(Продолжение "Золото твоей души", Глава Девятая)
Андрей вернулся через два дня, звякнув щеколдой, вошел во двор. Евдокия, Лиза и Настя услышали его шаги на крыльце и в нетерпении устремили взгляд, ожидая услышать обнадеживающий ответ. Он сухо поздоровался, подошел к Насте. – Ну что, сестренка, как ты? Жар есть?
- Да уже нет, - ответила за нее Евдокия, - кашляет пока, но это я вылечу.
Настя придвинулась ближе, кашлянула: - Я обещала тете Дуне остаться. А ты, - во взгляде ее голубых глаз застыла просьба, - ты будешь приезжать?
- Да куда же я денусь, будем с Лизой приезжать, и тебя, как поправишься, заберем к себе.
Он повернулся к Евдокии и к Лизе, понимая, что ожидают услышать самое главное.
– Рассказываю по порядку. Был я там, видел этот мост, его давно достроили, самих строителей там нет, а в поселке только и знают, что обвал был, а кто там остался – неизвестно. Про Максима никто не слышал. Это бы у строителей спросить, но их там нет, все разъехались, и где искать, неведомо.
- Так значит Максимушка жив?
- Точно не скажу, но и о гибели его никто не слышал.
- Спасибо, Андрюша, - Лиза обняла мужа, - устал, садись за стол.
Андрей молча поел, поглядывая в окно. – Спасибо, Евдокия Ивановна. Настя у вас останется, а то и впрямь в дороге еще хуже станет. Ну а нам пора, и так срок моего возвращения прошел.
- Да, мама, и меня в госпитале ждут, ты уж пойми.
- Да что вы, дети, я не в обиде на вас, тебе, Андрюша, за весточку добрую спасибо, буду ждать, авось вернется.
На другой день Андрей и Лиза уехали. До города добирались на подводе, пароходом, а потом поездом.
- Ну что ты все молчишь, как подменили тебя, - заметила Лиза, - всё думаешь о чем-то, словно тяжесть какую несешь.
- Так и есть, Лиза, тяжело у меня на душе. Тебе хоть откроюсь: неправду я сказал. Был я там возле того моста. Так вот, разузнал я всё, памятник видел строителям, и на нем среди других и Максим вписан. Видел одного из рабочих, сказал, что Максим был самым молодым, вместе с теми горемычными рухнул…
Лиза охнула, прислонившись к стене, закрыла лицо платком, беззвучно заплакала.
- Прости, сил не хватило сказать Евдокии Ивановне… и ты меня прости, не смог я, не смог. Сейчас еду и понимаю, что надо было сразу сказать, как есть. Что узнал о том и сказать, а я ослабел как-то, боялся, что подкосит ее горькая весть. Письмо напишу, вот приедем и напишу, - он обнял Лизу. – Ничего не поделаешь, видел я имя его, хотя сам верить не хочу.
- Да разве можно такое письмом отправить? – Плакала Лиза.
- Тогда ничего не буду писать, как приедем за Настей, тогда и скажу.
_________________
- Дмитрий Алексеевич, можно к вам?
- А-ааа, Андрей Игнатьевич, а я тебя почти потерял, думал, не вернешься.
- Нет, слово мое теперь дороже золота, здесь теперь мой дом.
- Вот и хорошо, наверстывай в учебе, а работать придется много, старое оборудование надо посмотреть, оно хоть и ветхое, но другого пока нет, будем обходиться тем, что имеем. – Карташов поправил очки, - осваивай технику, ты толковый, - на лице вдруг появилось сомнение, - или может скучно тебе с техникой?
- Вовсе не скучно! Это же какая помощь рабочим, по себе знаю, как кайлом в породу вгрызаться…
- Вот-вот, и я о том же говорю, - он одобрительно посмотрел и вместе вышли из конторы.
- Андрюша, а я сегодня сама повязки накладывала, Вера Кирилловна только наблюдала, а потом вообще отвернулась и сказал: - А теперь сама, у тебя получается.
- Ты у меня скоро станешь сестрой милосердия, боюсь только уставать будешь, вон уже глаза усталые.
- Не то чтобы устала, Андреюшка, сдается мне, да и Вера Кирилловна сегодня подсказала, тяжелая я, дитё у нас будет…
У Андрея перехватило дыхание: - Ох, Лиза-Лизонька, хоть одна добрая новость после наших печалей! Как же ты меня обрадовала! Ты уж береги себя.
