Даша Полторак, поэтесса и активистка феминистского движения, забежала на минутку, но вот уже полтора часа сидела перед Никитой Львовичем и рассуждала на вечную тему искусства. Она только что вернулась с выставки Модильяни, и делилась с художником впечатлениями.
Дарья жила в Питере, и забегала к Никите всегда, когда оказывалась в Москве, а случалось это достаточно часто.
Художник внимал ей скорее из страха: пусть лучше рассуждает, а то не дай бог, стихи читать начнёт... В прошлый раз, когда это случилось, Домна Капитоновна, соседка Никиты, прибежала, чтобы спросить, не нужно ли чего. Позвать скорую, например, с санитарами.
У Дарьи был низкий, глубокий голос, и она читала стихи (свои или чужие) пропевая слова. При этом она закатывала глаза и дирижировала руками в такт. За зычный голос в питерской тусовке Дашу прозвали "Иерихонская труба". Когда она читала стихи, было похоже, что и правда, не читает — трубит!
Дарья не была музой художника: не подходила ни по комплекции, ни вообще. Он посмеивался над ней, но в целом, считал незлобливую и по своему несчастную Дарью другом. Он был уверен, что и феминисткой-то она стала из-за того, что не повезло встретить своего, единственного. Мужики боялись её сильной натуры и обходили стороной, а она считала их всех "козлами и баранами". Но к художнику относилась с теплотой. И он терпел её за это.
Он разлил последнее вино по бокалам и сел. Дарья сидела напротив. Она курила папиросы, подражая Ахматовой. Вот и сейчас, она облокотилась на локти, и держа папиросу между пальцами, улыбнулась:
— А хочешь Никит, я тебе свои новые стихи почитаю?
— Боюсь, Дашенька, что сейчас я не в состоянии оценить... твою... твои... мощь твоего таланта, одним словом!
— Нет, ты послушай, — капризным голосом сказала она, но тут раздался звонок в дверь.
— Я пойду открою! — обрадовался Никита.
— Да ладно тебе, соседка твоя не откроет, что ли? Кстати, отличное у неё имя. Я вот думаю, не взять ли себе такой псевдоним? Домна Полторак! Как тебе? Ведь звучит!
В этот момент в комнату без стука ворвалась рыжая девица. Она была возбуждена, волосы растрепались, глаза горели. Увидев мощную фигуру поэтессы, девица смутилась, правда ненадолго.
— Муза? Ты? Какими судьбами? — удивился Никита Львович, — как ты материализовалась?
— Никит, ты должен мне помочь, — на глазах у Яны появились слёзы.
— Я? Конечно. Всё, что в моих силах, — согласился тот.
— Мне нужен адрес Дениса. Я не помню название улицы и номер квартиры!
— Прости, малыш. Но здесь я не могу тебе помочь. Я его просто не знаю. Мне ни к чему.
— Хорошо. Тогда телефон. Мне срочно нужен Денис, понимаешь? — она покосилась на Дарью, которая с интересом слушала их разговор.
— Ольга Валерьевна просила меня никому не давать их номер, — осторожно сказал Никита.
— Но я - не все! — Яна взяла его за плечи и умоляюще заглянула в глаза.
— Особенно тебе! — признался художник, опустив голову.
— Мне нужен, нужен этот номер! — вдруг заплакала Яна.
— Да забудь ты этого козла! — пробасила Дарья Полторак,— все они и слезинки нашей не стоят!
— Дело в том что я, — всхлипнув, Яна шепнула Дарье в ухо свою тайну.
— И давно? — сочувственно спросила её поэтесса.
— Уже два месяца!
— Так, Никит, сейчас же выдай девочке телефон, я настаиваю! — прогремела Полторак.
— Не могу, я обещал Ольге Валерьевне! — развёл руками художник.
— Ну и что, что обещал! Тут, можно сказать, судьба решается! — жадно затянувшись, и выпустив дым художнику в лицо, заключила поэтесса.
— Нет. Я не вижу оснований нарушать своё обещание. Нет, нет, и нет! Не уговаривайте! — поднял руки вверх художник.
— Хорошо. Тогда набери номер сам! Дай Музе высказать всё этому козлу!
Никита Львович таких историй не любил. Но под давлением женщин, уступил и набрал номер.
***
Когда приехал Денис и вошёл в комнату, Марина встала ему навстречу. Они молча смотрели друг на друга, потом он подошёл к жене и обняв её, закрыл глаза. Она стояла, не шелохнувшись, но спустя какое-то время тоже обняла его.
Ольга Валерьевна тихонечко прикрыла за собой дверь.
— Ты простишь меня? — шептал на ухо Марине Денис.
— Не знаю, смогу ли. Смотря каким ты будешь отцом для нашего сына.
