уже шестеро детей. Привыкший с раннего детства к физическому труду, крепкий, мускулистый Коля мог одновременно на двух коромыслах носить четыре ведра воды из колодца. А колодец был далеко, в трёх кварталах от дома.
Полные вёдра приходилось нести на пригорок. Чтобы воды хватило на все хозяйственные нужды с учётом наличия коровы, свиньи, а также для полива огорода, приходилось делать пять-шесть ходок до колодца и обратно. Заготовка дров, сена, обработка тридцати соток огорода были тоже обязанностью Николая.
Соседи удивлялись, как ребёнку удаётся то, что не каждому взрослому посильно.
– В десятом классе, – рассказывает Николай Ильич, – меня в шутку называли ССР. Среди одноклассников по возрасту я был младшим.
Многие ребята были старше меня на три-четыре года, война помешала им учиться. Дядя, вернувшийся из армии старшим лейтенантом, подарил мне свой китель и галифе. Увидев меня в таком наряде в классе, ребята стали называть меня старшиной, а учитель военного дела поручил мне следить за дисциплиной во время занятий. А тут ещё избрали меня старостой класса. Вот и получилось – старшина, староста Решетников.
И ещё одним прозвищем наделили Николая его школьные друзья. Учитель рисования, художник по образованию, самыми лучшими своими учениками считал Виктора Удина и Николая Решетникова. Они выпускали школьную газету. С лёгкой руки одноклассников ребята подписывали её – Братья Решудовы.
Впоследствии пути их разошлись. Виктор поступил в Новокузнецкий металлургический институт, после его окончания работал, увлекался художеством, писал картины. У него действительно оказался большой талант, благодаря которому его приняли в члены Союза художников.
По-другому сложилась судьба Коли Решетникова. В институт он не прошёл по конкурсу. Было очень стыдно, что он, староста-старшина, пользующийся всеобщим уважением в школе, не сумел поступить в высшее учебное заведение. Он также понимал, что, как старший ребёнок в семье, обязан помочь родителям материально, поэтому устроился на работу старшим рабочим связи в IV дистанцию пути Ужурского отделения железной дороги. Через месяц его и других рабочих-связистов направили на курсы радиомехаников в город Орёл. Учась на курсах, экономя на еде, Николай купил себе костюм. Целеустремлённый и упорный, он при ДОСААФе выучился на шофёра. Ещё бы, с десяти лет умел водить машину самостоятельно, ездил за сеном и дровами даже ночами. После окончания курсов Коля и ещё трое ребят проходили практику на Ужурском отделении железной дороги, обеспечивали работу радиоузла в пассажирских поездах, передавали в записи концерты по заявкам пассажиров. Потом Коля год работал электромехаником на станции Ачинск. В сентябре 1956 года его призвали на военную службу, направили в 51-й учебный отряд подводного плавания на Тихоокеанский флот.
– Вы мечтали служить на флоте? – спросила я Николая Ильича.
– Нет, никогда не думал, не мечтал, – ответил он на мой вопрос, – видимо судьба такая выпала мне, сибирскому пареньку, никогда не видевшему моря.
Учитывая то, что Решетников к тому времени имел две специальности, его определили в роту торпедистов подводных лодок.
Ещё в 1955 году Валентине Васильевне сделали серьёзную операцию. Илья Семенович оставался дома с детьми, а Коля ездил в Красноярск за мамой сам. Надежды на выздоровление не было, Валентина Васильевна держалась из последних сил. В марте 1957 года Николай получил вызов из Ужурского военкомата в связи с болезнью матери, отпуск дали на десять дней.
– Худая, с лихорадочно блестевшими глазами, мама лежала на кровати. «Коленька», – встрепенулась она, увидев меня. Руки её были горячи и прозрачны. «Как служба, сынок?» – спросила она слабым голосом. «Ты не волнуйся, – продолжала она, – я скоро встану, обязательно встану!». Папа сидел за столом и что-то рассматривал на скатерти, по-видимому, сдерживал накатывающиеся слёзы. Братья и сёстры бесшумно двигались по комнате, стараясь не мешать нашему с мамой разговору. Десять дней промелькнули, как один. Боже мой! Как мне не хотелось уезжать, сердце предвещало беду. Я понимал, что вижу мою милую, добрую мамочку в последний раз, но не хотелось верить в это…
31 марта Николаю исполнилось двадцать лет. Командир и товарищи по службе тепло поздравили его. В честь дня рождения был испечён огромный, праздничный пирог, но ничто не радовало новорождённого. Его мысли были заняты лишь тем, как там дома. В начале апреля Николай был на дежурстве, когда ему подали письмо из Ужура. Нет, не заплакал, только судорожно глотнул воздуха, потом несколько раз перечитал известие отца о том, что через семь дней после его отъезда, они осиротели.
