Пожар разбудил деревню посреди короткой летней ночи. Горел дом стариков Котовых. Дом был старый, уже несколько лет его собирались сносить, да все было недосуг. У Геннадия Котова, крепкого мужика лет пятидесяти, ожидалось рождение второго внука. На семейном совете решили отделять сына с невесткой и на месте деревянного дома, принадлежавшего еще деду и бабке Геннадия, строить жилье молодым.
До приезда пожарной машины соседи боролись с пожаром своими силами. Главное, что бы огонь не перекинулся на ближайшие постройки. За старый дом не переживали, все равно под снос, там и не жил уже никто года два.
На пожар стали подтягиваться и с окраин деревни. За суматохой никто не заметил, что среди сельчан не видно самого Геннадия. Старуха Игнатьевна, мать Геннадия, переглянувшись с невесткой, первая поняла, что ее ненаглядный первенец, скорее всего, спит в горящем доме.
- Геночка, сынок, - в отчаянии закричала она.
Наскоро облившись водой, в дом кинулся мужчина.
- Куда, оглашенный, погибните оба, сейчас кровля рухнет, -прокричал ему кто-то во след.
Витька Котов умудрился стать отцом дважды за один год. В январе родился Колька от Машки, а марте Генка от Дашки. В общем, чтоб так получилось, надо постараться, ну Витька и постарался.
Когда Витька уходил в армию, Дашка, заканчивающая школу, обещала его ждать. И ждала, все честь по чести, по танцулькам не бегала, хвостом не крутила, письма Витьке писала, случалось, и слезы лила.
Витька служил честно. В наряды ходил, дисциплинированность, стойкость и храбрость в себе развивал, военное имущество берег, воинской честью дорожил, верность военной присяге хранил. А вот хранить верность Дашке у Витьки не получилось. Залюбился Витька с Машкой во время увольнительной. Изменил Дашке, ну с кем не бывает. Стыдно было солдату, но товарищи по оружию его успокоили, не переживай, говорят, боец Витька, ты же Дашке изменил, а не Родине.
После дембеля вернулся Витька домой при полном параде. Встречала его матушка, Таисия Степановна, отец Захар Семенович, сестра Анютка и Дашка.
Тянуть долго не стали, сыграли свадебку, как уборка пшеницы закончилась. И хотя деревенские старухи говорили, что не гоже в енто время свадьбы гулять, испокон веков свадьбы гуляли в Покров али апосля, на мясоед, молодые решили не тянуть.
Невеста на свадьбе была уже тяжела, хотя постороннему глазу заметно ничего и не было. Белое платье плотно обтягивало ее ладный сильный стан, полную молочную шею украшали бусы, а глаза напоминали спелые вишни. Под громкие крики «горько» молодые с удовольствием целовались. После свадьбы Витька и Дашка заняли боковую комнату в родительском доме. Ритмичные поскрипывания пружин супружеской кровати бесцеремонно заявляли, что в молодой семье царят лад да любовь.
Через несколько недель после свадьбы, дождливым вечером, на пороге Котовской избы возникла гостья, которую никто не ждал. Из себя ничего особенного, невзрачная девчонка. Бледная, невысокая и худая, с ломкими волосами мышиного цвета. Да и сама она была похожа на промокшую мышь. Во всей ее внешности примечательным был только живот, бодро и настырно торчавший из под старенького серого плащика.
На счастье серой мышки и беспутного Витьки молодой законной супруги дома не случилось, пошла к своим, да задержалась. Таисия Степановна встретила гостью не ласково, исподлобья оглядывала ее живот, слушая невнятное лепетанье о большой и чистой любви. Бывший дома Витька не отпирался, повинился, сознался, что любились они Машкой короткими майскими ночами.
Таисия Степановна, назвала Витьку п@скудником и отходила веником, не за что досталось и востроглазой Анютке, на свою беду высунувшейся из кухни. Не думая долго, тетка Таисия отвела гостью огородами к своей вдовой тетке, наказав девке сидеть тихо и носа на улицу не выказывать.
Поплакав и посовещавшись, родители Витьки дали Машке денег, и отправили в соседний городишко на постой к сестре Захара Семеновича. В январе родился Колька, записанный на фамилию матери. Родители Витьки приехали на внука посмотреть, сунули денег, потом под каким-то предлогом съездил и Витька. Маша Витьку не беспокоила, быстро поняла, что к чему. Через год отдала Кольку в ясли, а сама вышла на работу.
В марте у Дарьи родился Генка. Этого малыша встречали шумно и весело, соседки рассматривали и расхваливали карапуза и детское приданное, передавали мальца из рук в руки, нянькали да тетешкали. А потом веселой гурьбой пили деревенский самогон за здоровье пацана и счастливо улыбавшейся Дарьи.
И только Таисия Степановна нет-нет, да и уронит за праздничным столом слезу. Сваты смеются, говорят, плачет баба от счастья, что родился в семье первый внук. Да не знают, что внук этот не первый, а первого внука тетка Таисия даже и не понянчила толком. И прячет глаза подвыпивший Витька, понимает, что не от счастья плачет его мать.