— У нас будет мальчик? Ура! — он хотел сжать Марину в объятиях, но побоялся.
Ольга Валерьевна выждала несколько минут и постучалась:
— Молодежь! Давайте праздновать воссоединение!
— Нет, мам. Мы лучше поедем к себе. Правда Марин? Я снял квартиру на первое время, — не сводя глаз с жены, сказал Денис.
Марина покраснела и молча кивнула. Они стояли в прихожей, когда раздался тот звонок.
— Да, — весело сказала Ольга Валерьевна, — кто говорит?
— Тебя, — протянула она трубку Марине, — медсестра из поликлиники.
Марина удивилась, но трубку взяла.
— Да, я слушаю.
— Марина? — спросил на том конце звонкий голос, — я беременна от твоего мужа. Он любит меня, а тебя использует, потому что иначе не видать ему бабкиной комнаты, как своих ушей!
Марина опустила трубку, и посмотрела на Дениса, улыбавшегося ей, на Ольгу Валерьевну, которая обняла его, и ей всё стало ясно.
Глаза её наполнились слезами, в груди снова стало тесно.
— Что? Мариночка, что с тобой? Тебе плохо? — засуетился муж, — вызвать скорую?
— Марина, что? — подхватила свекровь, — что-то не то с анализами?
— Да, мне что-то нехорошо, — сказала она, — вызовите, пожалуйста, скорую. Я боюсь за ребёнка.
Свекровь быстро собрала вещи, Марину увезли. Денис хотел поехать с ней, но она чужим голосом попросила его остаться. Это показалось ему странным.
— Это точно была медсестра? — спросил он мать.
— Ну, да. Из женской консультации, — сказала Ольга Валерьевна, во всяком случае, она так представилась.
— Странно всё это, — задумался Денис.
— А что странного? — не поняла мать.
— Ко мне на работу Яна приходила. Устроила целый спектакль, перед ребятами стыдно было.
— Господи! Она бывала здесь и этот адрес знает!
— Наверное. А может, и не запомнила, мы всего пару раз приезжали на машине.
— Господи, сынок, она что, эта Яна, больная на всю голову? Чего она хочет?
— Сказала, что бросила меня, потому что её поклонник угрожал меня убить, и у неё не было выхода. Так-то она меня любит, бедняжка, — он горько усмехнулся. Деньги она любит, это я понял. На лечение её больной матери, я отдал очень много, в долги залез! А потом взял и приехал в Иваново, к ней. Соскучился. А адрес — липовый, вероятно, как и больная мать. Это всё уже давно было. Месяца три тому назад.
— Ну, и что ты ей сказал?
— Послал её, что. Я очень виноват перед Мариной, мам. И перед тобой. Прости меня! — он обнял мать.
— Я не могу не простить, — улыбнулась Ольга Валерьевна, и видела, что и Марина тоже, очень старается тебя простить. Но дров ты наломал, конечно!
— Я знаю. Я всё исправлю! — сказал Денис.
***
Положив трубку, Яна сжала кулачки и расцеловала оторопевшего художника. Когда до того дошёл смысл её слов, он спросил:
— Это правда?
— Что? — рассмеялась она.
— Ну, про ребёнка. Ты правда, ждёшь ребёнка от Дениса?
— А хотя бы и так! А ты ревнуешь?
— Но всё равно! Это подло, подло, что ты сделала. Зачем ты наговорила его жене гадостей? Она же на последнем месяце! — художник, посмотрел на свою музу другими глазами и увидел в ней... жабу.
— Ой, Никитушка, с каких это пор ты стал таким моралистом? — проквакала жаба, выдула изо рта огромный пузырь жвачки и лопнула его. Этот звук окончательно отрезвил художника, и он глухим голосом сказал:
— Пошла вон.
Дарья Полторак открыла было рот, но увидев решимость в глазах Никиты Львовича, промолчала. Как только за Яной закрылась дверь, Дарья принялась успокаивать художника:
— Никит, ну ты не вини себя! Я попалась, а уж меня трудно провести. Ну прости, прости меня. Мне показалось, что Муза стала жертвой обстоятельств... что её соблазнили и бросили.
— Никакая она не Муза! Это Янка Чаленко. Натурщица и любительница разводить мужиков на деньги. А я — дурак обыкновенный! И художник из меня посредственный, — он обхватил голову руками.
— Ну что ты! Малевич по сравнению с тобой — бездарщина! — Даша обняла его сзади и интимно шепнула в ухо: — А хочешь, я тебе свои стихи почитаю?
— Нет! — возопил художник, — лучше научи меня, как мне от этой пакости отмыться теперь?
— В баню сходи! — прикуривая очередную папиросу, — резонно заметила поэтесса, — а я вот думаю: классное имя Муза. Может, мне взять псевдоним? Муза Полторак! Как тебе?