Наталья Владимировна заметила, что глаза дочери, испуганные снаружи, изменились, будто стали отсутствующими, отгородились от этого мира изнутри. Казалось, они видели совсем другое.
Вика обернулась на тепло, касающееся светом ее головы и плеч. Густой грохочущий голос раздался совсем рядом.
– Согласна ли ты взять в мужья того, чье имя нельзя произносить вслух?
– В мужья? – Вику бросило в холод, а пот, выступивший на спине и под мышками, моментально стал ледяным.
Такого голоса Вика ни разу не слышала, но поняла, что он исходит не от человека.
Девушка искала глазами бабу Настю, маму, хоть кого-нибудь, кто бы мог объяснить, что сейчас происходит, но видела только темноту, длинные тени, медленно ползущие по окаменелым стенам и столп пламени, свет от которого растекался то ближе, то дальше.
Вика понимала, что находится за пределами мира, который знает, и все здесь таит опасность. Ей хотелось кричать и плакать.
Внезапный щелчок языка вывел девушку из ступора. Так же щелкала языком Варька, когда выходила из ее квартиры недавно.
«Неужели она?» – догадка обожгла лицо, и Вика непроизвольно начала креститься.
– Не утруждайся, только ветер разгонишь, – смерила презрительным взглядом Варька Вику.
– Что тебе нужно? Можешь забрать Бориса себе, – страх и чувство вины прикоснулись холодными пальцами к Викиным лопаткам.
– Могу забрать? – Варька расхохоталась, и глаза ее сузились как щелки. – Ты все еще не поняла, с кем связалась, глупая.
Вика переступала с ноги на ногу. Снизу поднимался жар, и пяткам становилось слишком горячо. Если бы она верила в ад, то подумала бы, что сейчас как раз стоит на его крыше и точно туда провалится.
– Варя, я прошу, отпусти меня. Я клянусь, что больше никогда не подойду к Борису и …
– Конечно, не подойдешь. И я не подойду. Бабка Анисья успела подпортить душку мужика. Теперь от него ни детей, ни любви не нужно.
– Но она же не довела обряд до конца, – Вика переступала все чаще.
– И что с того? Самое главное она испортила. Теперь его душа заляпана ее белыми следами, хоть и слабыми. Не отмыть. Мне такая душка не нужна. Думаешь легко найти подходящего отца своим детям с душой, которой ни разу белые, ни темные не коснулись?
– Я ничего не понимаю в этом, – опустила голову Вику, пряча глаза, наполненные слезами.
– Мне все равно. Ты кашу заварила, тебе и отвечать. Теперь выйдешь замуж за того, за кого я скажу. И будешь с ним до конца дней своих.
– Но все мужчины рядом со мной погибнут! – вспомнила рассказ бабы Насти Вика, и огонек надежды блеснул в ее глазах.
– Если они люди, – хихикнула Варька.
– А ты хочешь, чтобы я вышла за…? – пот градом лился с Викиного лба и шеи.
На стене слева блеснули глаза зверя и уставились на Вику. Они сверлили тело девушки так, что она физически чувствовала боль от взгляда.
– Господи, помоги, Господи, помоги, Господи, помоги, – шептала Вика, пытаясь не слышать звуки, вселяющие кошмар.
Неожиданно раздался звук сухих веток в костре. Воздух стал гуще, завибрировал. Стены поплыли у Вики пред глазами, меняя свои границы, а потом и вовсе пропали.
Щелканье Варькиного языка стало глуше и слилось с тишиной.
Вика увидела перед собой поле, покрытое утренней росой, а на нем цепочку четких человеческих следов. Девушка, не раздумывая сделала шаг вперед, и прохладная влага приятно охладила ее ноги. Вика почему-то знала, что надо идти след в след. Идти и не останавливаться. Она вдыхала новый воздух, и вкус его оседал на губах сладким ароматом. Вокруг царило спокойствие, которое пропитывало собой Викины пятки, кисти, шею, глаза, волосы.
Девушке казалось, что вот-вот и она увидит Его. Того, кто создал этот мир, и бабу Настю, и Анисью, и даже Варьку, и она Вика является его маленькой частичкой, совсем крохотной, которой он никогда не причинит вреда.
Громкий вопрос, короткий и точный остановил Вику посередине поля.
– Ты принимаешь в себя силу великую, нераздельную, во имя всего существующего на этой земле и за ее пределами?
Мягкий елейный голос сразу приковал к себе внимание.
– Да, да, – без тени сомнений быстро ответила Вика, вспоминая Варькин хохот, и горячие пятки.
Елейный голос продолжил:
– Да будет так, как сказано.
Случится так, как обещано.
Душою с тобой мы связаны,
В светлой и темной вечности.
Будет служить рука твоя Свету, совершая благо и не желая зла.
Будет обращаться сердце твое к Тьме там, где Свет бессилен, и не желать зла.
Будут глаза твои видеть жизнь и то, что за ней, и не желать зла.
Будет твой рот говорить то, что неведомо другим, и не желать зла.
Издалека раздался Варькин щелчок языка и тут же утонул в росе под ногами Вики. Поле и следы, по которым она шла - пропали. Вика на мгновение зависла над бесконечностью, а потом вздрогнула и обмякла, как после сильного толчка.
Каждой клеткой своего тела теперь она чувствовала связь с этим полем, с каждой росинкой, с каждым следом. Елейный голос что-то продолжал говорить о Боге, о ведьмах, о силах, о тайне жизни и смерти, и постепенно становился приглушенным жужжанием на фоне звенящей тишины. Казалось, в мире больше нет никаких других звуков, кроме этого. Вика увидела себя со стороны – красивую, юную, с чистой кожей.
Резкий поток тягучего воздуха подхватил Вику. Внезапно левая нога ушла вниз и девушка увидела мать и бабу Настю.
– Анисья, – на полу появилась серебристая полоска света, и Вика протянула руку к матери, еле удержавшись на ногах.
Та тут же догадалась, о чем просит дочь, и достала книгу.
Сама не понимая как это происходит, Вика нашла нужную страницу и начала читать молитву. Чем больше Вика читала, тем шире становилась серебристая полоска света на темном полу.
Баба Настя сидела на стуле, засунув руки между колен, покачиваясь и наклонив голову, как человек, который молится.
Вика читала совершенно незнакомые слова и сразу понимала, о чем они. Видела, как звуки разлетаются тонкими легкими пушинками, а потом оседают на серебристую полоску.
Анисья мелькнула над этой полоской легко и быстро, приковав взгляды всех троих. Сейчас она выглядела моложе, чем до смерти, и как-то картинно, будто это не она сама, а нарисованный портрет. В глазах ее читалась благодарность и радость.
– Надо же, никогда не видела сестру такой счастливой, – изумленно прошептала баба Настя, разглядывая Аниьсю.
Та обвела взглядом, будто прощаясь, Вику, бабу Настю, Наталью Владимировну, свои развешенные пакеты с травами, стол и зеркало. Стул качнулся и замер на одной ножке. Анисья улыбнулась в ответ, и легким дымком растворилась в серебристой полоске света, оставив в своем доме чувство облегчения и радости.
С этой минуты у каждого из присутствующих начиналась новая жизнь.
