Но вернёмся к няне. Александра Сергеевича на её похоронах не было. Как не было и его сестры Ольги. Присутствовал лишь муж сестры Николай Павлищев. Похороны были столь скромными, что место захоронения в памяти Пушкиных не отложилось. Тем более, что могилка няни была оставлена безымянной и пребывала без присмотра. В этом нет ничего странного, ведь умерла обычная крепостная. Со временем (поговаривают, что прошло всего-то года полтора*) забылось даже, на каком кладбище она упокоилась.
*Подтверждением чему может служить стихотворение Н. М. Языкова «На смерть няни Пушкина» («Я отыщу тот крест смиренный, // Под коим меж чужих гробов, // Твой прах улёгся изнуренный // Трудов и бременем годов.»), датируемое уже 1830 годом.
Начиная с 1925 года, предпринимались попытки найти могилу той, которую все знали как пушкинскую Арину Родионовну. Лишь в 1940 году после долгих архивных разысканий сначала обнаружили, что няню отпевали во Владимирской церкви, а потом в метрической книге этой церкви в списке умерших отыскали запись № 73 от 31 июля:
«5-го класса чиновника Сергея Пушкина крепостная женщина Ирина Родионова 76 старостию иерей Алексей Нарбеков. В Смоленской».
Так выяснилось, что погребена она была на Смоленском кладбище. Далее уже нашли запись церкви «Смоленския Божия Матери, что на Васильевском острове при кладбище», тоже от 31 июля:
«Ирина Родионова дому 5-го клас<са> чиновника Пушкина служащая женщина л<ет> 76 старость владимерской иерей Алексей Норбеков».
Возраст няни то ли указан в записях неправильно*, то ли «0» написан неаккуратно и его можно принять за «6». Няня умерла 70-ти лет от роду (то есть 31 июля 1828 года).
*Удивляться не приходится: даже фамилия иерея Владимирской церкви в одном случае значится как «Нарбеков», в другом — как «Норбеков».
Хочешь не хочешь, напрашивается вопрос: почему Пушкин не проводил свою нянюшку в последний путь? В его рабочей тетради есть запись (рядом с наброском «Волненьем жизни утомлённый…») от 25 июля, в конце которой стоят друг под другом несколько не имеющих к ней слов, одно из них «Няня». Рядом поставлен крест. Чуть ниже следует слог «Ня», написанный жирно и явно в другое время, позже. Имеется вполне допустимая с психологической точки зрения версия, по которой слово появилось как напоминание самому себе: не забыть нанести визит в дом Павлищевых, чтобы навестить болеющую няню. Но уже через несколько дней пришла весть о её кончине, и Пушкин собрался сделать пометку о происшедшем, начал было писать «Ня» и тут заметил чуть выше написанное ранее слово. Бросил новую запись на полуслове и подставил крестик рядом с прежней записью «Няня», тем самым сделав помету, что она умерла.
Где был и что делал Александр Сергеевич 31 июля 1826 года? В «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина в четырёх томах» во втором томе на 404 странице помещена запись:
«Июль, 31. Вторник. Пушкин несомненно был на отпевании няни Арины Родионовны во Владимирской церкви (заупокойную служил священник Алексей Нарбеков) и на похоронах её на Смоленском кладбище».
Составители тома М. А. Цявловский, Н. А. Тархова не осмелились написать, что Пушкина ни на отпевании, ни на похоронах не было. Поэтому возникло это словосочетание «несомненно был», мол, не мог не быть. Своеобразное «хайли лайкли» в области пушкиноведения. Однако ни единого подтверждения, что был, нет. А где всё же был?
Тут возможны гипотетические варианты. С какого начнём: плохого или хорошего? Если с хорошего, то в конце июля Пушкин вернулся к работе над поэмой о Мазепе, позже названной «Полтава»; карандашом записывает новые строки, делает правку черновиков стихов; попутно среди черновиков появляются рисунки носа лодки и паруса, Быка (вероятно, знак Зодиака) и играющей кобылицы.
