Пролог
В Донском краю, среди бескрайних степей, вблизи одной из рощиц, стоит очаровательный домик с мезонином. Уже издали за кирпичным забором цвета жгучей охры видно, что архитектура у постройки смешанная, занятная. Кружевная лепнина снаружи и внутри. Изящные портики, образованные белыми колоннами, контрастируют стилем с окнами, «из которых не дует». Лестницы с деревянными скрипучими ступенями и изящными балясинами устремлены верх. Стены неопределенного цвета: то ли светлый бордо, то ли немного поблёкшая марсала. Крыша яркая, вся из красной черепицы, сияющей бликами на солнце. Тут задумаешься: "Лаком её, что ли специально покрывали?"
Внутрь таинственных хором ведут добротные кованые ворота с огромным почтовым ящиком и медным колокольчиком вместо звонка. За калиткой взору открываются ажурные беседки, выложенные плиткой дорожки, команда лавочек с высокими удобными спинками. Ровно стриженый газон радует по-весеннему сочной травой. По территории гуляет большой лохматый сенбернар – хвостатый охранник угодий. И повсюду на клумбах розы всех оттенков, которые только смогла придумать матушка-природа. Пронзительно-алые, агрессивно-бордовые, нежно-жёлтые, пепельно-розовые, белоснежные аристократки. На лепестках и бутонах блестят капельки росы, тугие изумрудные листья прячут зловредные колючки.
Природа в здешних местах знатная. Водоёмы полноводные, в них даже рыбу промысловых пород поймать можно. Если на небе нет пушистых тучек, оно кажется бездонным. Дурманят голову ароматы свежескошенного разнотравья, смешанные с тонким запахом хвои.
В голове невольно рождаются мысли: "Какой же богач выстроил здесь для утех это загородное имение? Столичный Крез, решивший иногда сбегать подальше от дел в уединенное местечко, или кто-то из областной администрации, приготовивший себе «скромную» дачу для выездов в выходные и праздничные дни?"
Отнюдь. В стенах потрясающе красивого дома располагается «богоугодное заведение» - пансионат для пожилых людей. В народе же как считать принято: если приличный дом для престарелых с фешенебельным сервисом и услужливыми сиделками, то это у них там на Западе только. У нас же все учреждения подобного толка беспросветны и унылы, бедны и обшарпаны.
Любые думки о таком «светлом» будущем каждый стыдливо старается гнать от себя подальше, твёрдо уверовав: я здесь не окажусь НИКОГДА. От одних только мыслей, что сам когда-то в силу обстоятельств можешь очутиться в таком местечке – сразу мороз по коже. Принято считать, что коротать старость в заведении подобного толка – удел неудачников. И мало кто знает, что это далеко не так.
У домика, прячущегося в обрамлении вековых сосен, благоухающего на всю округу терпкими ароматами роз, есть полноправная хозяйка, она же директор, управляющий, главный менеджер и «распорядитель кредитов» – Кларисса Олеговна. Гордится пансионат и сентиментальным названием - «Пепел увядающей розы». Как «докатился» это приют для одиноких сердец до жизни такой – отдельная история.
"Пепел увядающей розы"
Семь утра. За окном особняка уже вовсю разливают трели пернатые вокалисты. Летним утром щедрое солнышко вступает в свои права рано, но на улице еще нет того изнуряющего зноя, который так характерен для августа. Во дворе, разматывая шланг для полива цветов, сосредоточенно сопит Костик.
«Спит мой любимый сказочный домик», - с удовольствием думает строгая начальница, допивая крохотную утреннюю чашечку кофе.
Кларисса Олеговна листает свой толстый «гроссбух» с личными делами подопечных. Сегодня в пансионат должна прибыть новенькая. Как утверждают собранные характеристики, женщина она харАктерная, по нраву суровая. Как пройдёт её адаптация в пока еще чужой среде – одному богу известно. Ох, придётся видно опять просить Ивана Ивановича помочь «укрощению строптивой» леди.
