Начало можно прочитать здесь: 1, 2, 3.
Первое, что я сделал в роли отца, это заставил новоприобретенную дочь хорошенько поволноваться. Но тут виноват не я, а мой организм. Я-то вовсе не хотел болеть, у меня были совсем иные планы. А вот он, видимо, решил: хватит. Так что проснулся я с температурой под сорок. Дело, правда, было уже к ночи, дрых я почти весь день, как сурок. Оно и понятно - в тепле, безопасности да на мягкой постели с чистым бельём. Засыпал, помню, с мыслью, что жизнь-то налаживается, и радужными идеями о том, как помочь ей это сделать окончательно. А проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо:
- Димка! Морозов! Ах ты, боже ж ты мой! Да проснись уже, не пугай дочь! Горазд же ты спать, Мороз...
Надо сказать, что этот голос вообще никак не сподвиг меня разлепить ставшие вдруг свинцовыми веки. Глазам было горячо, мне самому - адски холодно, вокруг плавал тошнотворный разноцветный туман, и хотелось только одного: свернуться калачиком, натянув одеяло на голову. Если б не тошнота, противным комком подкатывавшая к горлу, я б так и сделал. Но тошнота требовала встать и хотя бы попытаться дойти до туалета. А ещё над ухом звенело горькое и беспомощное:
- Дядя Валера! Ну, дядечка Валерочка! Вы же мне обещали!!
- Отстать, Олька, что там я тебе ещё обещал? По имени твоего батю не кликать? Что ты мне фиалки за уши суёшь? Я что, Мороза не узнаю?
- Дядя Валера!!!
И столько отчаянья было в этом по-птичьему тонком, на самой грани слез, вскрике, что я сел. Смог сесть. Комната плыла вокруг меня, и от этого тошнило ещё сильнее - как на каруселях, которые я терпеть не мог. Рассмотреть что-то было совершенно не реально, сплошные цветные пятна. Но мужик я, или хрен собачий? Мужик, факт. И я встал. Правда, тут же очень удачно уцепился за чье-то плечо, и попытался сфокусировать взгляд на незнакомой бородатой физиономии:
- В-валер-ра. П-пойдем, выйдем. Поговорим.
- Куда тебя черти понесли?! - опешил бородатый Валера.
Ну я ему на ухо и сообщил, куда. И несколько ласковых слов о его догадливости. Правда, боюсь, что Олька тоже все слышала, вряд ли у меня вышел тихий шёпот: горло нещадно драло, хотя кашель я пока сдерживал, а язык и вовсе едва ворочался, как с дичайшего перепоя.
Но - сработало. Валера хохотнул, и до туалета меня все же дотащил. Вышли мы от туда не скоро. Правда, и поговорили тоже далеко не сразу: меня все же вывернуло, и не один раз. А в перерывах я так кашлял, что было не до слов. Валера помогал мне не упасть и тактично молчал, так что я заговорил первым:
- Мужик, ты врач?
Предположение было логичным. Не зря же Олька его сюда притащила, когда мне поплохело. И, кстати, наверняка он еще и друг семьи, так сказать. Во всяком случае, Лай его явно знает, и относится с одобрением. Собак, кстати, просочился за нами в этот довольно большой совмещённый санузел, и сейчас сидел, прислонившись к моей ноге, и улыбался от уха до уха.
- От мужика слышу! - Валера возмущенно, но легонько ткнул меня в плечо. - Мороз, да что с тобой? Мы ж в одной больнице столько лет... Слушай, а как так вышло? Кого же мы похоронили?..
Бородатый вдруг изумлённо замигал и отстранился, вглядываясь в мое лицо:
- Да нет, ну не выжил же я из ума? Хотя, по ходу, получается, что как раз выжил. Призраки, по идее, пневмонией не болеют. Но... Это ведь ты? Мороз. Как есть Мороз! Димка, что происходит?..
Моё имя он произносил как-то странно, смягчая «Д» почти то «Т»: «Тимка». И до меня вдруг дошло. Наверное, я бы понял и раньше, но от температуры соображал очень плохо:
- Тимка?
- Что?.. В смысле... - опешил Валера.
- Его звали Тима? Тимофей? Тимофей Морозов?
- Да... Почему - его? Тебя...
- Я - Дима. Дмитрий Морозов. Будем знакомы, мужик.
И меня снова согнуло от кашля. В голове все завертелось, поплыли уже не цветные облака, а какие-то звёздочки, и я ещё успел услышать полный недоумения голос, но уже не мог сообразить - что именно спрашивают. На всякий случай ответил самое простое и самое понятное, что хоть на какое-то время могло снять дурацкие вопросы и дать мне прийти в себя и самому разобраться в этой странной ситуации:
- Брат я. Двоюродный! Дедом кличут. Он - Мороз. А я - Дед. Это что б не путать, а то гены - они такие гены, блин!