Валентина Васильевна умерла в 42 года, оставив на попечение мужа пятерых несовершеннолетних детей. Бабушки уже не было, его старшей сестре Нине шёл только семнадцатый год. В голове Николая звенела мысль о доме: «Как там папа? Как дети! Справляются ли без него?». Мама! Она, красивая, русоволосая, с родинкой над губой, как живая, стояла перед его глазами и грустно улыбалась. Коля смотрел на стену в одну точку. Казалось, что мама вот-вот подойдёт, положит свою тёплую руку на его плечо и, как всегда, скажет: «Ты молодец, сынок! Смотри, как дети тянутся к тебе, любят.» Видение исчезло. Перед ним была только белая стена. В сердце не проходила ноющая боль от невосполнимой утраты. Утром, взглянув на себя в зеркало, Николай увидел первые седины в чёрных волосах…
Уйти со службы по семейным обстоятельствам? Он даже мысли такой допустить не мог, так как всегда считал, что подводники – это особые, достойные люди. Стать одним из них, было для него делом чести.
Вот как вспоминает Николай Ильич свои первые шаги по службе.
– Нас привели на среднюю подлодку 613 проекта, создана она была на базе немецких лодок. Спустились по трапу вниз. Огромное количество внутренних конструкций поразило моё воображение. Как же это всё постичь? Плохая освещённость внутренних помещений, спёртый воздух. Однако пути назад я уже не видел. Появилось острое желание учиться, познать все премудрости подводного плавания. Ещё больше обрадовался, узнав, что имеющие среднее образование, могут поступить в высшее военно-морское училище подплава. Желающих продолжить образование из матросов-торпедистов оказалось шестеро. Подготовка к экзаменам, их сдача и прохождение медицинской комиссии проводилась во Владивостокском высшем военно-морском училище. Комиссия строго отбирала будущих абитуриентов. Так при первом испытании в барокамере из-за покраснения ушей меня отстранили от дальнейшего испытания, документы переложили к списку тех, кто был кандидатом в Макаровское училище. С одним из товарищей мы настояли на повторном испытании, оно прошло благополучно, и я поступил в I-е Балтийское училище на штурманский факультет. Начались годы учёбы. Когда предложили перейти на вновь созданный ракетный факультет, с радостью согласился. Там готовили торпедистов и ракетчиков, обучение четырёхгодичное. После третьего курса появилась возможность перейти на пятигодичное обучение, только что организованное при училище, сам командир рекомендовал меня туда, но я отказался. Хотелось скорее завершить учёбу, чтобы помочь отцу поднимать детей. Для себя решил в будущем окончить военно-морскую академию.
Как и в школе, Николай и здесь активно участвовал в общественной жизни училища: был членом партбюро, занимался в секции по классической борьбе, организовал небольшой ансамбль, где играл на домбре. Участвовал в конкурсах, занял третье место по штурманской прокладке. Много раз командование училища, которое возглавлял контр-адмирал Египко, награждало Решетникова за хорошую учёбу и активность в общественной работе.
Николай Павлович Египко был легендарной личностью. Ещё до начала Великой Отечественной войны первым из подводников получил звание Героя Советского Союза.
– У нас были отличные преподаватели, – вспоминает ветеран, – Герой Советского Союза Лисин преподавал военно-морскую тактику, заведовал военной кафедрой. Во время войны подводную лодку, которой он командовал, в Финском заливе торпедировала вражеская подлодка. В живых остались только четверо, среди них был и он. Подводники оказались в Финском плену. Немцы запросили Лисина в Берлин и предложили командовать немецкой подлодкой. Они знали, что перед ними Герой Советского Союза. Было лестно завербовать такого человека. Получив категорический отказ, отправили дерзкого командира обратно к финнам. Лисин был лишён высокого звания, однако после войны особисты тщательно проверили обстоятельства его пленения, после чего звание и награды были возвращены. Заместитель начальника, капитан I ранга Иосилиани, тоже был Героем Советского Союза, как и полковник Котанов, который в войну был начальником штаба батальона морской пехоты Кунникова. Легендарный батальон отличился в боях под Новороссийском.
После гибели командира, Котанов заменил его. Это был самый героический полк морской пехоты, действующий на Южном Фронте на Черноморском побережье. В училище часто проводились конференции по боевым действиям подводных лодок. Приглашали на беседы личного врага фюрера командира «С-13» А. И. Маринеско. Велись доклады по анализу боевых действий экипажей подводных лодок, нанёсших наибольший урон врагу в годы войны. С большим уважением относился я к командиру нашей роты Миронову Игорю Петровичу, с которым до сего времени поддерживаем отношения, дружим семьями.
