В 1923 году Георгий Иванов написал такое стихотворение:
Январский день. На берегу Невы
Несётся ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы!
Ахматова, Паллада, Саломея?
Все, кто блистал в тринадцатом году —
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате, в Павловске иль Царском,
Пройдёт другая дама в соболях,
Другой влюблённый в ментике гусарском...
Но Всеволода Князева они
Не вспомнят в дорогой ему тени.
Георгий Иванов как бы вздыхает о прошедших годах, где остались петербургская богема, «Бродячая собака», молодость, в конце концов. Но кто все эти люди?
Олечка Судейкина или вернее Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина — актриса и танцовщица по профессии. Судейкиной она стала после того, как вышла замуж за художника Сергея Судейкина. С ним связана любовная драма Михаила Кузмина, который был в него влюблён, а Судейкин отвечал взаимностью. Однако через некоторое время объявил, что женится и сделал вид, будто ничего не было. Судейкина, по крайней мере, поначалу не знала об их связи и вполне благосклонно относилась к Кузмину, звала его в гости на семейный ужин.
С Судейкиным прожила она восемь лет и развелась. За время этого короткого брака произошла ещё одна драма с участием Кузмина. В этот раз он влюбился в мальчика Всеволода Князева — драгунского офицера и начинающего поэта. Одновременно с ним закрутила роман Глебова-Судейкина (уж не знаю, назло Кузмину или так совпало). Князев застрелился, после чего в его смерти обвиняли и Кузмина, и Глебову, хотя, по факту, ни тот, ни другая не были истиной причиной самоубийства.
Ольга Глебова-Судейкина была лучшей подругой Анны Ахматовой и некоторое время жила с ней. Не берусь точно судить о характере их отношений, но не исключается романтическая связь.
Паллада Олимповна Богданова-Бельская (урождённая Старынкевич) — светская львица, собиравшая у себя петербургскую богему и часто посещавшая «Бродячую собаку». Модно стриженная и в мехах сводила с ума всех и каждого. Из-за неё застрелились как минимум двое мужчин. Она же познакомила Кузмина с Князевым, причём последний пытался волочиться за ней. Встречалась с Леонидом Каннегисером. Четыре раза была замужем, но в 1935 году овдовела и с тех пор жила с сыном, а потом с его семьёй (умерла в 1968 году). По профессии была актрисой (закончила драматическую школу), но знаменитой так и не стала. Писала стихи, но больше пародии на Кузмина и Ахматову.
Пусть никто не видит, как надену шляпу,
Как пред зеркалом закутаюсь в меха.
И, пожав котёнку «Принцу» нежно лапу,
Выйду на Фонтанку встретить жениха.
Пусть никто не видит, как прожду напрасно,
Как я буду мёрзнуть в шёлковом манто,
Как из глаз моих польются слёзы страстно
В миг, когда с другой проедет он в ландо.
Пусть никто не слышит, как вода в Фонтанке
Вдруг плеснёт привычно, задрожав слегка.
Только станет грустно маленькой служанке
Ждать меня напрасно дома до утра.
1914
Саломея Николаевна Андроникова — ещё одна светская львица Серебряного века грузинского происхождения (фамилия при рождении — Андроникашвили). Посещала «Бродячую собаку» и, соответственно, была знакома если не со всеми, то с многими поэтами и писателями Серебряного века. Как и Бельская, собирала у себя богему Петербурга, при этом не была ни писательницей, ни поэтессой. Красота и талант вести интересную беседу объединяли вокруг Андрониковой художников, писателей, композиторов, поэтов. В 1917 году она эмигрировала и больше в Россию не вернулась. Занималась благотворительностью, поддерживала писателей и поэтов как меценат.
Дружила с Анной Ахматовой, а влюблённый в неё Осип Мандельштам посвятил ей стихотворение «Соломинка» (прозвище Андрониковой).
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне
И ждёшь, бессонная, чтоб, важен и высок,
Спокойной тяжестью, — что может быть печальней.—
На веки чуткие спустился потолок,
Соломка звонкая, соломинка сухая,
Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нет, соломинка скорей.
В часы бессонницы предметы тяжелее,
Как будто меньше их — такая тишина,
Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,
И в круглом омуте кровать отражена.
Нет, не соломинка в торжественном атласе,
В огромной комнате, над чёрною Невой,
Двенадцать месяцев поют о смертном часе,
Струится в воздухе лёд бледно-голубой.
Декабрь торжественный струит своё дыханье,
Как будто в комнате тяжёлая Нева.
Нет, не соломинка, Лигейя, умиранье, —
Я научился вам, блаженные слова.