А, может, я и не «блин» сказал, а что покрепче. Не помню, хотя и не удивлюсь. Я вообще плохо помню, что я там еще нес. Язык еще работал, а сознание уже словно туманом заволокло. И сгустился этот туман в плотную такую темноту.
Так что в себя я пришёл уже завтра. Все на той же кровати. И с ужасом подумал, что вот сейчас мне слова про брата придётся как-то объяснять...
В комнате тихо разговаривали, и моё пробуждение заметил только Лай. Ткнулся под руку носом, подкинул ладонь, заставляя положить ее на лобастую собачью голову, погладить. Я тихо лежал, перебирал пальцами густую шерсть, и отмечал явные плюсы наступившего дня: комната не пыталась никуда уплыть, мебель не вращалась вокруг меня, и, судя по тому, что был я мокрей цыплёнка в луже, температуры сейчас не было.
Кашель, правда, никуда не делся: проснулся вместе со мной, и ворочался в груди, царапая горло острыми коготками. Но пока я его сдерживал. В комнате было полутемно - плотные шторы отсекали день снаружи вполне успешно, только в маленькую щёлочку проникал острый лучик света. От него неприятно болели глаза. Я проморгался. И прислушался.
- Оль, ты сама понимаешь: его надо в больницу. Там пневмония пышным цветом, что я тебе сделаю дома?!
- Дядечка Валерочка, ну я тебя прошу. Ну, давай хоть попробуем! Я отпуск взяла, капельницы обеспечу, ты же меня знаешь! Ингалятор у нас есть, хороший. Справимся как-то, а? А если что, так машина на ходу, а больница вот - рукой подать. Привезу его к тебе за пять минут, в лучшем виде. Ну, дядечка Валерочкааа! Ты подумай, что в больнице начнётся. Не ты же один отца помнишь. А я не хочу шума. И так все... сложно.
- Это да... Это верно.
Бородатый глубоко задумался, а я успел порадоваться тому, какая разумная мне досталась дочь. Да, об Ольге я теперь думал именно так, и безо всякой фальши. Дочь она мне. Стала ей, пока рыдала на моем плече, вину свою перед настоящим отцом выплакивая, да тоску по нему. Словно передал он её мне из рук в руки в тот момент, доверил. Так я это чувствовал для себя.
А в больницу мне точно сейчас не надо. Паспорт-то у меня есть, но если я все верно понял, и её отец там действительно работал, одним паспортом я не отмахаюсь. Придётся начинать новую жизнь со лжи, потому как правды я и сам пока не знаю. А врать мне сильно не хотелось, это обязательно боком потом выйдет. Не мне, так Ольге. Ну нафиг.
Ну, честно говоря, было ещё очень стыдно. За себя. Впервые за это бесконечное время. Хотя до знакомства с Олькой я думал, что давно смирился. Ну, бомж, да. И нищий. И пьяница. Бывает. От тюрьмы да от сумы, говорят, не зарекайся. А от бутылки и подавно.
Привык я, в общем, к этой грязи. Не замечал её. А теперь вот заметил, потому что она, грязь эта, могла коснуться и Ольги, которая тоже явно работала в той больнице, и того Мороза, почти тёзки моего, которого здесь помнили отличным врачом. Эх... и меня ведь тоже где-то так помнят! Да не где-то, а совсем рядом. До родного моего города на электричке часа три, не больше. И сбежал я от туда как раз затем, чтобы не видели меня таким вот бывшие коллеги... А будущим и подавно нефиг меня таким видеть. Вот приведу себя в норму, и познакомимся. Все равно работу искать придётся, а хирург я хороший. Был. И буду.
Нет, нельзя мне в больницу. Никак нельзя. Я все же закашлялся. И ощутил, насколько мягче стал этот самый кашель. Конечно, до выздоровления было ещё далеко, но...
- Прорвёмся! - подмигнул я испуганно метнувшейся ко мне Ольге.
И оказался прав. Нам пришлось не просто, но через пару недель от моей болезни осталась лишь небольшая слабость да уже не страшный кашель. Что не могло не радовать.
Но вместе с силами прибывали и вопросы. Так что я все чаще задумывался: а кто он? Или кто я? Как мы связаны с неведомым Морозом, однофамильцем моим нечаянным, Ольгиным настоящим отцом? Родни у себя, кроме бабули, я не помнил. Да и той давно не было, так что и не спросишь, мог у меня быть двоюродный братишка-то иль нет? Оставалось искать ответы самому. Но я пока не представлял, как. Главное понимал: Ольгу расспрашивать нельзя, она и так еле успокоилась, в себя пришла. Надо придумать что-то другое...
(Окончание следует)