Есть истории, которые впечатываются в память намертво: не забыть, не отмахнуться. И не только оставляют след, заставляют по-другому смотреть на вещи..
Так со мной и случилось. Более 25 лет назад. Но помню. И не забуду.
В больницу положили. На обследование. Сколько там было надо, чтобы собрать у человека все анализы? Не поверите - три недели. Это вам не ОМС! Последние осколки советской медицины! Когда твою судьбу решал врач, а не страховая компания.
Но это не суть. А суть? Произошло сие зимой, под самый Новый Год. А что это значит? А то! Зимой в больницах всегда был карантин!
Да какой! Легче было за кордон пешком проникнуть, чем прошмыгнуить мимо бдительных нянечек. Церберши! Сциллы! Харибды. Уговривать бесполезно! Хоть передачи под двери пропихивай, как в анекдоте.
Но в каждой ситуации есть своё" но". И даже "но-но!". Мне было 17, молодой растущий, вечно жрущий организм. И обучался сей организм в медучилище. То бишь не трожь, свои!
Вот так я и проходила мимо нянечек к маме за доппайком. Бедная голодная девочка-медичка. Добрые тётки вздыхали сочувственно. Кто, как не они, знал, как кормят в больнице. То мало, то есть невозможно.
В соседнем крыле располагались мужские отделения.Кардиология, нефрология, эндокринология. Мужчины вяло заигрывали с медсестричками, активно строили глазки молоденьким пациенткам. В перерывах между лечением бодро пили и курили.. В общем, жизнь кипела даже в больничных палатах.
В тот день мама пришла вечером. Привычно кивнув медсестре, я стрелой полетела на первый этаж. Соскучилась. Да и вкусненького хотелось.
Не успела войти, как услышала перебранку
- Не положено!
Я к Андрею Петровичу!
- Карантин у нас!
Я! К Андрею! Петровичу! Что не ясно?
Женский голос был устал и прокурен. Мужской поражал сложными обертонами снисходительного барства: дескать, ладно, так и быть,удостою. По-другому всё равно ведь не получится.
Андрей Петрович был не просто пациент. Он был пациент-депутат. Со всеми вытекающими. В смысле, не из Андрея Петровича, я про преференции; повышенное внимание персонала, лучшая палата . Андрей Петрович это был .. Андрей Петрович.
Нянечка устала от перепалки. Ещё бы! Целый день на ногах! С неизменными шваброй и тряпкой. Запах хлорки въелся в одежду и волосы. Она была молоденькая рыхлая и какая-то жизнью побитая, что ли. Запах вчерашнего перегара перебивал хлорку. Под глазом переливался давнишний синяк.
Визитёр оказался мужчиной лет тридцати. В хорошем костюме, недешёвой дублёнке, кожаной обуви. Выглядел умеренно ухоженно. Так бывает, когда уже давно не беден. Но ещё прочно не богат.
- Всё, надоело. Дай пройти!
- Ну не могу, не положено. Нянечка устало плюхнулась на порядком потёртую кушетку.
- Слушай, милочка, а может тебе второй глаз подбить,а? Для симметрии? Голос мужчины из барственного стал злобно- брезгливым.
Я замерла. В семнадцать лет всегда веришь в лучшее. И уж то, что мужчина так, походя, может ударить женщину,в голову не приходит.
Но зацепило не это. Тот холуй просто не видел в молоденькой, битой жизнью женщине. ЧЕЛОВЕКА. Досадная помеха. Мусор. Пройти и забыть. Ударить и не вспомнить.
Кровь бросилась в голову. Звенящим от ярости голосом практически выкрикнула:
- Здесь никто никого бить не будет! Я схожу в мужское отделения, скажу, что вы пришли!
Лёгкий интерес зажёгся в тёмных. слегка мутных глазах. Мне милостиво кивнули. Наскоро поцеловала маму, сгребла продукты и помчалась в мужское отделение. Меня трясло.
Потряхивает и сейчас, когда вспоминаю. Как , наверное, страшно, когда в душе умирает человек. А ты этого даже не замечаешь.
Господи, дай нам остаться людьми, что бы не случилось.
Всем добра!
