Императрица стояла на площади. Рука её, как прежде, сжимала указ об основании города, нога попирала турецкое знамя, но что-то новое и небезопасное витало в холодном ноябрьском воздухе. Ей так хотелось зябко повести плечами, но увы, они были бронзовыми. Впрочем, как и всё остальное, включая флаг и указ. На великодержавное плечо опустился серый голубь. Сочувственно кося одним глазом на неподвижные веки дамы, он проворковал что-то вроде приветствия и потёрся клювом о её жёсткое убранство. Потом, как будто устыдившись собственной вольности, шумно вспорхнул и медленно растворился вдали.
Екатерина Вторая, а это была именно она, снисходительно усмехнулась, не шевельнув ни единой чёрточкой лица. Она научилась этому за долгие годы стояния. Хотя похоже, что всё было напрасно.
- Правда, Григорий Александрович? Я говорю, не напрасно ли всё было? – она с мысленной усмешкой обратилась к Потёмкину, не имея возможности глянуть вниз, но чувствуя присутствие своих милостивых государей всем телом.
- Ни в коем разе, моя Всемилостивейшая государыня! – воскликнул тот, -напрасно в жизни ничего не происходит!
- Так то в жизни… - насмешливо протянул Зубов.
- Что касается тебя, Платоша, - не сдержался от колкости Потёмкин, - так нет разницы. Что при жизни был глуп, что теперь.
Императрица хотела прикрикнуть на фаворитов, но передумала, ибо почувствовала приятно пощекотавшую самолюбие ревность Григория.
Вице-адмирал Хосе де Рибас стоял молча, поддерживая спиной постамент своего командующего, - полковника Семёновского, Преображенского, Конного и Измайловского полка и капитана Бомбардирской роты, её Величества Екатерины Второй. Сам он располагался гораздо ниже своей госпожи, но, с другой стороны, достаточно выше, чем сама площадь, на которой протекало их сегодняшнее бытие. Или небытие?
Много лет он смотрел в одну и ту же точку, но видел, как ему казалось, весь город до последней улочки. Он строил его с той страстью и умением, с которыми когда-то бил врага, будучи вице-адмиралом, командующим Черноморским гребным флотом, главным начальником над строением города Одессы и порта, шефом Черноморского гренадерского корпуса и кавалером орденов Св. Александра Невского, Св. Георгия, Св. Владимира 2-й степени и державного ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Фу, пока не забыл свои титулы! - с облегчением подумал Рибас.
Чуть поодаль от де Рибаса стоял его единомышленник и последний из четырёх нынешних «солдат» Её Величества - Франц де Волан, инженер, гений-первостроитель Одессы и её порта. Как будто уловив мысли друга и явно пытаясь скрыть глубокую тоску, он произнёс:
- А славно мы тогда поработали с тобой, друг Рибас?
Вопрос повис в воздухе. Оба понимали, что подходит конец очередному светлому периоду их стояния.
Хотя… Всё это уже было.
Сто с лишком лет тому назад они лежали здесь же, на земле. Четыре верных солдата её Величества и она сама. Может быть, единожды казнённая, снятая с пьедестала, она представлялась почтеннейшей публике всё ещё живой и сильной, может, те просто куражились, но её ещё и обезглавили. Город приговорил своих родителей. Голову Екатерины и фигуры сподвижников поместили в музей.
А в следующем веке, двадцать первом, случилось чудо. Императрица вернулась на площадь вместе с верными друзьями. Новая, сильная и прежняя одновременно. Стоять бы да стоять, присматривая за своим дитяти ещё хотя бы лет пятьсот…
Но что стало с Городом? Царице своей, Екатерине Алексеевне, на голову джутовый мешок надевать! Простила тогда, как прощают неразумных детей. А зря. И краской поливали, и вот, на днях, опять мешок (теперь красный) на голову водрузили, петлю через руку перекинули.
Императрица вздохнула так глубоко, что, казалось, пошевелилась бронзовая грудь. Слишком много обиды. Теперь вот, забор деревянный строят. Похоже, следующая плаха на подходе. Хватит!
- А что, братцы, - обратилась она к спутникам почти весело, - не простим дитя своё неверное?
- Не простим, Государыня! – услышала дружное снизу.
- Да будет так! – уже тише произнесла она.
Начинался ещё один серый день. Какой из них будет последним? Екатерина чувствовала, как влажный ветер омывает разгорячённое думами чело и точно знала, что её высочайшим повелением у Города совсем скоро начнётся новая история. За неоднократное поругание он будет наказан. Но потом раскается и государыня снова встанет на площади, сжимая в руке рескрипт и чувствуя под ногой очередное вражье знамя. И, по крайней мере, ещё тысячу лет будет смотреть вдаль, охраняя свои земли. Русские земли.