В 1961 году Николай успешно окончил училище и по личной просьбе получил назначение на Тихоокеанский флот. Как обладателя красивого почерка, его на месяц оставили при училище оформлять личные дела выпускников, их было 35 человек. Многим из них хотелось получить назначение на ракетную подводную лодку, но мест на такие корабли было мало. Николаю удивительно повезло. Командир ракетной лодки «К-99» сам отобрал личное дело выпускника Решетникова, который, будучи ещё мичманом, проходил стажировку на такого же типа подлодке. Их на Тихоокеанском флоте было семь…
– По прибытии на службу, – рассказывает Николай Ильич, – меня направили в бригаду подводных лодок, которые строились, ремонтировались либо испытывались во Владивостоке. Командир бригады Криворучко, после того, как я рапортовал ему о своём прибытии, широко улыбнулся и сказал: «Прибыл, лейтенант, который ничего не знает, ничего не умеет, ещё птенец…» «К-99», на которую я был назначен командиром группы управления БЧ-2 (боевая часть), прибыла с моря, где после постройки проходила государственные испытания. С трепетом спустился я в лодку и подумал: «Теперь это мой дом, моя жизнь…» Где-то в глубине души гнездился страх: вдруг не сумею, не справлюсь. В моём подчинении теперь около десяти матросов и старшин. Они отслужили порядочный срок, знают лодку лучше меня, а я должен ими командовать, учить. Мне как молодому специалисту, так уж положено, необходимо было изучать множество документов, знать устройство лодки, штурманское дело, управление судном и многое другое. В книге повседневных расписаний указано всё, что должен знать командир любого звена.
Не каждый может выдержать службу на подводной лодке, тем более на такой, где установлен сложнейший ракетный комплекс.
Малейшее незнание или небрежность могут привести к аварии. Командиру ракетного комплекса необходимо постоянно следить за техническим его состоянием, чтобы было почищено, промазано, изолировано.
Шло быстрое развитие подводного флота, выпускалось много проектов, которые испытывались в море. Испытания проводились скрытно от потенциального противника. На вооружении были ракеты с ядерными зарядами и даже водородными. Оружие страшное.
Обстоятельства требовали от подводников быть готовыми в любую секунду нанести упреждающий удар. До полного овладения специальностью за Решетниковым был закреплён наставник – главный специалист дивизии, он являлся фактическим командиром боевой установки. Внутренняя совесть всегда заставляла Николая трудиться добросовестно. Но то обстоятельство, что рядом был опытный руководитель, который сам принимал решения, мешало молодому лейтенанту проявить себя. Он чувствовал себя неуверенно. Освоение лодки для него шло с трудом. Хотел быть лучшим, но не получалось.
Недаром флагманный специалист ракетного оружия дивизии говорил ему то ли в шутку, то ли всерьёз: «Вы, Решетников, худший командир группы БЧ-2 дивизии».
Прошло полтора года. При погрузке ракет сломался замок стартовой установки, а это чрезвычайное происшествие – вывод из строя одной ракетной шахты. Командира БЧ-2, куратора Решетникова, отстранили от службы на подлодке.
– Для меня, – рассказывает Николай Ильич, – уход командира явился благом. Чувствуя ответственность, я серьёзно занялся освоением специальности подводника. Навёл порядок в своём отсеке.
Через несколько месяцев почувствовал себя увереннее во взаимоотношениях с личным составом. В августе 1963 года по плану Министерства обороны СССР мы должны были заступить на боевое дежурство. Встали на якорь в бухте Бичевинской на Камчатке, чтобы принять стратегическое оружие. Это было моё первое самостоятельное дежурство в такой ситуации. Я выполнял обязанности командира БЧ-2. Для подстраховки моих действий прислали флагманского специалиста, который прибыл из академии и на подводных лодках никогда не служил. Поэтому фактической подготовкой ракетного комплекса и погрузкой ракет занимался я. У пирса ракетной базы по плану Главкома специалисты проводили эксперимент по заправке ракеты окислителем (ракетным топливом) и забыли открыть дренажный клапан. В баке стало расти давление, в результате которого клапан вырвало, и струя окислителя тоже рванула на десятки метров. На лодке была объявлена аварийная тревога. Окислитель дымил. Мы стояли в это время на мостике, сразу же надели противогазы, но не все они были исправны настолько, чтобы не пропустить ядовитые пары. С пирса все разбежались, а мы из брандспойта залили шахту водой. Заправка была прекращена, ракету выгрузили.
Приказа по подготовке подлодки к выходу в автономное плавание никто не отменял. В течение суток мы должны были ликвидировать последствия аварии. Ночью прислали дистиллированную воду и спирт. Шахту промыли. Была подана машина с горячим воздухом.
В общем, в назначенный срок провели восстановительные работы, загрузили на лодку три ракеты, провели генеральное испытание и вовремя прибыли в бухту, стали на якорь.
Рано утром была объявлена боевая тревога, в бухту входил эсминец, на борту которого находился адмирал флота Советского Союза Главком Сер-гей Георгиевич Горшков. Он знал, что произошло, и прибыл лично проверить готовность лодки к вступлению на боевое дежурство. С ним были адмиралы и специалисты из Москвы. Все сразу же спустились в IV ракетный отсек. Исполняющий обязанности командира боевой части лейтенант Решетников, быстро справившись с волнением, чётко доложил Главкому о готовности БЧ-2 к выполнению задания.
Участник войны, седой, коренастый С. Г. Горшков спокойно выслушал рапорт. По его глазам и вдруг посветлевшему лицу Решетников понял, что свой экзамен командира-ракетчика выполнил. Главком, командующий Тихоокеанского флота Амелько Н., член военного совета Захаров, десятки адмиралов спустились на приборную палубу.
