Итак, назначив Чайковскому ежемесячное выплаты, Надежда Филаретовна придумала, как смягчить неловкость ситуации для обожаемого человека: она возвела их отношения на тот уровень, где нет места никаким счётам, как бывает между любящими и очень близкими людьми: "ведь мы почти один и тот же человек".
Как ни идеалистична была такая формулировка, Чайковскому не оставалось ничего другого, как ей соответствовать.
_______________________________________________________________________________
Это продолжение истории отношений Надежды фон Мекк и Чайковского. Начало ➡ 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть.
_______________________________________________________________________________
"Какой же хороший человек эта Филаретовна!"
Поначалу для него это не составляло труда. Он был очень сильно воодушевлён тем, что в его жизнь, как добрая фея, как само провидение вошла эта женщина, и искренне восхищался её великодушием, тактом и умом. После того, как она своей поддержкой и финансовой помощью вытащила его из тяжелейшего личностного кризиса, связанного с женитьбой, он чтил её как свою спасительницу и из чувства огромной благодарности готов был отдать ей всё.
Это «всё» включало в себя прежде всего самого себя. Чайковский с радостью дал Надежде Филаретовне то, чего она так страстно желала. Он открывал ей душу, делился настроением, подробнейшим образом описывал каждое событие каждого дня, рассказывал о людях, с которыми встречался, посылал ей фотографии всех членов своей большой семьи с подробными характеристиками, разъяснял свои взгляды на политику, религию, искусство и литературу, давал полные отчёты о том, что и как он сейчас сочиняет.
Он посвящал ей свои композиции, дарил рукописи, писал в два раза чаще, чем она ему, вкладывал в письма засушенные цветочки, проявлял интерес к её проблемам, выражал понимание и участие.
В переписке с ней он поддерживал тот тон особой нежной любовной экзальтации, который установила Надежда Филаретовна с самого первого письма. Вот типичные фразы из его писем:
«…Ежеминутно думаю я о Вас и всеми силами горячо любящего сердца призываю на Вас всякие благословения.»
«Вы тот человек, которого я люблю всеми силами души … нет ни одной минуты моей жизни, в которой Вы не были бы всегда со мной.»
«Каждая нота, которая отныне выльется из-под моего пера, будет посвящена Вам!»
Нельзя сказать, что с его стороны всё это было только формой компенсации за бесконечную щедрость Надежды Филаретовны. Чайковскому тоже было дорого и необходимо это общение. Оно давало ему возможность погреться в атмосфере безусловного обожания, поговорить с умным и интересным собеседником, высказаться о важных вещах, поделиться дорогими для себя переживаниями – в том числе, творческими.
Никому и никогда он не рассказывал о себе и своей музыке столько просто потому, что никто и никогда его об этом не спрашивал. Надежда Филаретовна задавала ему те вопросы, на которые ему интересно было отвечать, она была лучшим собеседником из всех его адресатов.
«Именно Вам мне необыкновенно приятно говорить о подробностях сочинительского процесса, ибо в Вас я нашел душу, которая наиболее чутко отзывается на мою музыку. Никогда и никто … не радовал меня так, как Вы, своим сочувствием. А если б Вы знали, как это сочувствие ценно для меня и как мало я избалован им!»
Мы никогда так и не узнали бы очень многих важных вещей о личности Чайковского (причём, её лучшей стороне) и его творческом процессе, если бы не эти письма.
Pro et Contra
Но всё-таки эта близость ощущалась Чайковским как вынужденная. Тем более, что они вовсе не были, как казалось Надежде Филаретовне, «одним и тем же человеком». При многих совпадениях во взглядах на мир (особенно они сходились в мизантропии и в любви к музыке), Надежда Филаретовна и Чайковский были совершенно разными людьми.
Он любил ландыши, а она деревья. Он боготворил Моцарта и Пушкина, а она считала их пустыми людьми, зато обожала Некрасова, Писарева и Чернышевского. Он любил Рафаэля, а она его терпеть не могла. Он был верующим человеком и чтил православие, а она отвергала религию в принципе. Он легко загорался людьми, а она не ждала от них ничего, кроме вреда. Она была сильной и властной натурой, снимавшей свои доспехи только перед Чайковским и младшими детьми, а он вообще не умел говорить «нет».