______________
- Настя, ты зачем встала? Слаба еще, - Евдокия увидела, как девушка босыми ногами прошлепала по половицам к кадке с водой. – Сама поднесу водицы, а лучше отвару попей с ягодами.
- Тетечка Дуня - (Настя называла ее ласково «тетечкой»), - я уже здорова, кровать заправила, платки сложила, посуду убрала… а еще я на улицу хочу.
- Вот же помощница выискалась! А не рано ли тебе, детка?
- Не-еее, не рано, в самый раз! А как вы корову доите? А то у нас не было коровки, только огородик. И кур могу покормить, мне бы платьице мое…
- Ой, не тараторь, а то не успеваю. Коровку вечером пойду доить, так оденься, погляди. А платьице я тебе Лизино перешила, оно теперь как новое, вот, глянь, - она достала цветастое платье и поднесла Насте. – Примерь.
- Тетечка Дуня, так это же, считай, обновка мне… а кайма-то какая, а тут с подборчиком… ой, хорошо-то как, - стала крутиться, поглядывая на самовар, в котором видела себя – худенькую, вёрткую, глазастую.
К осени Настя уже помогала управляться с хозяйством, Евдокия порой не успевала за ней, настолько она была шустрой, легкой на подъем. – Ой, тетечка Дуня, отъелась я у вас тут на молоке.
- Ну-ка, дай гляну, повернись, - смеялась Евдокия, - где же отъелась – тонкая, как тростинка.
- Зато крепкая, - Настя выхватила ведро с водой и понесла в дом. Согретая теплом деревенского дома и заботой Евдокии, девушка освоилась в чужом селе, подружилась со сверстницами. Даже местные парнишки стали засматриваться на голубоглазую Настю. А ей и невдомёк были ухаживания местных женихов.
Зябкое пасмурное утро разразилось мелким дождем; рассветало медленно, везде было сыро и тянуло холодом. Деревья дрожали оголенными ветками, а мокрые листья устилали землю.
Евдокия встала рано, помолилась, заглянула к Насте, сладко спавшей, поправила одеяло, - жалко было будить девчонку. Подоила корову и пошла к Матрене с кувшином молока.
В конце улицы, вдоль мокрых от дождя заборов, показался человек. Шел он торопливо, за спиной болтался полупустой мешок. Военная шинель была длинной – явно не по размеру, рука перевязана. Лицо молодое, и только небольшие усы взрослили его, накидывая еще пару лет.
Он остановился у дома Евдокии, тронул калитку, открыл без труда, оглядел двор и никого не застав, вошел в дом. Все стояло на своих местах, как прежде поблескивал самовар на столе, та же кадка с водой, правда наполненной на половину. Не раздеваясь, почерпнул воды, жадно глотал, соскучившись по родной водице.
Тихо прошел, стараясь не скрипеть половицами на другую половину, отдернул занавесь, улыбка осветила его молодое лицо: - Лизка-ааа, - шепотом позвал он, увидев девичьи плечи, не прикрытые одеялом. В комнате был полумрак. Он подошел ближе и с нескрываемой радостью потянул одеяло…
Она обернулась, посмотрела сонными глазами… Крик, раздавшийся на весь дом, заставил вошедшего отпрянуть на несколько шагов. Девчонка подскочила на постели, прижавшись к стене, и продолжала верещать так, что ему хотелось заткнуть уши.
Наконец, поняв, что вошедший ничего не предпринимает против нее, замолчала, спросив дрожащим голосом: - Ты кто?
- А ты кто? Ты чего тут делаешь? – Спросил внезапный гость.
- Я – Настя. Я тут живу.
- А я тут жил, - сказал парень.
Девчонка опустилась на постель, прикрываясь одеялом и запричитала: - Ой, так это… это кто же, это же… батюшки светы… и впрямь живой… Максим Аверьянович, так я сейчас... тетечку Дуню надо позвать…
Она соскочила, накинув огромный платок с кистями, кинулась к самовару. – Я счас, я мигом… ой, что делается! – Она бегала по дому, то хватая полотенце, то наливая воду, то доставала чашки.
- Да стой ты, в глазах мелькает, - только и успел вставить несколько слов Максим, - матушка где? Лиза, сестра моя, где? Думал, это она спит…
Настя остановилась посреди избы. – Так корову, поди, доит, - она выглянула в окно, - ой, нет, это она к тетке Матрене пошла… а я-то, я-то проспала. Так я позову ее, а вы к самовару, пожалуйте к самовару…
- Да стой ты, егоза, я сам матушку встречу. И откуда ты такая здесь?