Сергей Георгиевич лично проверил все печати, пломбы, затем стал проверять боевые инструкции каждого матроса и старшин, всех проэкзаменовал. В комиссии был капитан II ранга Петрусев из Главного ракетного управления флота страны, который хорошо знал ракетный комплекс и стал экзаменовать лейтенанта Решетникова по назначению 4-го отсека, а также по общим системам корабля. Николай Ильич, как никогда, был готов к ответу. За два года службы он изучил ракетный отсек в совершенстве до винтика. Ни лейтенант, ни личный состав, находящийся в его подчинении, не допустили в своих ответах ни одной осечки.
А старшина II статьи, командир отделения электромехаников Гончаров по просьбе адмиралов уверенно и даже с улыбкой рассказал о посте живучести IV отсека. Ответом этого симпатичного грамотного специалиста были довольны.
– Надёжный парень, – подытожил один из них.
После убытия комиссии Николай поднялся на мостик, где его ждали командиры, офицеры и флагманский специалист дивизии, курирующий БЧ-2, Ракитянский.
– Решетников, вы лучший командир группы в дивизии! – услышал Николай от сослуживцев.
Чувство гордости за свою команду переполняло лейтенанта: наконец-то я достиг того, о чём мечтал – стал настоящим подводником.
– Я понял, – вспоминает ветеран, – что от личного состава зависит многое. Во время аварии мы хлебнули отравленного воздуха, состояние у всех было стрессовое, физическая нагрузка – колоссальной, но выдержали. Трудности вызывают дополнительные силы, которые в нормальной обстановке не проявились бы. Именно в таких условиях происходит становление характера. Когда, отстояв два месяца на боевом дежурстве, мы прибыли на базу, на берегу нас ждал старший лейтенант А. А. Казьмин. Он сразу же доложил, что назначен командиром БЧ-2. Командир лодки искал более опытного человека на должность, которую я уже освоил. Было обидно, конечно, но я был ещё лейтенантом и имел взыскания. Казьмин на год раньше меня окончил наше училище и перешёл к нам с лодки более совершенной, чем наша. В отличие от него я уже проводил стрельбы и имел больший опыт плавания под водой. Мы снова ушли в автономку, вернулись из неё через два месяца.
Командир лодки Виктор Куприянович Пятов убедился в том, что Казьмин менее опытен, чем Решетников, и во время похода ничем себя не проявил на службе. В декабре Решетникова отправили в отпуск, а в январе 1964 года, когда он вернулся, командир лодки поздравил его с присвоением звания старшего лейтенанта и командира БЧ-2. Казьмина перевели во второй экипаж. Вместо Николая Ильича командиром группы управления боевой частью назначили его одноклассника старшего лейтенанта Курникова, окончившего училище по пятилетней программе.
В течение 1963–64 годов Решетников со своей командой провёл пять ракетных стрельб, одну из них с тротиловым боезапалом по приказу командования в 1964 году на специальном полигоне произвели в сторону Камчатки.
В 1964 году «К-99» впервые вышла на боевое дежурство в океан.
Командира лодки положили в госпиталь на лечение. Вместо него назначили заместителя командира дивизии капитана I ранга Дыгало.
В океане в ноябре и декабре штормило. Большую часть времени ходили в различных режимах на перископной глубине. Автономное плавание проходило в напряжённых условиях. Над океаном в зоне плавания лодки постоянно находились патрульные самолёты США, типа «Орион». Экипажу удалось уйти от наблюдателей, обеспечить скрытность плавания. Задание было выполнено. Из-за конструктивного недостатка была сильно повреждена рубка. Она была выполнена из силумина, типа смеси алюминия и металла. В воде они дают паразитные токи, которые приводят к разрушению. Когда подлодка под Новый год вошла в родную бухту, команда, увидев изуродованную рубку и другие разрушения корпуса, просто рыдала.
В январе 1965 года «К-99» направили модернизировать на судоремонтный завод во Владивостоке. Модернизация предполагала оснащение подводной лодки новым ракетным комплексом для стрельбы ракетами из-под воды. Первой на модернизацию встала «К-129».
Теперь через год рядом с ней встала «К-99». Модернизация проходила параллельно. Николай Ильич был рад встрече с подлодкой, на которой он проходил стажировку перед окончанием училища.
Летом он вместе с командиром БЧ-2 подлодки «К-129» Панариным Г.С. по приказу Главкома Горшкова проходил учебу на предприятиях различных городов, которые изготавливали вооружение для их комплекса. Заключительным этапом этой подготовки был выход на ракетную стрельбу на атомоходе «К-19», который после аварии на реакторе в 1961 году был модернизирован. На нём был установлен ракетный комплекс для подводного старта. Оба командира БЧ-2 в качестве стажёров и контролёров участвовали в ракетной стрельбе.
Героический атомоход подводники называли тогда «Хиросимой».
Подлодка «К-129» в 1967 году прошла государственные испытания и успешно провела ракетные стрельбы.