Кроме того, для каждого из них эти отношения значили разное.
Для Надежды Филаретовны, исключившей для себя все светские контакты и замкнутой в пределах семьи, дружба с Чайковским была единственной отдушиной в жизни, наполненной тяжёлыми прозаическими заботами, связанными, в первую очередь, с бизнесом.
Для Чайковского же Надежда Филаретовна не значилась в списке жизненно необходимого, если не считать её денег. Она занимала место важной, но не главной персоны в его жизни, в которой были другие приоритеты – творчество, карьера. А для задушевного и близкого общения – горячо любимые младшие братья-близнецы Модест и Анатолий, фактически его альтер-эго, с которыми он чувствовал себя гораздо свободнее, чем со своей покровительницей.
Поэтому ему приходилось иногда искусственно поддерживать заданный ею образ общения «самых близких на свете людей» и мучительно подыскивать всё новые формулы выражения своей благодарности за её благодеяния. Это создавало некоторое напряжение.
Материальное и виртуальное
Как ни старалась Надежда Филаретовна вынести за скобки денежный вопрос и придать их отношениям высокодуховные формы (а Чайковский ей, как мог, помогал в этом), банковские чеки портили эту идеальную картину. Деньги одновременно питали и отравляли это общение.
«К сожалению, нужно сознаться, что отношения наши ненормальны, и что от времени до времени ненормальность эта сказывается», - писал Чайковский брату.
Эта ненормальность заставляла и Чайковского, и его благодетельницу скрывать их отношения от окружающих. Она, вероятно, не хотела выставлять на показ личный оттенок своей благотворительности, а он испытывал неловкость от того, что живёт на деньги богатой женщины, как бы это ни называлось. То, что она платила, а он брал, делало их позиции неравными, и он постоянно опасался, что рано или поздно она использует своё преимущество, наступив на его свободу.
При этом, несмотря на то, что Чайковский и Надежда Филаретовна поверяли друг другу самое сокровенное, переписываясь годами, они фактически не знали друг друга. Виртуальное общение лишало их того объёмного и непосредственного понимания собеседника, которое даёт взгляд, выражение лица, интонация речи и тепло руки. Каждый из них видел в своём воображении не живого полнокровного человека, а фантом, созданный собственным воображением из слов, написанных на бумаге.
Эпистолярный жанр, к тому же, добавлял к этому свои специфические подводные рифы. Чайковский писал об этом в своём дневнике абсолютно откровенно:
"Мне кажется, что письма никогда не бывают вполне искренни. Сужу по крайней мере по себе. К кому-бы, и для чего-бы я ни писал, я всегда забочусь о том какое впечатление произведет письмо и не только на корреспондента, а и на какого нибудь случайного читателя. Следовательно я рисуюсь. Иногда я стараюсь, чтобы тон письма был простой и искренний, т. е, чтобы так казалось. Но кроме писем, написанных в минуты аффекта, никогда в письме я не бываю сам собой".
Вся эта сложная схема, построенная на деньгах и иллюзиях, рано или поздно должна была рухнуть.
Долгий путь к концу
Как бы там ни было, пока Надежда Филаретовна выплачивала свои шесть тысяч рублей в год, эти «ненормальные» отношения продолжались. Почти четырнадцать лет длилась эта переписка – с 1876 по 1890 год. Это означало, что они прожили вместе целую жизнь.
Если в первых письмах Надежда Филаретовна рассказывала о проделках своей четырёхлетней любимицы Милочки, то в последних она делилась своими обидами на её мужа. За это время осуществилась её мечта породниться с Чайковским, и у них даже родились общие внуки - дети от брака его племянницы Ани Давыдовой и Коли фон Мекк (сына Надежды Филаретовны).
Все эти четырнадцать лет они так и не выходили из рамок виртуального общения - и только один раз, случайно столкнулись лицом к лицу. Им пришлось поздороваться, и для обоих это был очень неловкий момент.
За эти годы жизнь Надежды Филаретовны медленно, но верно шла по нисходящей.
Окончание этой истории здесь 👇
Первые четыре части здесь:
Моя книга 👇
"50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки" (издательство АСТ)