Геночка рос крепким и веселым ребенком. Дарья беременность носила легко, молодая, здоровая, на свежем воздухе и цельном молоке выросшая. Витьку Бог тоже здоровьем не обидел. Ну, понятное дело, и мальчонка был ладный да крепко сбитый, как грибок. Одно слово – бутуз.
Бодро ковылял он на плотненьких ножках, Дарья кормила его почти до двух лет. Глядя на него, душа радовалась. А Таисия Степановна, лаская внука, иногда слезу вытрет. Дарья сначала смеялась, а потом стала обижаться, точно догадалась о чем-то.
Все три года, пока жили Дарья и Виктор с его родителями, глядя на Геночку, вспоминала Таисия Степановна о Коленьке. Изредка ездила в город к золовке, подержать внучка на коленях, гостинцами деревенскими подкормить, конфетой да пряником полакомить. Приезжал два раза и Захар Семенович, тоже хотелось на внучонка глянуть.
Коленька отличался от младшего брата, и не в лучшую сторону. Худенький, полупрозрачный, точно росток, не получивший вдоволь солнечного света. Маша говорила, что ребенок часто болеет, да это и не удивительно. С года в яслях, на чужих казенных руках, вместо своего дома – прошитая сквозняками угловая холодная комната фабричного общежития.
Поездки эти рвали сердце деду и бабке. Мальчик забывал их, по приезду дичился, прятался за мать, боялся. Спустя день или два гостевания привыкал, шел на руки, обнимал мягкими детскими ручонками, и все, уже надо было уезжать. Через четыре или пять месяцев все повторялось.
За три года Виктор видел сына всего четыре раза. Ездить в город побаивался. Как-то раз Дарья решила поехать вместе с ним, он еле-еле сумел отговорить ее от поездки. С тех пор Виктор к сыну не ездил, Дарья была женщиной с характером, и наличие Коли от нее тщательно скрывали.
Коленьке шел четвертый год, когда Маша решила поехать на заработки на север. Сестра Захара Семеновича, по причине плохого здоровья мальчонку у себя оставить не согласилась. За ней самой уже уход нужен был, не зря ее сын с невесткой к себе в областной центр жить позвали.
У Маши своих родственников, кроме пьющего по-черному отца и старой тетки не было. Точнее, были, но знать они Машу не хотели, да и она им не навязывалась. Как говорится, насильно мил не будешь. У этих родственников была своя жизнь, с жизнью Машки, и ее мальчонки, никак не пересекающаяся.
Таисия Степановна привычно всплакнула, и, пошептавшись с Захаром Семеновичем, решила забрать Коленьку к себе, пока Мария на новом месте не устроиться. Любопытствующим односельчанам сказали, что это внучатый племянник мужа вдовой сестры Захара Семеновича. Хоть и седьмая вода на киселе, да все равно не чужой. Упросили, якобы, городские родственники мальчишечку у себя подержать, слишком болезненный малец, врачи-то ему свежий воздух и прописали.
Коленька сначала родственников сторонился, особенно Виктора, а потом пообвыкся, стал ластиться. Тетка Таисия внука жалела, по сравнению с крепышом Генкой Колюшка выглядел тростинкой. Дарья, работавшая на ферме дояркой, частенько приводила внука к деду и бабке. Потчуя мальчишек, Таисия Степановна нет-нет, да и подсунет Коленьке первую ягодку или лишний пирожок.
Не укрылось это от зоркой Дарьи, а от ее вездесущей матушки тетки Глафиры и подавно. Глафира, интересы своих детей бдившая завсегда, не преминула высказать Таисии:
- Что-то ты, сваха, чужую приблуду раньше родного внучонка угостить торопишься.
- Ну, не такой уж он и чужой, все- таки мужнина родня. А что у меня кто за столом съест, так я никогда не считала, ты Глафирушка это лучше других знаешь. Я в чужой рот в жизни не заглядывала, - отрезала Таисия Степановна.
Поговорили и забыли бы, да как назло Антюка возьми и вспомни, как когда-то дождливым вечером появилась на их пороге нежданная гостья с маленьким чемоданчиком в странно торчащем на животе плаще. Разговор замяли, но закралось подозрение в душу Дарьи, и с тех пор косо и холодно смотрела она на худенького городского гостя.
К концу сентября Коленька окреп. Щеки налились как румяные яблочки в саду тетки Таисии. Сам загорел, солнце высветило вихры волос. Анютка, в июне легко таскавшая племянника на закорках, от этой игры отказалась наотрез. Да и нужды в этом не было, в сельмаг, на ферму или на озеро Коля легко бежал впереди взрослых на крепких быстрых ножках.
В конце октября Мария забрала сына. Встретился ей хороший мужчина, и вроде готов он ее взять вместе с ребенком. Скрепя сердце, к большой радости Дашки и теки Глафиры, отдали матери Коленьку. И потекла привычная жизнь, только недоставало в ней топота детских неугомонных ножек. Первое время, случалось, Таисия Степановна ставила на стол детскую тарелку Коли, а потом, спохватившись, быстро убирала.