– Я участвовал в этих стрельбах, выходил в море стажёром, – вспоминает Николай Ильич. Ещё за полгода до спуска на воду «К-129» Панарин предложил мне заменить его, перейти на их лодку, так как хотел поступать в военно-морскую академию. И хотя на своей лодке я был ветераном, и не хотелось даже на время покидать её, но отказать другу я не мог – это святое. Я дал согласие. В ракетном управлении, подумав и оценив обстановку, ему сказали: «Он-то тебя заменит, а его заменить некому». Заверили, что в следующем году найдут замену и отпустят на учёбу. Испытания на нашей лодке «К-99» закончились через три месяца после «К-129». Когда в ноябре 1967 года мы пришли на Камчатку, они вернулись с боевой службы. Личный состав лодки отдыхал. В январе 1968 года их всех вызвали из отпусков готовиться к новой автономке. 24 февраля «К-129» вышла в океан, а 8 марта…погибла. 10 марта мы были подняты по тревоге и в составе большой группы кораблей и самолётов участвовали в её поиске. Мы шли в надводном положении, в океане был шторм. После 23 суток безуспешных поисков вернулись на базу. Надежды на обнаружение и спасение уже не было… Точной причины гибели «К-129» нет до сих пор.
За несколько месяцев до её гибели, чтобы быстрее стать командиром лодки, ушёл на неё от нас старший помощник капитана Журавин Александр Михайлович. Изъявил желание перейти на «К-129» и наш кок матрос Г. В. Черница. Два года стояли два корабля рядом на модернизации. Командиры служб подбирали себе матросов. Экипажи подружились, поэтому гибель товарищей острой болью отозвалась в сердце каждого. Когда подали тревогу на поиск, правительственная комиссия во главе с заместителем председателя Совмина СССР Смирновым Л. В. работала на нашей лодке. Мне, как командиру ракетного комплекса, пришлось лично докладывать и высказывать свои предположения, какими могут быть ситуации со стороны ракетного отсека во время автономного плавания.
Погибла головная лодка ракетного комплекса, за ней шла «К-99», поэтому она была определена для проведения ракетной стрельбы из-под воды. По плану боевой подготовки подлодку тщательно проверили на готовность по всем правилам науки. Проверку проводил Главный штаб военно-морского флота во главе с адмиралом флота Г. М. Горшковым. Проверяли подготовку экипажа по борьбе за живучесть лодки.
– Мы провели ракетную стрельбу, – с гордостью вспоминает Николай Ильич, – и получили второе место ВМФ и приз командующего флотом. Меня наградили почётной грамотой Главкома ВМФ Горшкова. После проведения малой десятидневной автономки в августе 1968 года вышли на боевую службу в те районы патрулирования, что и «К-129», чтобы доказать, что гибель этой подлодки была случайной. Старшим на борту был контр-адмирал Виктор Ананьевич Дыгало. Перед выходом лодки в длительное автономное плавание каюту старшего помощника командира корабля освободили для контр-адмирала. Так как каюту замполита Михаила Павловича Грешникова заняли аппаратурой разведки, он решил занять мою, попросил меня освободить её и перейти в четырёхместную в пятый отсек. Я сказал:
– Есть!
Понимая, что такое решение является преступлением. После загрузки баллистических ракет с ядерными зарядами, проверки готовности и отхода лодки от пирса я поднялся на мостик, где находился В. А. Дыгало и доложил, что моё место отдыха находится в пятом отсеке. Надо было видеть выражение лица контр-адмирала, который хорошо понимал, что командир ракетного отсека, командир БЧ-2 – единственный человек, который знает ракетный комплекс. А вдруг что случится в четвёртом отсеке и люди, находящиеся в нём, согласно боевому расписанию должны будут задраить переборки при отсутствии командира. Ведь в случае аварии первые секунды решают всё.
– Немедленно скажите замполиту, чтобы он прибыл ко мне! – резко приказал Дыгало. Его приказ я передал замполиту. Через несколько минут он торопливо освободил каюту. Я понимал, что решение замполита было ошибочным из-за незнания условий службы на подводной лодке, так как он прибыл к нам после окончания полит академии, а до неё служил на надводных кораблях. После выхода в море, в тот же день, адмирал, проходя по четвёртому отсеку, увидел старпома в моей каюте.
– Возвращайтесь в свою каюту! – сказал Дыгало, – а я остаюсь с командиром БЧ-2. Семьдесят суток мы были вместе, как он в шутку говорил «в саркофаге». Каюта была двухместной и нравилась ему, кроме того, он был расположен ко мне. Это была вторая наша с ним встреча. Мы были знакомы с того времени, когда я провёл первый подводный старт ракеты из-под воды на глубине 50 метров. Тогда, после того как ракета вышла, он пожал мне руку и сказал: «Будет тебе квартира!». На Камчатке получить квартиру очень трудно. Виктор Ананьевич сдержал слово, я въехал в однокомнатную квартиру.
– Николай Ильич, – попросила я капитана II ранга, – расскажите, пожалуйста, подробнее, как проходит служба на подводной лодке в замкнутом пространстве в условиях невероятной ответственности.
