Самый верный способ не подвергнуться наказанию за неявку по какому-нибудь вызову от государственных инстанций, это – «серьёзно заболеть». Ну, и, естественно, подкрепить это письменным свидетельством от врача, с которым заранее можно всегда и обо всём договориться за приличное вознаграждение.
Подобные ухищрения стали особенно популярными в XIX столетии среди мещан, т.к. они проживали в городах и имели быстрый доступ к городовым лекарям, жившим, как правило, по соседству.
31-го марта 1845 года председатель Бронницкого Рекрутского Присутствия Талызин доложил Московскому Гражданскому Губернатору И. В. Капнисту, что Общество бронницких мещан не представило в Присутствие два очередных семейства, одно из которых – Ивана Гаврилова Протазанова, состоящего на первой очереди, «сделав приговор, что они в настоящее время не отысканы». При этом Бронницкий Городской Голова донёс Присутствию, что
«… им были принимаемы меры к отысканию этих семейств и присовокупил к этому, что с явившимися после набора будет поступлено, как с укрывающимися от рекрутской повинности, по правилам 405 статьи 4 тома Свода Законов…» .
В общем, всё строго. Как положено.
10-го сентября Городской Голова рапортовал Капнисту об итогах расследования, из которого следовало, что в назначенный для производства 5-го частного очередного набора срок (с 15-го марта по 15-е апреля) Протазанов не явился, а розыск его через объявления в газетах положительных результатов не дал:
«… В прошедший 5-й частный очередной набор из семейства умершего Бронницкого мещанина Ивана Гаврилова Протазанова по дошедшей очереди, следовало поставить рекрута и к отправлению сей повинности Московской Казённой Палатой назначен сын его, Иван. Но по ненахождении его в своём городе, был вызываем сей Думой чрез припечатание в ведомостях и особо по сведениям о месте его пребывания, чрез Киевскую Полицию…».
Дальнейшие события развивались неожиданно – вначале пришло письмо:
«… 8-го числа августа получено в сей Думе чрез почту свидетельство, выданное ему, Ивану Протазанову из оной Киевской Полиции 31-го числа июля за № 21363, за подписанием Полицеймейстера и гражданских дел пристава, о препятствующих причинах к своевременной явке его, Протазанова, к отбыванию рекрутской повинности, по случаю одержимой его болезни, и чрез пользование чрез Киев городового лекаря Рихтера…».
А спустя месяц, 5-го сентября, Протазанов лично явился в Думу и подтвердил, что явиться в срок не мог по причине «одержимой его болезни», а всё остальное дело уже улажено:
«… за семейство их, заключающееся из наличного числа 2-х душ, выполнена повинность чрез наём рекрута. И представил квитанцию, выданную из Московской Казённой Палаты июля 18 числа сего года за № 613, в очистку очереди семейства Протазанова, на поступившего охотой за семейство их в рекруты бронницкого мещанина Тимофеева, а потому просит ныне он, Протазанов, выдать ему на отлучку из своего города для промышленности паспорт.
Но, как мещанин Иван Протазанов явился в сию Думу после уже рекрутского набора и положенного на исполнение оного срока, а потому Градская Дума, представляя с свидетельства Киевской Полиции точную копию, имеет честь испрашивать предписания Вашего Превосходительства на выдачу просимого Протазановым на проживание его пачпорта…» .
К делу было приложено свидетельство, выданное Киевской Полицией, из которого следовало, что Протазанов – завзятый богомолец, ездивший по святым местам:
«… Оный Протазанов 17-го числа сего июля, поданным в сию полицию прошением изъяснил, что, известясь он чрез Подольскую часть города о последовавшем от Бронницкого Градского Головы требовании, он тотчас отправился было в г. Бронницы для отбытия рекрутской повинности, но, по случаю постигшей его в пути болезни, он, не могши далее следовать, возвратился в Киев для преподания себе медицинского пособия
Но, чтобы не поставлено было ему несвоевременной явки в вину, просил удовлетворить, чрез последовавшего его от болезни городового лекаря Рихтера, о действительно имеющейся у него болезни, по причине которой не мог быть в своё время в г. Бронницах, выдать ему свидетельство.
По сему прошению Полиция, имея в виду отношение Бронницкого Головы от 13-го марта сего года за № 14, о высылке Протазанова для отбытия рекрутской повинности и рапорт Подольской части, что Протазанов выехал на родину, предписывает той же Подольской части разыскать, с какого времени и у кого проживал Протазанов, и действительно ли был болен.
