От сонма воспоминаний Клариссу Олеговну отвлёк резкий стук в дверь, а потом и взлохмаченная голова Костика, появившаяся в открывшемся проёме:
- Там это, такси приехало с новенькой тётей.
В воротах действительно раздавался мелодичный звук колокольчика, по дорожке между розовых кустов шустро семенила Полина, кинувшаяся открывать калитку.
Через минуту во двор энергичным шагом вошла женщина высокого роста. Сухопарая, с поджатыми губами и непроницаемым взглядом из-под приподнятой вуали. Десятилетний опыт работы с жильцами приюта уже давно научил Клариссу Олеговну мудрости: «То, что написано у человека на лице, вовсе может не соответствовать его внутреннему состоянию».
- Не баба, а кремень какой-то, – шепнула шефу на ухо вездесущая Поля.
Кларисса оглядела внимательным взглядом вновь прибывшую особу. Рост под два метра, одета в камерном классическом стиле: строгий костюм, рубашка с жабо, сколотая у горла изящной брошью, чёрная шляпка с полями и кружевной вуалью, совсем нестарческие туфли на каблуках с немного старомодными перепонками.
"Какой там кремень", - подумала хозяйка пансионата.
В глазах новенькой плескалась такая тоска и боль, как будто она не в дом престарелых прибыла, а у подножия эшафота, ведущего на казнь, на мгновение замерла.
- Ну что вы застыли, как изваяния, леди и джентльмены? – обратилась женщина к Костику, Клариссе Олеговне и Полине, стоящим перед ней. – Кто-нибудь занесёт в дом мой багаж, или мне это сделать самой?
Мигом опомнившийся, разинувший было рот Костик принял из рук шофёра два увесистых чемодана и лихо потащил их на второй этаж, где уже была подготовлена комната для Аделаиды Альбертовны. Ада опустила на лицо вуаль и сделала пару шагов в сторону крыльца, следом за пришедшим на помощь «носильщиком». И тут в их немного нелепой компании появился новый персонаж – Иван Иванович, подмоги от коего в подобных ситуациях всегда так ждала Кларисса.
Приземистый, розовощёкий, полноватый мужчина с глазами, лучащимися добротой, обошёл со всех сторон незнакомку и тут же выдал:
- Мадам, я хотел бы быть птичкой, порхающей под вашей шляпкой, мы тут с вами такую коллаборацию замутим, что все просто выпадут в осадок.
От такой дерзости Аделаида Альбертовна, привыкшая к самому почтительному обращению со стороны коллег, в первый миг ошалела. А смешливый шалунишка между тем продолжил:
- А ты-то, наша «вкусная» Поля, что тут прохлаждаешься? Ей завтрак домочадцам скоро подавать, блины небось еще не все допекла, а байбаки уже бьёт.
Иван Иванович хотел уже дальше провоцировать Аду, но та опомнилась быстро и процедила ледяным тоном:
- Если кто-то здесь думает, что я могу быть выбрана на роль всеобщего посмешища, то он жестоко ошибается. А вы, сударь, извольте впредь не приближаться ко мне ближе, чем на два метра. Надеюсь, что все меня услышали.
***
Дама гордо прошествовала мимо встречающей её делегации и поднялась в комнату No 23, отведенную ей в этом странном «богоугодном» доме.
- Ох, боюсь, наш добрый ангел Иван Иванович, не по плечу тебе этот крепкий орешек, – промолвила Кларисса Олеговна.
- Ну, это мы еще посмотрим, – ответствовал ей неунывающий обитатель «Пепла увядающей розы» и поспешил на завтрак. Готовила Поля – пальчики оближешь, какой же дурак захочет пропустить её утренние кулинарные шедевры.
Аделаида Альбертовна и не подумала спускаться на завтрак в столовую на первом этаже. Решила пока освоиться и осмотреть своё новое пристанище. Светлая просторная комната имела два современных окна с чисто вымытыми стеклами. Напротив двуспальной кровати с горкой пышных подушек висел плазменный телевизор с довольно большим экраном. Обстановку в комнате дополняли двустворчатый шкаф с полками и отделением для вешалок, комод с тремя вместительными ящиками, журнальный столик с креслом под симпатичным оранжевым абажуром. Прямо из импровизированного «номера» открывалась дверь в небольшую ванную комнату с душевой кабиной, унитазом и начищенным до блеска белым умывальником с рядом косметики на полочке.