Лицо капитана всегда серьёзное, строгое вдруг засветилось. Он улыбнулся и стал рассказывать о незабываемой любимой службе.
Я слушала с большим вниманием его рассказ о том, что главное в службе подводника – это чувство колоссальной ответственности каждого члена экипажа, а основная задача подлодки в автономном плавании – это скрытность и готовность в любой момент выполнить приказ. Всё происходящее на борту ежедневно записывается в вахтенный журнал. В нём указывается уровень радиации, вредных примесей в воздухе, замеры, испытания – всё, связанное с ракетами фиксируется.
Вахтенный офицер, если лодка проходит на перископной глубине, должен стоять четыре часа у перископа и вести наблюдение. Кроме того, каждые полчаса выслушивает доклады из отсеков. В случае необходимости он вызывает командира лодки. Во время боевой тревоги командование лодкой принимает на себя командир.
Под водой особенно ощущается тяга к земле, где друзья и любимые, где чистый воздух и небо над головой.
– После длительного похода, – рассказывает Николай Ильич, – возвращаешься с белым, как бумага, лицом. Всё время под водой ты не видишь солнца. Сказывается недостаток кислорода. Помывка один раз в 10 дней морской водой. Пресная вода там большая ценность и подаётся всего 15 минут в сутки. Быть 70 суток под водой психологически тяжело. Чтобы создать в коллективе микроклимат, способствующий снятию напряжения, вызванного особенностями суровой службы в океанских, морских глубинах, я, обладающий чувством юмора со школьной скамьи, стал проводить игры в шахматы, шашки, домино. Составил график личного первенства по настольным играм и каждый день писал репортажи в духе футбольного комментатора Вадима Синявского. Вставлял в них всевозможные казусы, юмористические моменты, происходящие в экипаже, рассказывал биографии участников соревнований. Эти репортажи передавались во все отсеки. Создавались команды, которые имели смешные названия. Например, если в команде участвовал кок, то она называлась «Щи да каша – пища наша» и т. д. Иногда брал интервью даже у Дыгало. Кстати, он принимал участие в игре «Что? Где? Когда?». Он настоящий эрудит. В настоящее время В. А. Дыгало живёт в Москве. Он кандидат географических наук, писатель.
В 1970 году решил Николай Ильич Решетников поступить в Ленинградскую военно-морскую академию ордена Ленина и Ушакова, но времени на подготовку не хватило. Проходили стрельбы. Конкурс был большой, и Решетников не прошёл, чему очень рады были на его родной лодке.
За стрельбы по итогам 1970 года «К-99» получила приз Главкома. Николай Ильич был награждён именными командирскими часами Главкома Горшкова.
После неудачи при поступлении в академию, Николая Ильича вызвал Дыгало, и предложил заменить заболевшего командира БЧ-2 подводной лодки «К-36», капитана III ранга Резникова.
– Капитан! – обратился он к Николаю Ильичу, – подводную лодку «К-36» готовим в длительный поход. Её командир Абраменко хочет, чтобы ты пошёл с ним. Пойдёшь?
Не хотелось Решетникову идти в незнакомый коллектив, но он ценил расположение к нему Дыгало, поэтому дал согласие. Он понимал, почему Абраменко выбрал именно его. За плечами Николая Ильича было 9 лет службы на однотипной лодке, причём 8 лет в должности командира боевой части, а потому он был самым опытным в дивизии командиром на ракетном комплексе.
– Хорошо помню, – говорит Николай Ильич, – как я спустился в IV отсек «К-36». Воздух был спёртым, прогнившим. На нашей лодке был образцовый порядок, а здесь… в личном составе было около пятидесяти процентов старослужащих. Готовясь к увольнению, они разленились. Вообще-то положено на каждой лодке иметь равное количество личного состава по годам службы. Когда после загрузки ракет мы вышли в море, я расчертил отсек на квадраты, себе взял самый трудный, за приборами, и сказал: «Каждый должен выдраить свой участок до блеска, буду проверять чистоту носовым платком!». С заданием они, конечно, справились. Командир лодки был удивлён чистотой, которую мы навели в своём отсеке.
Члены команды отнеслись к Николаю Ильичу уважительно, ибо он был для них авторитетом. Знали, что он первым произвёл ракетный выстрел из-под воды и отмечен многими наградами.
Когда пришли из похода, Решетников вернулся на свою лодку.
Надо отметить, что «К-99» занесена в Книгу Почёта ЦК ВЛКСМ за боевые успехи, в этом немалая заслуга капитана II ранга Решетникова.
Николай не оставлял надежды поступить в военно-морскую академию. В 1971 году в конце мая после очередной автономки, уже при швартовке к берегу, он услышал, как его сослуживец, остававшийся на берегу, крикнул:
– Решетников! Тебя отпускают в академию!
Радости не было предела. Наконец-то сбудется его мечта! Шёл десятый год службы.
