Вскоре на столе у окна, покрытом клеенчатой скатертью с медведями-рыбаками, возникли две тарелки с дымящимся, оглушительно-ароматным супом. Он оказался очень вкусным — Алиса опустошила свою тарелку раньше хозяйки дома и та, усмехнувшись, щедро плеснула добавки.
– Ну, теперь и поговорить можно, – сыто вздохнула Глафира. – Мне сказали, тебе нужен приворот.
– Нет, не совсем, – замялась Алиса.
И принялась неловко объяснять, что она бы никогда на такое не пошла, но вот, делать, похоже, нечего, это единственный способ спасти брак!
– Ладно, – прервала ее Глафира. – Ох, горе! Сколько вас таких, ходит и ходит… Ничего дальше своего носа не видите, а все туда же — на что угодно идете, ради того, чтоб кусок пожирнее, послаще урвать… И так вот, веришь ли, уже лет пятьдесят!
Алиса еще ниже склонила голову, сгорбилась, почти разревелась! Она и так чувствовала себя дурно — обманщицей, нехорошим человеком. Но вернуть Михаила… Стремление к этому сладко дурманило и казалось — ничего не жалко!
– Будь по твоему, – вздохнула Глафира и по тону ее Алиса как-то догадалась — старушка поможет ей!
– О цене знаешь?
– Так, – растерялась Алиса. – Я же принесла… А если про деньги, то я…
– Молчи! – Глафира подняла руку предупредительно. – Я про другое… Цена для каждого своя. И не я ее определяю. И не я ее взимаю, вот что запомни, девонька!
– Послушайте, – несмотря на то, что в приоткрытое окно проникал свежий, весенний ветерок, Алисе вдруг стало трудно дышать. – Послушайте! Я просто хочу вернуть мужа! Я никогда раньше не делала подобного… Я только слышала как-то… Что есть способы сделать так, чтобы мужчина вернулся в семью. У нас семья! Понимаете?! Я его люблю! Никто… Он не найдет больше никого, кто бы так же его любил… У нас все хорошо было! И у нас должна быть семья! Деток завести хотели… Бабушка Глафира! – поднявшись, Алиса покачнулась. Девушка отстранено подумала, что это, должно быть, сказывается нервное перенапряжение. – Помогите, умоляю! Я ведь не плохого желаю! Я ведь счастья, любви хочу! Ну, какое в этом может быть зло?!
– Выходит, для себя ты уже все решила, – вздохнула старушка. – И хоть через меня, хоть через кого другого — а ступила бы на эту тропинку… Ну, выбор твой! Не неволил тебя никто! Что же… Тогда обождать надо. Вот, солнышко то и садится уже! Ты, посиди, а то ишь — побелела вся со страху, что выставлю тебя вон, оставлю одну с горем! Не бойся… С этим горем одну тебя не оставлю. Ты посиди. А я сейчас вон — оладий напеку, да потом, как солнце сядет и пойдем с тобой, сделаем все, что полагается…
Алиса кивнула и опустилась обратно на стул. Ей вдруг так легко и спокойно стало. Будто кто-то, кому не поверить невозможно было, заверил — завтра начнется для нее совсем новая жизнь.
Старушка тем временем взялась за стряпню и пока тесто заводила, пока яблочки перебирала — отбирая те, которые порумяней боками, взялась рассказывать о себе…
Оказалось, семья Глафиры была непростой — академики, профессора! Это были люди разносторонние — тут тебе и медицина, и химия, и история… В общем, жила вся фамилия — как в масле сыр катались!
– Вот, от безделья, от того, что все на блюдце мне, козе зеленой давали, от того меня и перекосило на восемнадцатый день рождения! – сказала старушка и продолжила свой рассказ.