- Так меня Андрей с Лизой привезли, сестрица я Андрея Игнатьевича…
- Вон оно что, ну, здравствуй, сестрица, сколь новостей-то пока меня не было. Пойду я, встречу…
- Так вы не уходите далеко, чтобы не разминуться, тетечка Дуня ждала вас, - крикнула она вслед и опустилась на лавку передохнуть.
Максим увидел мать, выйдя за ворота. Ее походку, неторопливую, слегка усталую, невозможно было не узнать. Он пошел навстречу, она стала вглядываться, вытирая лицо от капель дождя. Словно опомнилась, и еще не веря до конца, ускорила шаг; платок упал на плечи, готовый упасть на мокрую листву.
Не произнося ни слова, оба сошлись на середине пути. Он склонил голову, а она гладила его лицо руками, изучая каждую чёрточку, заглядывала в глаза, молча плакала, как это часто бывало по ночам.
- Не плачь, мама, вернулся я, обещал же тогда.
- Как же я не хотела тебя отпускать, ты же у меня совсем молоденький… а потом такая весть горькая про тот мост… и что тебя больше нет…
- Знаю, мама. Раньше я уехал, на станции работал. Домой возвращался, через мост тот ехал, там и увидел памятник, сам, своей рукой затер имя свое. А раз такое дело, значит долго буду жить. Ну пойдем, а то промокнешь.
Она все равно стояла, вцепившись в его рукава, словно боялась, что исчезнет Максим, как будто приснилось ей. Редкий прохожий засматривался на них – на сына и мать, одиноко стоявших среди пустой улицы.
- Настенька, гляди, кто вернулся, это же сынок мой, Максимушка, - Евдокия радостным криком позвала воспитанницу. – Гляди, сынок, это сестрица Андрюшина, помощница моя, уж такая старательная…
- Да, мама, знаю, чуть не оглушила она меня...
Настя виновато опустила голову: - Ну, я же не знала, что это вы, Максим Аверьянович. - С этой минуты она стала звать его «Максим Аверьянович». И хоть разница в годах у них невелика, но усы и долгое отсутствие сказалось на нем – выглядел Максим чуть старше своих лет.
- Надо Лизе и Андрею письмо написать, что жив Максим, вот обрадуются, - Евдокия потянулась за припрятанным на такой случай пожелтевшим листком бумаги, - ой, сынок, а рука-то у тебя правая… повредил ты ее.
- Пройдет, мама, - успокоил Максим.
- До свадьбы заживет, - выпалила Настя, сияя от радости, - а одежду вашу я постираю, - скидывайте прямо здесь.
- Одежду спалить надо, - ответил Максим, он взглянул на Настю: - Ишь ты, глазастая какая, да быстрая, как егоза. Уж прости, что напугал утречком.
- А я не в обиде, - ответила девчонка.
- А и, правда, переоденься, сынок, я тебе чистое принесу.
- Сначала в баню надо, а потом уж в чистое, - предложил Максим.
- Ты хоть поешь с дороги.
- Счас, мама, только присяду на минуту, - значит Андрей с Лизой вместе, ну и хорошо, жаль, давно не видел, - он еще что-то сказал, закрыв глаза и уснул прямо на лавке.
__________________
Максим торопился подлатать крышу, зима приближалась быстро, напоминая о своем приходе, то легким морозцем, то снежком. – Настя, пилу подай, - крикнул, взглянув вниз.
- Несу, Максим Аверянович, - она стала взбираться по лестнице, - вот, туточки уже.
- И что ты меня Максимом Аверяновичем величаешь, будто барина какого?
- Так это я из уважения, вы же хозяин, да еще с усами…
Максим рассмеялся. – Это с каких пор из-за усов по отчеству зовут?
- А чего насмехаетесь? Напрасно насмехаетесь, я от чистого сердца. И помочь хочу от чистого сердца. Вот сейчас спущусь, а вдруг чего понадобится, а меня нет, и что тогда делать будете? «Эх, -скажете, - была бы Настя рядом, она бы помогла». Вот на то и нужна я.
- Ну и зачастила, егоза глазастая! – С улыбкой сказал Максим.
- Вовсе не егоза, а Настя, чего вы меня так называете…
- А что тут обидного, с такими-то глазами, из которых «брызги синие», как не назвать глазастой, шустрая к тому же, чисто егоза маленькая.
- Как же маленькая? – Удивилась Настя.
- Малая еще, совсем девчонка. Ну, спускайся вниз, а то свалишься еще. А если надо будет чего, позову.