Приказом Главкома он был рекомендован на учёбу вне конкурса, главное не получить на экзаменах ни одной двойки. Конкурс в академию, как всегда, был большой. После автономки Николай Ильич смог выехать на экзамены только после подготовки и сдачи зачёта о выполненном задании. Поэтому он приехал позднее других. Очень волновался, что не сможет сдать математику, однако, среди четырёх абитуриентов, сдавших этот экзамен на четвёрку, был и Решетников, пятёрок никто не заслужил. Он теперь даже по конкурсу мог пройти.
Академию закончил без троек и изъявил желание вернуться на Тихоокеанский флот. Его направили на должность старшего офицера второго отдела IV управления Тихоокеанского флота во Владивосток. Такова судьба этого волевого человека, который начал службу матросом, потом лейтенантом и дослужился до старшего офицера.
В управлении он отвечал за поддержание боеготовности ракетных комплексов, за их ремонт. Курировал подводные лодки, вооружённые крылатыми ракетами (не баллистическими). Дополнительно ему определили курирование ракетных комплексов трёх крейсеров: «Адмирал Фокин», «Варяг» и «Владивосток». Нагрузка была колоссальной. В отсутствие старшего офицера по баллистическим ракетам, выполнять его работу поручили Решетникову. Готовили его на должность начальника второго отдела. Но стало ухудшаться здоровье. Климат на Камчатке нелёгкий. Подал прошение на перевод в Европейскую часть Союза. В Главном управлении в Москве были согласны на это, но командование Тихоокеанского флота не хотело отпускать опытного и добросовестного специалиста. Надеясь, что откажется, предложили должность военного представителя по приёму систем управления зенитно-ракетного комплекса «ОСА», практически ему не знакомого, но Николай Ильич согласился и в 1979 году прибыл в Саратов. Служил в этой должности семь лет, справился. Чувство ответственного отношения к технике, да и к любому порученному делу, сидело в нём крепко.
В 1980 году из-за тяжёлой болезни сердца Николая Ильича положили в госпиталь. Приступил к работе и снова попал в реанимацию.
Понимая, что положение необходимо как-то менять, решил заняться «моржеванием», хотя врачи не разрешали. Привыкший добиваться задуманного он обратился к главному терапевту.
– Где это Вас угораздило так посадить сердце? – спросил он у Решетникова
– На Тихоокеанском флоте, – ответил Николай Ильич.
– Понимаю, – только и сказал врач. Он сам раньше служил на подводной лодке врачом, только на Северном флоте.
Когда Решетников пришёл в Саратовский клуб «моржей», вода была 10 градусов, через неделю – 2–3 градуса. Купание стало давать обнадёживающие результаты, пропала одышка, исчезли отёки.
Вставал в пять часов утра, в семь был у проруби, потом отправлялся на службу. Никто не верил, что он «моржует». Знали, что два раза лежал в госпитале в палате для тяжелобольных.
– Для меня это была победа над собой,– говорит капитан 2-ранга.
В 1984 году он подал рапорт об увольнении, но уволили его только через год, и только после того, как в Москве он лёг в госпиталь на медицинское обследование. Признали другие болезни, но не болезнь сердца.
– Жена написала письмо в Главное управление, чтобы меня вернули на флот, – рассказывает Николай Ильич, – от них пришло письмо с предложением, но я отказался. Патриотизм жены понравился в высших инстанциях, нам поменяли квартиру на севастопольскую.
– Расскажите о своей первой любви и вообще, как сложилась ваша личная жизнь? – попросила я у Решетникова и услышала романтическую историю.
– Ещё в четвёртом классе влюбился я в девчонку из другого класса. Эльза была на год старше меня. Черноволосая, с большими, как омут, чёрными глазами, она как будто заворожила меня. Щёчки её были всегда розовыми. Вся она казалась сошедшей с полотна гениального художника. Она, как и я, занималась в танцевальном и струнном кружках, кроме того, прекрасно играла на аккордеоне. Любовь моя была тайная. Я любовался девочкой, но никогда не общался, не дружил. Она была для меня недосягаемой, как солнышко. Я просто радовался, что она есть, что вижу каждый день её ослепительную улыбку.
Слышу её голос, похожий на колокольчик. Я пронёс эту любовь через много лет. До 35 лет её образ не выходил из моего сердца. Когда уехал в Орёл, она поступила в Красноярский педагогический институт. Я только начал учиться в военном училище, а Эльза была уже студенткой четвёртого курса. Полюбила она не меня, а моего друга, Серебрянникова Валентина. Валентин учился в Казанском авиационном институте. С горечью и отчаянием я понимал, что ничем не смогу привлечь к себе её внимание. Она любила его. В первый же день своего отпуска после окончания первого курса пошёл к ней, якобы узнать, как дела у Валентина. Эльза обрадовалась моему приходу, усадила пить чай, а я, как рыба, не мог произнести ни слова, только смотрел на её прекрасное лицо и односложно отвечал на вопросы. Никаких плохих помыслов у меня не возникало в отношении её. Любовь моя была чистая.
Она, конечно, понимала мои чувства, но любила другого. Позднее я узнал, что с Валентином она рассталась, но любить продолжала, а потом вышла замуж за другого. Её муж окончил авиационное техническое училище. Я был уже офицером, когда он поступил в академию.