На следующем листе рабочей тетради, где возникло слово «Няня» и рядом крестик, появляются два портрета няни — в левом нижнем углу на черновом автографе стихотворения «Воспоминания в Царском Селе». Пушкин изобразил её молодой крестьянской девушкой в сарафане, с длинной косой и в кокошнике, и в старости. Оба рисунка сделаны, видимо, после известия о смерти няни.
А ещё делает первый большой набросок к неоконченной повести в прозе «Гости съезжались на дачу…».
Соглашаясь с первым вариантом, можно допустить, что так углублён в работу, что не смог оторваться.
Но перейдём к плохому варианту. Тут потребуется преамбула. 28 июля Николай I утвердил заключение Государственного Совета по делу об «Андрее Шенье» (о распространении отрывка из элегии «Андрей Шенье», к которому у цензуры и власти возникли огромные претензии). В отношении Пушкина Советом принято решение: «иметь за ним в месте его жительства секретный надзор». Решение это в числе прочих подписали Г. А. Строганов, граф А. И. Чернышёв, М. М. Сперанский, А. Н. Оленин. О Пушкине сказано: избавя его от суда, «обязать подпискою, дабы впредь никаких своих творений без рассмотрения и пропуска цензуры не осмеливался выпускать в публику».
Слава Богу, что обошлось так, могло быть куда хуже. Впрочем, к этому времени против поэта уже возбуждено другое дело, о принадлежности ему «пакостной» «Гавриилиады». Соответственно и настроение, тогда переданное им в стихотворении «Предчувствие»:
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне…
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?..
Душевное состояние — хуже некуда. Хочется забыться и…
От князя П. А. Вяземского приходит письмо, в котором он корит его за молчание, сообщает о разнёсшемся слухе, будто Пушкин играет «не на живот, а на смерть». Похоже, что и впрямь играет, ведь забыться хочется. На полях отрывка «Гости съезжались на дачу…» появляется цифровая запись, представляющая собой перечень карточных долгов (или выигрышей — во что верится с трудом). А где карты, там и вино.
Играет, пьёт и пишет — такова обстановка, в которой поэт переживал горечь утраты своей няни. Поэтому на отпевании и похоронах несомненно не был.
Парадокс в том, что у Пушкина на протяжении всей его жизни кроме няни был, как подобало в дворянских семьях, дядька — крепостной человек Никита Козлов. Он тоже, как помним, гулял с маленьким Сашей по Москве, состоял при нём в Петербурге после окончания Пушкиным лицея. Он сопровождал его во всех дальнейших перемещениях — жил с ним на Юге, потом в Михайловском. Никита служил у него камердинером после его женитьбы. В 1836 году дядька, вместе с Александром Сергеевичем, сопровождал из Петербурга в Святые Горы тело его матери. В. А. Жуковский рассказывал, что, когда карета с раненым Пушкиным подъехала к дому, на крыльцо выбежал растерянный Никита. Он взял Пушкина, как ребёнка, на руки и, горько плача, понёс по лестнице. Через несколько дней дядька добровольно вызвался отвезти в те же Святые Горы гроб с телом Пушкина.
В книге «Пушкиногорье» директора музея-заповедника А. С. Пушкина на Псковщине Семёна Гейченко можно прочитать:
«Морозы в тот год стояли лютые. А Никита как встал на задок возка, припав головой к гробу, так и застыл. На что уж жесток был жандармский офицер Ракеев, сопровождавший гроб Пушкина, и тот был потрясён, видя доброго старика еле-еле живого.
“Человек у него был, — вспоминал Ракеев, — что за преданный был слуга! Смотреть даже было больно, как убивался. Привязан был к покойнику, очень привязан. Не отходил почти от гроба: не ест, не пьёт…”»
Траурный «поезд», а по сути, простые длинные сани и возок с почтальоном, полицейским и Александром Тургеневым, отправился от Конюшенной церкви Петербурга 2 февраля в полночь. Опечатанный ящик с телом, укрытый рогожей и соломой, 400 вёрст мчали в Святые Горы. «Мчали» здесь не случайное слово: привезли на Псковщину не за пять суток, как обычно, а за трое. Спешили так, что возле харчевен, когда жандармы на почтовых дворах меняли курьерских лошадей, оставляли гроб без присмотра. На одной из станций процессию встретила жена профессора А. В.Никитенко*. Увидев гроб, обёрнутый рогожей. она спросила у одного из находившихся здесь крестьян:
— Что это такое?