Из «штучек» декора: живые цветы на подоконнике с миленькой занавесочкой, пара приличных картин на стенах с видами Парижа, которые Ада сразу узнала, и подписью автора – Мишель Лурье. С потолка свисал очаровательный светильник, стилизованный под начинающий раскрываться бутон розы. Мягкие оттенки пастели и цвета «пепел розы» делали помещение изысканным, если не сказать роскошным.
"Умеет Димка заведения приличные выбирать", – подумала Ада о сыне.
И всё же всё это - красивая тюрьма, из которой её когда-нибудь понесут в последний путь на кладбище. Конец яркой жизни, крах всем её достижениям. Вот он, финал – одинокая, неприкаянная старушенция, как оказалось, совершенно никому не нужная на всём белом свете.
***
Пока обитатели пансионата с огромным удовольствием отдавали должное Полиной стряпне, Кларисса Олеговна вернулась в свой кабинет и еще раз перечитала данные об Аделаиде Альбертовне. Возраст – восемьдесят семь лет. Профессия – настройщик музыкальных инструментов. Есть сын шестидесяти лет, живущий с женой и тремя детьми в Канаде уже многие годы. Он, кстати, и оплатил пребывание матери в их обители, наотрез отказавшись от того, чтобы Кларисса обратилась в один из помогающих заведению благотворительных фондов.
"Ого-го-го, выглядит куда моложе", – подумалось директрисе. Явно избалована деньгами, путешествиями по миру со знаменитыми оркестрами, влиятельными знакомствами.
Как получилось, что такая замечательная женщина осталась совсем одна? Выходит, от лихой участи одиночки не спасают ни материальные возможности, ни связи?
А в это время Иван Иванович, не сумевший сегодня принять как следует новенькую в пансионате, бродил после завтрака по розарию. В одной из удаленных беседок, кто-то, как ему показалось, жалобно скулил.
"Опять котят подбросили", – подумал Иван и пошел разбираться с проблемой. Но на лавочке в беседке тихо сидела и комкала в руках носовой платок Ада. Плакала она почти беззвучно, но так горько, что даже видавшему виды Ивану Ивановичу стало не по себе.
Он решительно обошел очередную розовую плантацию и шагнул в беседку. Из головы улетучились все его любимчики - новомодные слова из молодёжного сленга, которыми он так любил козырнуть. Запинаясь от волнения, он произнёс:
- Ну что вы, милая, жизнь у нас – совсем не катастрофа, вы привыкнете. Я сам адаптировался почти полгода, пока перестал просыпаться в страхе: «Куда это я попал?»
Дальше, не давая Аде сказать в ответ ни слова, он сам не зная почему, торопливо, сбивчиво стал рассказывать совсем незнакомой женщине всю свою жизнь.
- Я вот на этом свете один-одинёшенек. Жена в молодости умерла, от онкологии. Сын в тайге без вести пропал. Он геологом был. Ушёл один, чтобы проверить догадку о ближайших залежах руды – и не вернулся. Месяц спустя его железный жетон с ФИО, номером группы, группой крови в испражнениях медведя нашли. И что мне теперь думать? Ведь тело так и не найдено: может, жив, а память потерял, может, покалечен и где-то судьбу мыкает в больничке дальней.
Аделаида Альбертовна поймала себя на мысли, что внимательно слушает собеседника. А тот лихорадочно продолжал:
- По профессии я строитель, специалист по возведению мостов. Всю трудовую жизнь по стране колесил: сложная конструкция – значит, мне поручали. Вот сын таким же любителем странствий и вырос, я его с малого на каникулах в экспедиции с собой брал. Жена дома одна оставалась горемычная, может быть, поэтому от частой тоски и болезни сдалась без боя.
Сынишка после её смерти как с катушек слетел, всё по дальним местам душу лечил, пока совсем не сгинул. Мне недавно восемьдесят девять лет стукнуло, дома сам себе и каши сварить уже не мог, вот меня ребята-друзья сюда по знакомству и устроили. Пенсия у меня солидная, всю Клариссе Олеговне на расходы отдаю. Так знаете, я здесь даже ожил, снова «в бой» на амбразуры готов.