– Так вы интересовались судьбой Эльзы все эти годы? – спросила я.
– Да, конечно, – ответил он, – через родных, знакомых. Горечь несбывшихся надежд долго не проходила. Со своей женой Нелей я познакомился на Камчатке. Она работала в детском саду. Стройная, красивая, имела первый разряд по гимнастике. Увлекалась парашютным спортом, на её счету восемь прыжков с парашютом.
Девушка увлекла меня, я полюбил, и в 1969 году мы поженились.
Неля выросла без родителей. Воспитывала её тётушка. С большой любовью относилась она к своим воспитанникам детсада, поэтому каждый год увозила их с Камчатки на Чёрное море в Черкасск, где жили её родственники. Брат работал директором завода холодильных машин. Когда мы переехали в Севастополь, он предложил мне возглавить базу отдыха завода «Холодок» в городе Сочи. Здесь я работал восемь лет директором, с весны до осени. Зимой приезжал только для контроля.
В Севастополе Николай Ильич познакомился с талантливым, очень интересным человеком Андреем Лубяновым, который занимался историей кораблей, в том числе подводной лодки «К-129». Это сблизило их. Решетников стал находкой для историка. Совместно они написали много статей в газеты и журналы. Каждый год 29 мая на городском кладбище Севастополя в рубке подводной лодки «Камбала», погибшей в начале двадцатого века, проводится День памяти погибших кораблей подводного флота. Приезжают родственники погибших моряков, друзья, служившие с ними в одном экипаже, все те, жизнь которых связана с подводным флотом. По предложению капитана II ранга Решетникова к этому дню приурочено поминание экипажа подводной лодки «К-129», гибель которой для него осталась сердечной болью.
В 2003 году Николай Ильич приехал в Приозерск погостить у друга и так влюбился в Приозерский край, что на следующий год купил в городе квартиру. И здесь он продолжает активную жизнь, связанную со спортом, участвует в шахматных турнирах. Главное, что он уже сделал для города – открыл клуб «моржей» «Вуокса», девиз которого «Если хочешь быть здоров – закаляйся»!
– Добыть и сохранить здоровье человек может только сам! – уверенно говорит ветеран. В период становления клуба неоценимую помощь спортсменам оказала Соколова Анна Николаевна, предоставив приют в своём доме на берегу Вуоксы. Она сама воспитала двух «моржей», своих внуков Романа и Руслана. В нашем коллективе мастер спорта по полумарафону Сергеева Людмила Валентиновна, мастер спорта по фехтованию Скибинский П. Л., активные спортсмены Сергеев В. Н., подполковник авиации Кузнецов Г. Н., работница деревообрабатывающего завода Селезнёва Л. В. и другие. Надеюсь, что в нашем городе найдётся немало людей, которые захотят испытать себя холодной водой…
А ещё Николай Ильич лучший друг городской библиотеки. В 2006 году он многое сделал для проведения встречи, посвящённой столетию подводного флота России, с молодёжью. Пригласил ветеранов-подводников, привёз из музея подводных сил России имени Маринеско фотографии и публикации. Вместе с друзьями подарил городу книги из личной библиотеки.
Надолго в памяти молодых людей останется эта интересная встреча с людьми особой касты – моряками подводного плавания, представителями всех флотов страны.
Совсем недавно капитан II ранга узнал о судьбе родителей своего отца: деда Решетникова Семёна Никитича и бабушки Решетниковой Анастасии Матвеевны, которые были раскулачены в 1930 году, лишены избирательных прав и сосланы за пределы Ужурского района в Хакасскую автономную область, Саралинский район, посёлок Тёплая речка на строительство ГЭС. У них было изъято хозяйство: дом, мельница, сенокосилка, три лошади, три коровы, девять овец.
Семья состояла из шести человек. Илье Семёновичу, отцу Николая, было тогда четырнадцать лет, его сестре Таисии – шесть. Дед умер в 1933 году, а бабушка дожила до 1943 года.
Только в 1996 году Илья Семёнович разыскал документы и добился реабилитации семьи. Несмотря на все сложности судьбы, Николай Ильич был и остаётся горячим патриотом своей родной земли.
Дал хорошее воспитание дочери. Гордится успехами своего внука, учащегося 11 класса города Волхова, который уже имеет первый взрослый разряд по рукопашному бою, является призёром Ленинградской области по этому виду спорта, участвует в международных соревнованиях по джиу-джитсу.
– Обидно, – говорит Решетников Н. И., – видеть молодых ребят курящих, пьющих, которые не занимаются спортом, «косят» от армии. Мне их по-человечески жаль. Таких не возьмёшь, например, на подводную лодку. А кто будет защищать рубежи нашей Родины?
Мы были в их годы морально и физически крепкими людьми. Основная задача нас, ветеранов, помочь молодому поколению найти своё достойное место в жизни, чтобы, как говорил писатель Николай Островский словами своего героя Павки Корчагина, не было стыдно за бесцельно прожитые годы.
Март 2007 г.
Оглавление
