По возвращении в Россию Богданов, как и предполагалось, получил должность адъюнкта, а вскоре и доцента, учитывая его большие заслуги перед наукой и растущий авторитет не только в России, но и за рубежом. Казалось, всё складывается по плану, и вскоре суждено сбыться самым смелым его мечтам. Между тем, необходимо было как-то устраивать и свою жизнь. Несмотря на растущую известность Александр Васильевич продолжал жить всё в той же казённой квартирке на Васильевском, которую он так презрительно оглядывал почти пять лет назад, когда впервые прибыл в Петербург. Во все времена способ закрепиться в столице был один: выгодно жениться. Богданов был молод, хорош собой, подавал надежды, поэтому, казалось, мог выбирать. Мешало одно: полное отсутствие денег, титулов и жилья. И тут ему весьма помог декан, филолог-палеославист Измаил Иванович Срезневский. Будучи сам отцом большого семейства (на тот момент он воспитывал пятерых детей), Срезневский неоднократно приглашал молодого человека к себе в дом, пообедать, выпить чашечку чая или просто пообщаться. Его супруга Екатерина Фёдоровна с неизменным радушием принимала гостя и старалась при этом забрать куда-нибудь детей, видя, что их присутствие его раздражает. Срезневскому, который был отличным семьянином и никогда не упускал возможности поиграть с детьми, это казалось странным, но он деликатно молчал, списывая всё на молодость и стеснительность.
Именно добрейший Измаил Иванович однажды изволил упомянуть в разговоре некую барышню, воспитанницу Смольного, дочь обедневшего, но весьма уважаемого в Собрании дворянина, который, утратив, капиталы, сохранил при этом особняк на берегу Фонтанки. Дочь свою он безмерно любил, но никак не мог совладать с её своенравным характером, любовью к эмансипации, наукам, верховой езде и прочими, не свойственными женскому полу особенностями поведения. Поэтому возможные женихи, пообщавшись немного, тут же разбегались и исчезали бесследно. Девица уже входила в возраст, когда счёт для замужества идёт на недели и месяцы, поэтому отец готов был согласиться практически на любой мезальянс, не унижающий чести его семейства.
Рассказано это было между делом, в качестве жизненного анекдота, но Александр Васильевич взял выгодную барышню себе на заметку и решил при случае непременно с нею познакомиться. Что и выполнил в ближайшие выходные с точностью и скрупулезностью, которые были свойственны ему и в научной работе. Разузнав загодя, как барышня проводит время, он попросил знакомого художника ввести его в общество, куда упомянутая особа любила приходить, и в первый же день, когда был назначен сбор, был ей представлен как восходящая звезда отечественной науки и поразил её чтением гражданской лирики вкупе с рассказами о заграничном быте и тамошних курьёзах. Барышня оказалась неглупа, довольно хороша собой и самоуверенна. Хорошо подкована в литературе, музыке, истории, географии и прочих науках. Кроме того, значимым бонусом маячил особняк на Фонтанке. Поэтому спустя пару месяцев общения Богданов, заручившись согласием избранницы, решился явиться к отцу девушки просить её руки. Между тем, и отец времени не терял. Услышав от знакомых, что у дочери новый кавалер, он по своим каналам постарался выяснить, кто таков. И, узнав, что несмотря на отсутствие денег, жилья и знакомств в Петербурге, ни в чем порочащем он замечен не был, да к тому же метит в молодые академики, втайне готовился к встрече и мечтал, наконец, разрубить гордиев узел и выдать, как приличествует, дочь замуж. Поэтому, встретившись и выкурив пару трубок за чаем и партией в преферанс, мужчины, чрезвычайно довольные друг другом и взаимовыгодной сделкой, ударили по рукам и назначили свадьбу на ближайшее лето после Петрова поста. Надо сказать, что этот заключённый по рассвету брак оказался очень счастливым. Молодые отлично дополняли друг друга, придерживались сходных взглядов на семейную и общественную жизнь и ни чем друг другу не мешали. Он получил достойное положение в обществе как зять своего тестя и прекрасно обставленное жилище, где можно было спокойно писать научные труды. Она - заветный статус замужней дамы, причём прекрасное образование и положение мужа быстро заставило замолчать даже самые злые обсуждавшие эту пару языки.
Шла в гору и научная карьера Богданова. В течение четырёх лет он подготовил и защитил докторскую диссертацию, выдвинув в ней настолько новаторские идеи, что ими заинтересовались и признали научным прорывом в самой Академии наук. Защита диссертации открывала молодому человеку путь к профессорству, но покуда всё места были заняты.
Столь значительные жизненные изменения не могли не сказаться самым пагубным образом на характере учёного. И ранее стеснительность, которую по доброте душевной приписывал ему декан, - это последнее, в чем можно было заподозрить Богданова. Теперь же о ней и вовсе не могло идти речи. Добродушные пожилые профессора, привыкшие жить в тёплой атмосфере университетского сотрудничества, всё чаще стали попадать ему на зуб. В большинстве случаев он оказывался прав. Однако форма, в которой высказывались замечания, была столь резкой и нетерпимой, что тебе, кто с самого начала оказывал ему отеческое покровительство, начали постепенно отдаляться, предпочитая не искать контакта и не входить в конфликт. Студенты, между тем, Богданова обожали. Его лекции непременно собирали аншлаг и заканчивались восторженными аплодисментами. В кулуарах собирались целые кружки его поклонников и обсуждали последние работы Мастера. Успех был заслуженным. Александр Васильевич был доволен. Но главная его цель всё ещё оставалась не достигнутой.