Где Протазанов, во взятом с него допросе показал, что, прибывши на богомолье в Киев, проживал в родственниках, и отселе отлучился на богомолье в другие окрестные места и по возвращении в Киев, бывши больным, пользовался наставлениями городского лекаря Рихтера. И после хотел отправиться было в Бронницы, но заболел в пути, возвратился обратно в Киев, а ныне, по старанию родственников, чрез подачу медицинских пособий, получив от болезни облегчение, намерен отправиться в г. Бронницы. Посему от Подольской части запрашиваем был городовой врач Рихтер и письменно 22-го числа июля уведомил, что находящийся в Киеве Московской губернии г. Бронницы мещанин Иван Протазанов действительно был больным в апреле и мае месяцах сего года разными временами простудной лихорадкой, от какой и был им пользуем.
Ныне же он совершенно здоров, и во всякой путь дальний … отправиться может, почему определено: просимое бронницким мещанином Иваном Протазановым свидетельство с прописанием вышеописанного выдать, и выдано ему за подписью и при печати июля 31 дня 1845 года…» .
Однако Бронницкая Городская Дума не прониклась этим свидетельством и заподозрила Протазанова в обычном уклонении от рекрутской повинности, о чём и заявила в рапорте Губернатору.
30-го сентября Московский Губернатор предписал Бронницкой Градской Думе «не допускать на будущее время не основательных представлений»:
«… Что относится до показаний Думы о укрывательстве Протазанова от рекрутской очереди, то имеющиеся в подтверждение сего в Думе сведения и полученное от Протазанова о бывшей болезни его свидетельство, обязана Дума передать на рассмотрение Магистрата, для определения виновности Протазанова в укрывательстве, и в случае признания виновности, то он должен быть подвергнут ответственности сообразно 405 и 608 т. Свода Законов т. 4…» .
Упомянутая 405-я статья Рекрутского Устава изд. 1842 года устанавливала нещадные санкции против беглецов. Так, в случае, если в объявленный набор рекрут из очередного семейства скрывался, то в солдаты взимался из следующего по очереди семейства. Причём, в случае отыскания виновного, прежде завершения набора, в рекруты ставился уже пойманный беглец, а взятого же из поочередного семейства отпускали. Также поступали и в случае, если поочередной рекрут «ещё не отправлен с места набора в место распределения». А вот если же скрывавшегося нашли после завершения набора и рекрута по замене уже к тому моменту отправили в часть, то одного из них отдавали в рекруты в зачём будущих наборов, а беглеца предавали к суду.
К этой статье было одно довольно жёсткое примечание № 4, которое указывало, что «очередный, укрывающийся от рекрутства и по поимке отданный в рекруты», не мог быть заменён наёмником.
Другая вышеупомянутая, 608-я статья, говорила о том, что скрывающихся от рекрутства положено было наказывать по приговору уголовного суда первой степени, утверждаемом лично Гражданским Губернаторам.
Протазанову на сей раз крупно повезло. 5-го декабря 1845 года состоялось заседание Бронницкого Городового Манистрата, на котором рассматривали его «персональное дело». Взвесив все «за» и «против», было вынесено следующее решение:
«… Бронницкий Городовой Магистрат, основываясь на … законном удостоверении Киевской Градской Полиции, удостоверяющем в болезни Протазанова и Своде Законов 15 тома ст. 1169 и 1176, коими постановлено:
1) Никто не должен быть принужден к наказанию без точных доказательств, или явных улик в преступлении. Доказательства суть вообще двух родов: совершенные и несовершенные.
2) Если доказательства недостаточны для совершенной достоверности в вине подсудимого, то и не осуждать его к тому наказанию, которые закон определяет за доказанные преступления, по тому общему правилу, что лучше освободить от наказания 10 виновных, нежели приговорить невиновного…» .
Последние строки в разное время приписывались многим великим людям - то Екатерине II, то Вольтеру, то английскому адвокату Уильяму Блэкстону.
Но, вероятнее всего, оно принадлежит немецкому юристу Эрнесту Фридриху Кромпейну, принимавшему активное участие в трудах Уложенной комиссии 1720-1727 гг., который и изложил его в первом военном процессуальном кодексе «Краткое изображение процесов или судебных тяжеб» (1712).
Руководствуясь этой логикой, Магистрат в лице бургомистров Ермила Панова и Ивана Тарасова, а также ратманов Фёдора Чуваева, Максим Гуреев, Дмитрий Морозов, постановил:
«… он, Протазанов, в укрывательстве от состоящей за семейством их рекрутской очереди по 5-му частному набору, невиновен, потому что причиной неявки его в назначенный рекрутскому набору срок была приключившаяся ему болезнь, как удостоверяет Киевская Градская Полиция, до и числящаяся за семейством его рекрутская повинность выполнена уже поставкой охотника, бронницкого мещанина Тимофеева, а потому означенного Протазанова, как виновного в укрывательстве от рекрутской очереди и выполнившего оную поставкой охотника от суда освободить…» .
Всё могло закончиться для Протазанова намного хуже. Ему крупно повезло, что было закрыто сразу два пункта – явка с подтверждающими справками и замена охотником. Такую операцию можно было провернуть, лишь заранее её спланировав.