Сын в поход отправился на сутки – куда-то в глухой лес. Компания небольшая – трое друзей.
Мать видела, как он собирался. Проследить надо, вдруг что-нибудь важное забудет?
Им нужно было проехать пару станций на электричке, а затем углубиться в дебри.
Договорились на берегу, что позвонит, как до места доберутся, и второй звонок – утром, перед обратной дорогой.
День прошел незаметно, опустился вечер, а звонка нет. Что такое? Не спала всю ночь, мысли печальные: вдруг с медведем встретились или волки напали? Иногда по лесам лихие люди ходят, и они хуже всех волков и медведей, вместе взятых.
Нет звонка, хоть на стенку кидайся, нет! И ума не хватило взять номера друзей: даже мысли такой не было. И не знает, кто у них родители, где живут? Никакой информации.
Позвонила другим друзьям, а они тоже ничего не знают: с кем пошел, куда пошел?
Утро превратилось в пытку – выдержать невозможно.
Выскочила, и по домам пары его знакомых. В одну квартиру, в другую – без результата. Волнение достигло крайней точки, хоть в полицию шагай.
Возвращается домой – слезы душат, сердце вот-вот остановится, а сама думает: «Вернется, такую затрещину получит, всю жизнь помнить будет». И успокаивает себя, как может: наверное, напились у вечернего костра – не до матери, а утром – головы разболелись – тоже не до матери. А что еще предположить?
Открыла дверь – увидела его в грязной мокрой одежде, и тут же про затрещину забыла. Заплакала-запричитала, бросилась на шею, прижала к себе, трясется от рыданий. Господи, ничего не надо, ничего не хочу, главное – дома, главное живой.
А все просто и одновременно сложно. Шел по бревну через бурную горную речку, шел, как по городскому бульвару, в телефон заглядывал, поскользнулся, стал руками размахивать – улетел телефон в быстрый холодный поток – не достать.
У второго парня разрядился, третий оставил где-то на привале, вечером обнаружили – не вернуть.
На другой день возвращались, поплутали немного, не нашли то место, где отдыхали, потому что навыка нет.
Надо бы строгое что-нибудь сказать, без затрещины, разумеется, а еще надавить на жалость, что мать ему не дорога, жестко запретить такие походы. А она не могла, не могла – и всё.
Посидит, встанет, подойдет – обнимет большое бестолковое дитятко.
Перед сном чай пили, и сын сказал: «Ничего страшного, зато урок получил. И зачем мне этот лес? Что я в нем не видал? И тебя чуть с ума не свел. Городской я, мне здесь хорошо».
