Не обо всех произведениях Мандельштама охотно говорят его поклонники. Есть стихи, от которых либералов буквально корёжит.
Как же так — наш борец с режимом, наш Ося вдруг стал превращаться в большевика и искренне восхищаться Иосифом Сталиным?
Да ещё и влюбился не в кого нибудь, а в настоящую ватницу-сталинистку. Оскорбив при этом своего верного «большеротого друга» — жену Надежду Яковлевну. Нет, этого не может быть, мы в такое не верим!
Иногда я читаю Мандельштама запоями, мне попалось это стихотворение, и я об него споткнулась — рассказывает на посвящённом стихам семинаре студентка Высшей школы экономики — симпатичная полненькая поклонница Мандельштама.
Из этого стихотворения сделали тайну. Его намеренно скрывали от нас 15 лет. Для того, вероятно, чтобы успеть в общественном сознании сформировать «правильный» образ гонимого властью поэта, ненавидящего репрессивный сталинский режим. Рискнём предположить, что если бы эти стихи были обнародованы сразу после обнаружения, образ Мандельштама воспринимался бы сейчас совсем по-другому.
История стихотворения «Стансы»
Летом 1937 года Осип и Надежда Мандельштам арендовали дачу в подмосковных Кимрах. Там Осип Мандельштам написал прославляющее Сталина стихотворение «Стансы».
В период написания «Стансов» Осип Мандельштам был влюблён в очаровательную Лилю Попову — жену своего московского приятеля — мастера художественного слова Владимира Яхонтова.
«Стансы» стали одним из трёх посвящённых Поповой стихотворений Осипа Мандельштама.
Из письма Поповой мужу в июне 1937 г:
Осип Эмильевич, если не ошибаюсь, вздумал «открыть» меня. Но об этом поговорим по приезде, в этом я еще плохо разбираюсь, но кажется, в ссылке он помолодел лет на двадцать, выглядит хулиганистым мальчишкой и написал мне стихи, которые прячет от Надежды Яковлевны (!!). Если там вековые устои рушатся, то я об одном молю, чтоб не на мою голову.
Лиля (Еликонида) Попова была красивой женщиной.
А ещё она была искренней поклонницей Иосифа Сталина. Причём её сталинизм был громким, нарочито демонстративным. Что больше привлекло Мандельштама в Поповой — внешняя красота или идеологическое наполнение, неизвестно. Вероятно, к страстной любви привело сочетание всех факторов.
Неудивительно, что жена Надежда ревновала своего Осипа. Ревновала и к молодой жизнерадостной красавице Поповой, и к Сталину.
В своих воспоминаниях она назвала избранницу мужа «сталинисткой умильного типа», что, учитывая общий тон мемуаров, являлось попыткой уничижения и насмешки.
Те самые «Стансы» 1937 года
Стихотворение Мандельштама «Стансы» стало своеобразным мировоззренческим манифестом поэта. Это стихотворение не только свидетельствует об удивительной метаморфозе, произошедшей с искренне полюбившим Сталина Мандельштамом, но и оставляет нам отразившийся в сознании поэта отпечаток эпохи.
Итак, последнее из дошедших до нас стихотворений Мандельштама — венец его творчества — «Стансы»:
Необходимо сердцу биться:
Входить в поля, врастать в леса…
Вот «Правды» первая страница
Вот с приговором полоса…
Дорога к Сталину — не сказка,
Но только жизнь без укоризн:
Футбол — для молодого баска,
Мадрида пламенная жизнь.
Москва повторится в Париже,
Дозреют новые плоды
Но я скажу о том, что ближе
Нужнее хлеба и воды.
О том, как вырвалось однажды:
— Я не отдам его! — и с ним,
С тобой, дитя высокой жажды,
И мы его обороним
Непобедимого, прямого
С могучим смехом в грозный час,
Находкой выхода прямого
Ошеломляющего нас.
И ты прорвешься, может статься,
Сквозь чащу прозвищ и имен
И будешь сталинкою зваться
У самых будущих времен…
Но это ощущенье сдвига
Происходящего в веках
И эта сталинская книга
В горячих солнечных руках
Да, мне понятно превосходство
И сила женщины — ее
Сознанье, нежность и сиротство
К событьям рвутся — в бытие
Она и шутит величаво
И говорит, прощая боль
И голубая нитка славы
В ее волос пробралась смоль
И материнская забота
Ее понятна мне — о том,
Чтоб ладилась моя работа
И крепла — на борьбу с врагом.
Лето 1937 года.