Аде вдруг тоже захотелось открыть душу этому симпатичному толстяку:
- «Камертоном» меня коллеги прозвали за абсолютный, совершенный, божественный музыкальный слух. За медными трубами славы жизни вокруг не видела, всё по гастролям по всем континентам шаталась с именитыми оркестрами. Бывало, только позовут:
- Адочка, без вас ну никак не звучат наши рояли и скрипки, а я таю, еще бы, опять окажусь в Ла Скала в Милане, в Гарнье в Париже, в оперных театрах Сиднея и Вены, в Королевском оперном театре Лондона. Да и наш Большой театр и Мариинка ничуть не хуже всех этих заграничных «монстров идеальных звуков».
Она помолчала.
- За всеми этими фанфарами было не до личной жизни. Шестьдесят лет назад в спешке родила сына от одного женатого дирижёра и почти сразу спихнула его своим старикам. Вырастили мальчишку, воспитали на славу, только вот еще студентом поехал он по обмену в США, там влюбился в местную жительницу и отправился с ней потом по распределению в Канаду, где благополучно закрепился навсегда.
Она тут же вспомнила, как «любила» сына по телефону. Вежливые звонки на праздники и день рождения, а потом и ежемесячные денежные транши. Её Димка, слава Богу, не был ни жаден, ни эгоистичен. Что матери помочь на старости лет надо – понимал, только чувств к ней никогда никаких не испытывал, кроме равнодушного почтения.
- Свой уникальный слух я потеряла в одночасье. Принимала душ, и в ухо попал избыток воды. Воспаление, температура, музыкальная глухота. Мой телефон перестал звонить очень скоро, никому больше был не нужен «сбитый лётчик», ставший помехой на концертах и гастролях.
***
К великому удивлению персонала пансионата, через два часа Иван Иванович и Аделаида Альбертовна вышли из беседки рука об руку. Полина, яростная поклонница старого немого кинематографа, тут же вынесла свой вердикт:
- Вы только поглядите, как комично они выглядят, чисто Пат и Паташон.
Остальные её насмешки не поддержали, но прозвище к парочке приклеилось намертво.
А им как будто с тех пор стало на всех наплевать. Завязалась такая тёплая дружба, что водой не разольёшь. Эти двое прекрасно понимали, что их жизнь не вечна, поэтому не хотели терять ни единой секунды. «Любви все возрасты покорны» - это не про них. Их история иная – впервые в жизни каждому встретилась такая родная, такая родственная душа, что ближе и не надо, да, наверное, и не бывает.
Междусобойчики по шахматам и нардам, сто первый просмотр фильма «Покровские ворота» о Москве пятидесятых годов, втихаря позаимствованная у Полины в шкафчике вишневая наливка «для торжеств», выпитая в беседке на улице в честь хорошей погоды. Иногда по вечерам Аделаида Альбертовна баловала маленькими концертами всю публику пансионата, на пианино она играла божественно. Единственное, что по-прежнему категорически не одобряла Пат, это были «буффонады» Паташона, коими он пытался привести в чувства тех, кто впадал в заведении в тоску, грустил и плакал по родным.
- Ванечка, вы право, как шут гороховый, – сердилась она и обиженно надувала губы, правда, совсем ненадолго, скоро опять сменяя гнев на милость.
Кларисса задумчиво смотрела в окно, где Пат и Паташон гуляли по первому пушистому, белому снежку и думала о том, что неисповедимы пути Господни. Кто, где и когда единственного сердечного друга встретит – разве узнаешь заранее.
***
Паташон ушёл тихо, на рассвете одного из предновогодних дней. Зашедшая к нему утром Ада застала уже почти окоченевшего друга, сжимающего в руках тот самый жетон – последнюю память от сына. Ни слез, ни крика, ни жалоб. Она тихо прошла в кабинет Клариссы Олеговны и сообщила ей о том, что случилось. А та лишь потерянно сказала ей в ответ:
- Сегодня у нас опять новенькая, как без Ивана-то будем?
Серьёзный, иногда даже слишком строгий Пат, приказала себе тут же: "Ты должна, и ты сделаешь это в память о нём..."
Через час возле калитки жалкую, плачущую, растерянную женщину с узёлком в руках встречала с милой улыбкой Аделаида Альбертовна:
- Ну что вы пригорюнились, голубушка, здесь вас ждут новые друзья и новые открытия. А наша кудесница Полина печёт такие воздушные оладушки с мёдом, с джемом и со сметаной, что язык можно проглотить. Пойдёмте, скорее на завтрак, я вас со всеми познакомлю. Как вас зовут?
- Надя, – тихо ответила женщина в ответ на неожиданную ласку со стороны совершенного чужого ей человека. Она уже и забыла, что такое добрые слова...
---
Елена Рязанцева