— А Бог его знает! Вишь, какой-то Пушкин убит, и его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости Господи, как собаку.
* Александр Васильевич Никитенко — по происхождению крепостной, домашний учитель, студент, журналист, историк литературы, цензор, чиновник Министерства народного просвещения, дослужившийся до тайного советника, профессор Петербургского университета и действительный член Академии наук, автор уникальных воспоминаний «Записки и дневник» (в 3-х книгах).
Не зная хорошо дорогу в Святогорский монастырь, сбились с пути и прибыли не к монастырю, а в Тригорское. К нему подъехали вечером 5 февраля. Екатерина Ивановна Осипова, дочь Прасковьи Александровны, вспоминала:
«В ту зиму морозы стояли страшные. Такой же мороз был и 5 февраля 1837 г. Матушка недомогала и после обеда, так в часу третьем, прилегла отдохнуть. Вдруг вижу я в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, а за ними длинные сани с ящиком. Мы разбудили мать, вышли навстречу гостям. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы вместе с мужиками из Тригорского и Михайловского, которых отрядили копать могилу. Но её копать не пришлось: земля вся промерзла, — ломом пробивали лёд, чтобы дать место ящику с гробом, который потом и закидали снегом. Наутро, чем свет, поехали наши гости хоронить Пушкина».
У монастыря оказались ранним утром, морозным и тёмным. Там, на фамильном кладбище Ганнибалов, Никита вместе с Александром Тургеневым опустили в могильную яму в ледяной земле гроб с телом поэта. Поставили обычный деревянный крест*. Тургенев уехал. Никита остался, чтобы отслужить панихиду в своём церковном приходе, на Ворониче. Весной, когда ушли снега и земля на месте захоронения осела, настоятель монастыря, столетний отец Геннадий, служивший панихиду, распорядился о перезахоронении. Тогда по желанию хозяйки Тригорского под землёй устроен был кирпичный склеп, куда и поместили гроб. Прах Александра Сергеевича похоронили возле останков его матери.
* Только через четыре года, 19 мая 1841-го, на могилу приехала Наталья Николаевна с детьми. Ещё в 1840 году вдова Пушкина заказала памятник «в Петербурге каменных дел мастеру А. Пермагонову». Работал сам Александр Пермагонов и его помощники — брат Лев и трое Истоминых — Парфён, Афанасий и Александр. 10 декабря готовые детали памятника были погружены на семь подвод. Сопровождали обоз подрядчики — Сергей Гусев и Антон Семёнов. Вместе с ними ехал и бывший «михайловский управляющий» Михаил Калашников. Тогда, в приезд Натальи Николаевны, памятник и был установлен на могиле поэта. Такой в основном он сохранился до наших дней. Второй и последний раз Пушкина была на могиле, опять же с детьми, в 1842 году.
Память — штука более чем занятная и порой странная. Она живёт по своим законам. Не всегда объяснимым. Можно ли назвать справедливой судьбу крепостного Никиты, который провёл с Пушкиным все дни его жизни, начиная с самого маленького возраста, и был ему беззаветно предан? Но о няне слышали все, дядька же пребывал и остался в забвении. Прямо-таки «обратный сексизм» какой-то, исходя из современных представлений о равноправии полов.
Одним из первых, кто начал традицию преувеличения роли Арины Родионовны, был биограф Пушкина Павел Васильевич Анненков. Почему современники и потомки захотели сохранить няню Пушкина в своей памяти? Впрочем, а чем она хуже в этом отношении Анны Керн или Прасковьи Осиповой, княгини Веры Вяземской или графини Елизаветы Воронцовой, о которых, смею думать, мы вряд ли сегодня вспоминали, не случись им некогда пересечься с Пушкиным?
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—100) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 57. Простые удовольствия — танцы, всеобщее обожание, привлекали Натали куда больше стихов мужа
Эссе 58. Пушкин Вяземскому: «У моей мадонны рука тяжеленька»
Эссе 59. Александра Фёдоровна занималась, назовём вещи своим именем, сводничеством