Сладко потянувшись, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы, Кларисса предается воспоминаниям. И первое, что взбрело ей в голову, была её юношеская борьба с ненавистным именем Клара. И как только в голову пришло начинающему учёному и его преданной жене-домохозяйке наделить её этим «каркающим» прозвищем в честь глашатая коммунистических идей Карла Маркса! То ли дело Лариса – воздушно, эфемерно, романтично. Но отец и мать даже слушать не хотели о том, что она хочет назваться по-другому.
Скороговорка сопровождала девушку всю её пока еще недолгую жизнь: "Карл у Клары украл кораллы. Клара у Карла украла кларнет."
Имя в паспорте она сменила намного позже. В память о трагически ушедших родителях оставила первую часть, соединив её с нежными прелестями имени Лариса.
***
Родители девушки были родом из Шолоховских мест. Жили в уединенном хуторке, когда слава автора «Поднятой целины» и «Тихого Дона» еще не гремела по просторам необъятной советской Родины. В семье было всё как надо, как положено: дед и бабка Клариссы обрабатывали землю на полях молодого колхоза, ежедневно отправляясь в бригаду на телеге, запряженной старушкой Зорькой. Сыновья Олег и Михаил прилежно учились в сельской школе.
Дальнейшие их судьбы развивались стремительно.
Уже в школе Олег проявил недюжинные способности к физике и математике, а закончив десятилетку, отправился покорять Москву. В знаменитую «Плешку» поступил играючи. После красного диплома в «Плехановке» попал по распределению в закрытый НИИ, так называемый «почтовый ящик», занимающийся применением редкоземельных металлов в военной промышленности. В двадцать семь лет – кандидатская диссертация, в тридцать три – докторская. Удачная карьера сулила блестящее будущее.
- Какие у тебя золотые руки, родной! – часто твердила Олегу дома жена, когда они сами делали ремонт в их маленькой, но зато уже своей квартирке на Старом Арбате.
- У меня и голова стоумённая, – весело отвечал ей супруг, целуя любимую в макушку.
С Олюшкой молодой учёный познакомился на новогоднем вечере. Разглядел смешливые голубые глаза под маской хитрой лисички. Пленился крепкой и ладной фигуркой под обтягивающим оранжевым платьем в крупный чёрный горох. Добросовестно прогуляв три месяца по морозным московским улицам, Олег и Ольга скоренько расписались в ближайшем районном загсе. Через год на свет появилась Клара. Теперь Олег после работы еще больше торопился домой в их уютную двухкомнатную квартиру в полуподвале, а Ольга хранила и лелеяла бедненький, но всегда тёплый и счастливый домашний очаг.
***
Младший брат Михаил с детства был неординарным «мыслителем» и бунтарём. Благоговел перед Западом - как только удавалось собрать хоть крупицу информации о жизни там, за кордоном, погружался в грёзы о несбыточном мире. Точные науки обходил за версту, зато превосходно рисовал и пел, талантливый самоучка, коего в темечко поцеловал сам Всевышний. Творческая личность – что уж тут попишешь. При первой возможности перебрался к Олегу в столицу, где вёл разгульный, богемный образ жизни. Посещал сборища диссидентов, горячо участвовал в «кухонных» политических дискуссиях.
На Запад сбежал украдкой после десятка «пустых» лет в Москве, воспользовавшись счастливым стечением обстоятельств. Работал он в ту пору художником-оформителем в одном из столичных театров, отвечал за состояние декораций во время гастролей. Несмотря на жесткий контроль со стороны «товарища из органов», сумел ночью спуститься со второго этажа крохотного отеля на окраине Парижа и раствориться в предрассветной мгле. Без гроша в кармане, без сменной пары нижнего белья, без единого знакомства в городе, шагнул в мечту дерзко, без всяких сомнений, не подозревая, во что выльется его поступок для брата-учёного.
***
В тот по-осеннему промозглый вечер дверь в скромное жилище учёного и его верной подруги представители карающих органов открыли ударом сразу нескольких грязных сапог. Выволокли Олега за ворот домашней фланелевой рубахи в центр «залы» с громкими вопросами:
- Говори, паскуда, какие секретные документы с братом ты умудрился передать нашим врагам на Запад?