Со временем скучать по внуку стали меньше, да и времени на это не было. Дашка родила девочку, а через полтора года и еще одну. Опять по избе нетвердо топали детские ножки, и жизнь заполнилась приятными хлопотами.
Изредка приходили письма из далекого северного города. В одно из них была вложена фотография подросшего Коли. Таисия Степановна с Захаром Семеновичем и Анюткой иногда перечитывали их вечерами. Повзрослев, Анютка уже понимала, что к чему.
А потом пришло письмо, написанное незнакомым чужим почерком. Писал овдовевший муж Марии, интересовался, куда ему девать пасынка. В детский дом, при живом отце и деде с бабкой, али как.
Опять Колька стал жить в доме у Таисии Степановны и Захара Семеновича. Понятно, что Дарья все узнала, что уж теперь, такое разве утаишь. Кричала она на Витьку так, что слышало полдеревни. Хотела уйти к своим, да тетка Глафира ее быстро образумила:
- Ты чаго надумала? Куды уходить, мужик не пьет, не бьет, копейку в дом несет. Ну а случился грех, что ж, с кем не бывает. У тебя у самой, Дашка, трое детей, им тоже отец нужен. Негоже из-за чужого приплода своих детей сиротить.
В общем, осталась Дарья с Виктором. Остаться-то осталась, но наказала, что бы ноги Колиной в их доме не было. Пусть видятся с сыном у деда с бабкой, а ей он в ее доме не нужен. Вот и весь сказ.
Виктор пытался спорить, но Дашка была непреклонна. Пробовала с ней Таисия поговорить, так Глафира на защиту дочери встала грудью.
- Ты подумай, Таисия, а ежели бы с твоим Захаром такой грех случился, как бы тебе? Вы с мужем сынка-то тоже покрывали. А Дашка моя девка честная, у любого в деревне спроси.
Бабы некоторые Дарью осуждали, да тетка Глафира им рты быстро заткнула. А что осуждать, не каждая чужого ребятенка примет, и каждая баба, примерявшая эту историю на себя, замолкала. Да и не в детдоме ведь малец, у родных бабки и деда. А мачеха, она и есть мачеха.
В первый класс в один год пошли два брата. Мальчики не дружили, точно чувствуя скрытый конфликт взрослых. Но ссор и драк тоже не было. Дарья пыталась Генку и девчонок к Таисие и Захару не пускать, но та ее осадила:
- Ты сама Даша подумай, они ведь родные. Неизвестно еще как дальше у кого жизнь сложится.
Дарья подумала, несмотря на вспыльчивость, ни злой, ни глупой она не была. И своим детям с Колей общаться не запрещала, даже в клуб Виктор со всеми детьми ходил. В школе Генка часто Колю угощал Дарьиными коржиками, коржики Дарья пекла знатные, на всю деревню славились. Но у себя пасынка Дарья не принимала.
В летние каникулы, после окончания детьми первого класса, чуть не случилась в семье Котовых беда. Пошли ребятишки веселой гурьбой в лес, да и разбрелись, кто куда.
И надо было такому случиться, что все из леса вышли, а Коля заплутал. Что не пришел мальчишка домой заметили только ближе к вечерней дойки. Таисия Степановна с дочерью в город уехали, Анна в тот год в институт поступала. Захар Семенович задержался в рейсе, шоферил. Коля, как и большинство деревенских мальчишек весь день был предоставлен сам себе, как стайки стрижей метались пострелята по деревне и по ее окрестностям.
Когда хватились мальчонки, оббегали всю деревню, заглядывали в колодцы, смотрели на сеновалах, расспросили мальчишек, с которыми он бегал. Уже ночью взяли фонарики, и пошли искать Колю в лес. Когда Таисия Степановна вернулась домой из города, внука она в своей избе не застала.
Коля уже жил у отца с матерью, братом и сестренками. В ту страшную ночь нашла Коленьку Дарья. Голодный, заплаканный, уставший он спал под кустом. Схватила мальчишку, расцеловала, растормошила, и полусонного понесла туда, где мелькал свет и перекрикивались люди. Дома Дарья накормила Колю коржиками с теплым молоком и уложила спать. А потом долго смотрела, как спят на одной кровати два ее сына.
К деду с бабкой Колька вместе с Генкой и сестренками ходил в гости. Захаживали они и к тетке Глафире. Ничего, привечала всех, и угощала и голубила одинаково, и с собой что-то пыталась сунуть каждому из внучат.
Кровля рухнула сразу после того, как Николай вышел из избы, таща на спине бесчувственного Геннадия.
Причина пожара была проста. Начавший разбирать старый дом Геннадий решил в нем переночевать и уснул с сигаретой.
В больнице оба брата лежали в одной палате. У Николая только ожоги, через пару дней его обещали отпустить домой, а вот у Геннадия и ожоги посерьезнее, и кроме них было еще и отравление угарным газом.
Дарья Игнатьевна, энергичная и неугомонная, несмотря на свои семьдесят лет, на следующий день после пожара приехала в больницу к сыновьям. Среди прочего привезла им свои знаменитые коржики, знала, что братья с детства их любят.