Девушка спустилась с чердака и вышла за ворота. Дарья, Матренина дочка, вела теленка, свернула, как увидела Настю. Румяненькая, рослая девушка свернула к дому Евдокии.
– Настёна, а Максим дома? Позвала бы, - Дашка улыбалась, не выпуская из рук веревку, - стой ты, не брыкайся, бегаю за тобой все дни, - проворчала она на теленка.
- Дома. Только не выйдет он.
- Это почему?
- Дело у него важное, работает он, так что некогда ему болтать тут.
- А что уж и поговорить нельзя? Может я его позвать хочу на посиделки, а то как вернулся, так и киснет дома, парень-то молодой, - Дашка улыбалась, поглядывая на крышу. – Макси-иим, - крикнула она.
- А ну не кричи тут, сказала, некогда ему, - рассердилась Настя.
- А ты чего распоряжаешься? Мала еще, чтобы распоряжаться. Сама-то приблудная, а туда же, - в Дашкиных глазах появился злой огонек.
- От приблудной слышу, это ты к нам приблудилась со своим теленком, шла бы домой, нечего тут Максима Аверьяновича отвлекать.
- Ну и зараза ты, Настька, - Дашка со злостью дернула веревку и повела теленка домой.
- Настя, Чего там? Приходил кто? – Крикнул Максим.
Девушка быстро взобралась по лестнице. – Да вот, Максим Аверянович, отбою от ваших невест нет, домой уже приходят.
- Какие невесты? – Он рассмеялся. Нет у меня пока невесты. Это вокруг тебя женихи крутятся. Мишка Сафронов вчера с гармошкой крутился… или скажешь, не к тебе приходил?
- Ну и что, что приходил, подумаешь, не нужен он мне.
- А Егор Ерохин? Не за тобой ли на днях погнался?
- Да ну его, убежала я.
- А может он замуж хочет позвать, вот подрастет чуток, повзрослеет и свататься придет.
- А я не пойду замуж! Ни за кого не пойду! – Настя обиженно надула губы.
- И за меня не пойдешь? – Тихо спросил Максим, наклонившись к ней.
Лицо девушки стало серьезным, в глазах застыла растерянность и беззащитность. Бойкая девчушка в один миг превратилась в застенчивую девушку, словно повзрослела от одного взгляда Максима.
- За вас, Максим Аверьянович, пойду, - прошептала она.
Лицо его оказалось совсем близко, он привлек девушку к себе, а она, как испуганная птица, боялась встрепенуться, опустила глаза. Поцелуй, сначала осторожный, неуверенный пришелся в щеку, потом в губы… впервые в жизни…
Что-то гулко упало на землю, Евдокия выронила ведро, увидев сына и Настю. Они отпрянули друг от друга, Настя быстро спустилась и убежала под навес, где хранилась сбруя. Забившись среди старых бочек, присела, закрыла лицо руками, ощущая на губах поцелуй Максима. – Что же теперь будет? – Думала она со страхом. – Что скажет Тетечка Дуня? А как напишет брату про меня? Уехать надо, поскорей уехать, стыдно-то как…
В обед, сев за стол, все трое молчали, Настя боялась поднять глаза на Евдокию и Максима. Евдокия, плотно сжав губы, не проронила ни слова, пока были за столом.
- Куда ты? – Спросила она воспитанницу.
- В баню. Прибраться надобно там, - сказал девушка, опустив голову, и выскочила за дверь.
- Вот что, мать, не хочу ходить вокруг да около, скажу прямо: запала мне Настя в душу. Серьезно я сегодня, не ради баловства там, на чердаке. Хочу Андрею письмо писать, просить сестру за меня отдать. И тебя спросить хочу: как думаешь?
Евдокия выдохнула, как будто груз с плеч упал: - Ох, сынок, освободил ты мою душу, грешным делом не знала, чего и думать. А раз ты так решил, то надобно и Настю спросить. Или спрашивал уже?
- Спрашивал, еще спрошу, она ведь молодая совсем, не передумает ли. Да и Андрей, согласится ли…
Ну, так иди к ней, спрашивай, а потом и письмо пиши. Да не лезь с поцелуями, не тумань девке голову, пусть она подумает хорошенько.
Оставшись за столом одна, Евдокия качала головой, улыбалась и бормотала: - Вот и дал Бог невесту доморощенную. Ишь ты, егоза глазастая, приглянулась моему Максимушке.
Татьяна Викторова
Продолжение ниже по ссылке:
Начало ниже по ссылке: