"Как же мы все изменились... Никого почти не узнать", - думала Даша, рассматривая на телефоне сделанную вчера в кафе фотографию с вечера встречи по случаю 20-летия выпуска из школы. Почему-то вспомнилось, как те самые 20 лет назад они искали в школе географичку и кто-то из учителей таинственно произнёс: "Не сегодня. К ней 25-летники пришли". Почему-то казалось, что это нереально древние дяди и тёти, что так долго вообще не живут и им до такого ещё жить и жить. И вот уже они почти такие же, только 20-летники. И нет ни школы, ни учителей, ни даже общего сбора класса. Так, какие-то отдельные личности, которыми их и воспитывали. Немного взгрустнулось. Вспомнилось и как классе в 8-м случайно удалось попасть на школьный вечер встречи, когда все заранее (без интернета и мобильных телефонов) знали дату и время и к назначенному часу собирались в школьном актовом зале. И выпуск прошлого года, и 20-ти и даже 40-летники. И то, что удалось тайком пробраться в зал и посмотреть, воспринималось как редкостная удача и страшно интересный случай. Кто-то выходил на сцену, брал микрофон, вспоминал, благодарил учителей, высматривал своих, пел песни под гитару. Одна, наверное, молодая дама (тоже 20-летница?) искала одноклассников, спев песню "Ребята, надо верить в чудеса", которая считалась гимном их выпуска. Ей тут же подбежали подыграть на гитаре нынешние 11-классники, ответственные за проведение вечера. После все разбились на группы и разошлись по классам праздновать. Казалось, так будет всегда... Казалось уже в который раз...
Они родились в 1984м. Мальчишки и девчонки, перед которыми были открыты все дороги, которым ясны были все идеалы и перспективы: сад, октябрята, пионеры, комсомол, институт, распределение, квартира от предприятия, стабильная зарплата, поездки с семьёй на море по путёвкам от работы... И не сложилось. Их успели принять только в октябрята. Потом распался Союз.
Даша была из хорошей семьи. Отец - кандидат наук, работал в "ящике", как тогда говорили, мать - сотрудник НИИ. Деда она никогда не видела, родившись после его смерти, но знала, что он был крупным начальником и смог обеспечить семью всем необходимым на долгие годы вперёд. Квартира, дача, билеты на ёлку в Кремль считались чем-то само собой разумеющимся. Семья жила в небольшом подмосковном городе,построенном на нескольких крупных предприятиях, по сути, в большой деревне, где все друг друга знали, здоровались на улице с каждым вторым, если не первым, и любая сидящая на лавочке возле подъезда бабушка могла рассказать историю каждой живущей в доме семьи до второго, а то и третьего колена.
Как-то зимой, в год, когда Даша только пошла в школу, родители долго обсуждали вечером какие-то новости. Даша мало что понимала. С кухни доносились какие-то обрывки фраз и непонятные слова: референдум, ГКЧП, путч. Более-менее было ясно, что все голосовали за сохранение Союза, а теперь что-то случилось, и он распался. Что кто-то из коллег родителей за, кто-то против, кто-то куда-то ездил, танки, убили и ещё много чего непонятного. Много говорили и по телевизору. Но в 6 лет сложно понять все политические тонкости, когда даже не все взрослые понимали, что происходит и что будет дальше.
А дальше ничего хорошего не случилось. В какой-то момент исчезло всё. Сначала деньги (куда и как они исчезли, Даша тоже не слишком хорошо понимала, но часто слышала от обеспокоенных родных, что лежавших на книжке денег, которых с лихвой хватило бы на покупку нескольких Волг, почему-то не стало). Потом постепенно исчезли и продукты. Как поняла Даша, родителям не платили зарплату. Основным источником дохода стала мизерная пенсия бабушки, почти всю жизнь бывшей домохозяйкой с высшим экономическим образованием. Бросать работу никто не хотел, поскольку было по-прежнему непонятно, что дальше. Чтобы хоть чем-то питаться, в мае начали собирать и сушить молодую сныть и крапиву. На собрании членов садоводческого товарищества было принято решение выделить каждому члену по наделу земли на соседнем поле для выращивания картошки. Тут повезло большим семьям. У кого были мужчины, земли полагалось больше: смогут обработать. Каждый крутился, как мог.