Олег опешил. В лаборатории, которой он руководил, никаких особых государственных тайн не было. Занимались они исследованиями пород, привезенных с далёкого Севера на предмет наличия в них следов редкоземельных, драгоценных для оборонной промышленности металлов. Все результаты разработок тут же докладывались наверх, а рабочие столы ученых опять наполняли безликие обломки камней и руды. Редкие химические элементы, столь важные для государства, находились не часто, а сами исследования были очень кропотливыми и скрупулёзными.
- Не трогайте его, – кинулась на выручку мужу Ольга и тут же получила сильный удар сапогом в живот. Олег дёрнулся:
- Сволочи! За что? Она ждёт второго малыша!
Но его стенаний никто не слышал. На обоих накинули пальто, висящие тут же рядом в прихожей, и вывели в холодную ночь. Больше Кларисса никогда не видела своих родителей.
На пороге один из служивых людей обернулся:
- А с этой-то что делать? – спросил он у старшего по званию, указав на взъерошенную, похожую на маленького галчонка Клару.
- На её счёт отдельных распоряжений не было. За окном всё-таки уже не тридцать седьмой и даже не пятьдесят третий год. Пусть сама тут выживает, как хочет.
В это же время в Ростовской области арестовали отца Олега и Михаила, расстреляли почти сразу, как «врага народа», воспитавшего сразу двоих изменников Родины. Обезумевшую от горя мать «проштрафившихся» по советским меркам персон определили в закрытое учреждение для душевнобольных. Это и спасло ей жизнь, после известия о судьбе детей она почти перестала узнавать окружающих, погрузившись в свой внутренний мир.
***
Двенадцатилетнюю Клару приютила одинокая соседка Поля. О худенькой девчонке почему-то совсем забыли все власти. Как будто была семья - и ничего от неё не осталось. Выживали трудно, спасала Полина «вкусная» работа. Она служила поваром, и не где-нибудь в простецкой столовой, а в ресторане на шумном Калининском проспекте. Клара вполне прилично окончила школу на «хорошо» и «отлично», устроилась на работу всё в тот же Полин ресторан официанткой.
Спустя десятилетия после исчезновения родителей и смерти деда, теперь уже Клариссе - она тогда уже давно сменила имя - выдали на руки документы о посмертной реабилитации родных. Выглядело всё это так, как будто закрывало много лет государство глаза на её существование, а потом - раз, и вспомнило о том, что она есть.
После «хороших» известий о близких людях, Кларисса предприняла попытку найти бабушку. Она - на удивление - оказалась жива. По коридору, выкрашенному синей краской оттенка «вырви глаз», недовольная нянечка катила коляску с пускающей слюни старушкой. Кларисса Олеговна с ужасом наблюдала, как старенькая женщина с завидным упорством надувала хрупкие пузыри, а потом они лопались. Заношенный тёплый халат, явно знавший сотни неумелых стирок, узкая палата с койкой и стулом, маленьким, давно немытым окном, тарелка жидкой каши, которую сунула ей сиделка, чтобы покормить бабушку.
Вот тогда-то перед Клариссой впервые мелькнуло видение из будущего: волшебный домик в окружении армии нежных роз, счастливые люди, живущие в нём, уже точно знающие, что после шестидесяти-семидесяти лет жизнь иногда только начинается. Ну и кто попробует с этим поспорить, не проверив заключение на собственной шкуре?
Забрать родную бабулю из страшного заведения, чтобы она хотя бы последние годики своей жизни прожила рядом с внучкой, Кларисса не успела. Кто знает, что творилось в голове человека, проведшего столько лет в психушке? Узнала ли баба Маня, что с ложечки не так давно её кормила дочка Олежки, почувствовала ли совсем близко от себя сердце, учащенно бьющееся от мыслей: "Спасибо, что ты дожила, бабушка, до этого часа, скоро я заберу тебя отсюда навсегда."
Баба Маня ушла тихо, во сне. Утром нянечки с удивлением разглядывали разгладившееся вдруг от морщин лицо со счастливой, безмятежной улыбкой. Пойди, пойми этих сумасшедших, вот чему она теперь там радуется на том свете?
Продолжение здесь>
---
Елена Рязанцева