В тот год Глафиру отправили к дальней родне на каникулы в деревню — девушка уже подала документы в ВУЗ и заслужила, как считала ее семья, отдых. Она же, привыкшая к столичной жизни, была, естественно, не в восторге… Ну, что делать там, где все события крутятся если не вокруг колхоза, так вокруг сельского клуба, где представления даются исключительно силами местной самодеятельности?! Глафире было смешно и обидно одновременно! Но она упрямо надевала лучшие свои наряды и вот, к примеру, в крепдешиновом платье, белоснежном в черный горох, шла гулять на луг у реки, где паслось коровье стадо…
И однажды там она услышала как кто-то пел… Это был сильный мужской голос, такого красивого Глаша даже в опере не слышала! А оказалось — пастух обыкновенный! Познакомились и хоть принадлежали к разным мирам, как-то приглянулись друг к другу. Ему Глаша первый свой поцелуй подарила… Только вдруг открылась правда — пастух, Васька, оказывается, без пяти минут женат был! А когда городская ему пощечину за обман влепила, признался, что да, побаловаться решил, вроде как пряник с ярмарки надкусить!
Оскорбленная до глубины души Глаша убежала домой, спряталась в сарае и ревела до полуночи, зарывшись в солому… Потом ее там нашла хозяйка, к которой ее послали гостить — Василиса. Она сразу поняла в чем причина девичьего горя. Отвела в избу, напоила чаем с медом и сказала, что раз такое дело вышло, то видно, это судьба… И рассказала, что в роду Глафиры были не только такие вот умные, ученые люди… Но и другие люди. Тоже умные. Только иначе… Василиса призналась, что женщины по линии Глафиры с небольшими отступлениями на боковые родственные линии передают не одно поколение друг другу колдовской дар! Страшная это сила, все ей подвластно! А потом Василиса посетовала, что вот, старая она уже, немощная, а не сможет помереть спокойно, пока дар не передаст… Глаша тогда и спросила — и любить можно заставить? Василиса подтвердила это. А потом ухватила цепко за руку, сжала до хрусткой боли и заглянула в глаза.
– Учти! За всякое колдовство плата есть, даже если будешь думать сперва, что на вершине мира ты!
Но юную красавицу в гороховом платье это не испугало. Глаша вообще ничего, как ей казалось, не боялась… Но пришлось терпеть и ждать, потому что Василиса сразу помогать не стала. Велела сперва учиться читать странные буквы, потом велела на память запоминать стихи странные, пугающие… Потом в лес ночами водить стала — к самому болоту! И там учила, как в топь не провалиться, но над самой бездной зеленой прутиком железным чертить знаки колдовские…
Каникулы Глафиры уже к окончанию близились и она начала подозревать, что Василиса, дура старая, просто так вот зло над ней, городской пошутила! Но в один день, когда все деревенские собирались в клубе, та вручила девушке грушу. Румяную, с медовым ароматом! И велела этим Ваську угостить. Пусть, мол, съест! И тогда ее будет! Только Глашу станет видеть, не сможет без нее ни есть, ни пить, ни спать…
– Но — смотри! Только он должен съесть, если кто другой надкусит — беде быть!
– Она что… отравлена? – спросила Глафира, расширив глаза от сладкого, объявшего ее ужаса предвкушения — что вот, свершится отмщение и она получит к своим ногам дерзкого пастуха!
– Дура, – плюнула себе под ноги Василиса. – Это бы мне зачем делать, а? Как сказано — так и надо! Заговор присушный на плоде этом!
Глаша надела лучшее свое платье — алое с кружевами и пошла в клуб. Кто-то посмеивался над ней, кто-то глазел восторженно, кто-то из парней осмелел на танец пригласить… Наконец, выдалась минутка поймать Ваську и угостить его фруктом — вроде как в знак примирения, потому что ведь уезжать скоро… Он поблагодарил, грушу взял. Но потом отвлекся — со сцены клуба отец парня читал речь, в которой хвалил новый сорт ржи, которой засеяли поля в этом году…
Глафире это слушать надоело и она выбежала из клуба — подышать свежим воздухом. И так уж вышло, что приметила вдруг две фигуры у стены избы — Васьки и его невесту… Когда только выйти успели? Миловались! Ворковали! И он девушку грушей угощал.
– Держи, ты же лакомка у меня! А это вот из сада Василисы взято… Старая ведьма лучший сорт держит ведь, а все жадничает, на базаре не продает и ни с кем не делится черенками!
Невеста пастуха засмеялась звонко и впилась белыми зубками в грушу. Глаша, увидев это, охнула и очень расстроилась — ведь теперь не получится приворожить Ваську! И что вообще будет?