В первых же строках слышится желание гармонично влиться в жизнь своей страны — «Входить в поля, врастать в леса…». И упоминание приговора в газете «Правда». Это расстрельный приговор Тухачевскому, Уборевичу, Якиру и другим фигурантам «дела военных», напечатанный в газете в июне 1937 года.
Как видим, Мандельштам в своих стихах никак не осуждает приговор. А наоборот в какой-то мере оправдывает его тем, что «Дорога к Сталину — не сказка», да и мажорным тоном всего стихотворения.
Далее следуют строки, посвящённые летнему событию 1937 года, вызвавшему громадный интерес в обществе — серии футбольных матчей с участием прибывшей в Москву команды испанских басков — противников Франко.
Строки «Москва повторится в Париже» не только намекают на грядущую мировую революцию, но и обыгрывают тему проходящей в Париже Всемирной выставки, советский павильон которой был увенчан скульптурой В. Мухиной «Рабочий и колхозница».
В «Стансах» выражение любви к женщине гармонично переплетается с искренним восхищением вождём — «ошеломляющим нас» Сталиным.
Стихотворение хорошее. Чувствуется, что написано оно страстно и искренне. Но либералы с такими оценками не согласятся. Потому что они смотрят на это стихотворение сквозь призму ненависти к Иосифу Сталину.
Сквозь призму ненависти
«Лучше бы вы их не находили» — так прокомментировала обнаружение «Стансов» Надежда Яковлевна Мандельштам.
Стихотворение было обнаружено в 1975 году историком литературы Викторией Швейцер в архиве Лили Поповой. Находка была сенсационной — ведь стихотворение оказалось последним произведением поэта. Тем не менее, Швейцер скрывала «Стансы» на протяжении почти 15 лет.
Как думаете, почему так поступила с прославляющим Сталина стихотворением Виктория Швейцер? Возможно, ответ кроется в личности Швейцер. Бывшая советская диссидентка — защитница Синявского и Даниэля. Сталина она ненавидела.
Было ли пятнадцатилетнее молчание о сенсационной находке как-то компенсировано теми, кто не хотел расшатывать выстраивавшийся из Мандельштама образ борца с репрессивным режимом, нам не известно. Но американское гражданство Швейцер таки получила.
Что же касается оценки «Стансов» критиками, то красоту этого стихотворения им, вероятно, мешает разглядеть призма ненависти к Иосифу Сталину.
Литературовед Сергей Аверинцев так оценивал эти стихи:
Едва ли будет ханжеством сказать, что они производят грустное впечатление, хотя власть над словом до конца не изменяет поэту. В чувственном лепете возникает очень плотский и притом бравурный, какой-то купецки-кустодиевский, стилизованный под фольклор образ русской красавицы: это Эликонида Попова, жена актера Яхонтова. Агрессивное здоровье этого образа противостоит хрупкой обреченности самого поэта, жаждущего в изнеможении прислониться к чужой силе.
А постоянного автора СМИ-иноагента «Радио Свобода» поэтессу Татьяну Щербину от «Стансов» буквально корёжит:
Произошло какое-то угасание таланта...
Кошмарное графоманство от начала и до конца.
Исследователи творчества Мандельштама не могут просто не замечать «Стансов» — ведь это последнее дошедшее до нас стихотворение поэта. Но, в отличие от антисталинской инвективы «Мы живём под собою не чуя страны...», обсуждение «Стансов» ведётся чуть ли не тайком, — по щелям, по углам, на каких-то второстепенных площадках.
Например, вышеупомянутый семинар, с которого взята цитата "споткнувшейся" об восхваляющее Сталина стихотворение студентки, состоялся на умирающем либеральном ресурсе «Полит.ру». Примечателен и состав семинара, по которому, наверное, можно нарисовать общий портрет людей, являющихся поклонниками творчества Мандельштама — сплошные осуждающие политику России политэмигранты, сотрудники иноагента «Радио Свобода», и две наивные молодые охмурённые ими девушки.
P.S.
Лиля Попова если и увлеклась Осипом Мандельштамом, то ненадолго. При более тесном общении она "раскусила" семейку Мандельштамов и в них разочаровалась:
Расстроили меня, обозлили два звонка Мандельштама, даже три. Это непроходимый, капризный эгоизм. Требование у всех, буквально, безграничного внимания к себе, к своим бедам и болям. В их воздухе всегда делается “мировая история” – не меньше, – и “мировая история” – это их личная судьба, это их биография.
В основном постыдная, безотрадная, бессобытийная, замкнутая судьба двух людей, один из которых на роли премьера, а другая – вековечная классическая плакальщица над ним. Его защитница от внешнего мира, а внешнее – это уже нечто такое, что заслуживает оскала зубов.
(запись в дневнике Поповой от 17 июля 1937 года)
