Среди вопросов, какие по сей день «преследуют» Наталью Николаевну, есть тот, что во мнении людей находится в фокусе её жизни: изменяла ли она, будучи женой Пушкина, ему с Дантесом и с Николаем I? И далеко не всегда он исходит от людей, любящих «заглядывать в чужую постель». Ведь тот или иной ответ может не только пролить свет на характер взаимоотношений поэта и его жены, помочь пониманию психологического состояния Пушкина в последние годы его жизни, но и многое объяснить в истории дуэли и смерти Пушкина.
О возможности реального романа Натали с Дантесом в пушкинистике написано, наверное, не меньше, чем о таинственной NN из донжуанского списка Пушкина.
Связь Натали с Николаем I считали возможной не только П.Е. Щёголев, Г.И. Чулков («Жизнь Пушкина»), А.Н. Зихунов («Медовый месяц императора»), исходящие из банального «было — не было»), но и Н.Я. Петраков («Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали»), который справедливо посчитал более важным другой вопрос: «были ли у Пушкина серьёзные основания ревновать свою жену к царю?»
Современные публикации обсуждают гипотезу, что последняя дочь Пушкина на самом деле не дочь Пушкина, а дочь императора. Логика тут проста: устоять перед множеством искушений, вызываемых обожанием многочисленных поклонников, без любви к мужу вряд ли возможно. К тому же не зря говорят, что женская красота (а Наталья Николаевна была красивой не только в глазах Пушкина) — великое испытание. По силам ли оказалось оно неискушённой провинциалке, очутившейся в опасной близости к восхищённому ею императору?
Сегодня нередко можно слышать возмущённые голоса: «Как он, сам гуляка, мог укорять и поучать молодую жену?» Так и мог, что хорошо знал, что скрывается под «ухаживаниями» светских ловеласов. С точки зрения многих странной выглядит поведение мужа, «гуляющего налево», если при этом он ревнует жену. Не менее странной смотрится ревность жены, прекрасно знающей, что до неё у мужа было немало женщин и понимающей, что «горбатого могила исправит» — пороки взрослого, сложившегося человека уже ничто не изменит. И это в той среде и в те времена, когда измены с обеих сторон никакая не редкость. Тем не менее ревность диктовала Пушкину письмо, например, 1833-го года, в котором он писал своей молодой жене:
«Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. <…> Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и мужчин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого нападешь».
И та же ревность — основной компонент известного эпизода, когда однажды, демонстративно покинув бал, Наталья Николаевна, посчитавшая, что муж её ухаживал там за одной красоткой, по возвращении домой дала Пушкину пощёчину. Об этом он рассказывал Вяземскому, со смехом говоря, что «у моей мадонны рука тяжеленька».
Странно, но в литературе мне не попадались хоть какие-то комментарии этого эпизода. Тогда как он позволяет увидеть немало примечательного, что современному читателю будет внове. Судите сами, Пушкин не постеснялся поведать другу, что схлопотал по физиономии. Ладно, не нашёл ничего в том необычного. Но не идёт из головы странная связка: когда Наталья Николаевна с двумя детьми (из-за случившегося выкидыша после бала, заключительного в танцевальном сезоне в преддверии великого поста 1834 года) отъехала в калужскую деревню к сёстрам и пробыла там с апреля по сентябрь, в это время по Петербургу пошли досужие разговоры, что Пушкин избил жену и всю в синяках отправил к родителям.
Даже сознавая всю сложность отношений Пушкина с родителями, надо признать, что Сергей Львович тоже упоминал о слухах, что его сын якобы поколачивает свою жену. Было ли рукоприкладство некоей нормой в семье Пушкиных — не знаю. Но про розги в воспитательных целях в отношении детей со стороны Александра Сергеевича читать доводилось. Было ли это по тем временам чем-то удивительным и шокирующим поведением в семье — не думаю.
Далее, из-за кого разгорелся тот сыр-бор? В большинство случаев упоминающие эпизод с пощёчиной пишут: «…Наталья Николаевна вообразила, что муж её ухаживает за некоей m-me Крюднер, которая считалась любовницей Николая I; она дала Пушкину пощёчину…»
Разберёмся. Некая m-me Крюднер — это баронесса Амалия фон Крюденер (урожд. графиня Лерхенфельд). В её жизненной истории нет ничего необычного для своего времени.
Родилась от внебрачной связи баварского дипломата графа М. Лерхенфельда и княгини Терезы Турн-и-Таксис (урожд. принцесса Мекленбург-Стрелицкая), которая приходилась родной сестрой принцессе Луизе Августе Вильгельмине Амалии, матери русской императрицы Александры Фёдоровны. И значит, Амалия приходилась ей двоюродной сестрой. Это по официальной версии, была и неофициальная. Если верить молве, которая утверждала, что княгиня Тереза родила девочку от связи со своим зятем — королём Вильгельмом, то в этом случае Амалия была уже не двоюродной, а единокровной сестрой русской императрицы.
В 1825 году в 15 лет одарённая редкостной красотой девушка была выдана (это было обычное навязанное замужество) за «старого», он был на 22 года старше невесты, барона Александра Сергеевича Крюднера (Крюденера , как произносили его фамилию в России), в ту пору и. о. поверенного в делах русского посольства в Мюнхене. Ею восхищался Гейне (он назвал её «Божественной Амалией», «сестрой» Венеры Медицейской). К ней испытывал любовную страсть наш Фёдор Иванович Тютчев, когда служил в российской дипмиссии при Баварском королевстве. Ему тогда 19 лет. «Младой фее» 14. Но это не помешало ей поразить будущего знаменитого поэта своей утончённой красотой. Как он признается, «я подчинён воле этой женщины». Позже он посвятил ей несколько стихотворений, в том числе «Я помню время золотое…» и «Я встретил вас…».
Посетители дворца Нимфенбург, что рядом с Мюнхеном, в знаменитой Галерее красавиц, в которой собраны портреты 36-ти самых красивых женщин Баварии, написанные придворным живописцем короля Людвига I, могут увидеть портрет двадцатилетней баронессы Амалии фон Крюденер с ожерельем на шее и меховой накидкой на правом плече. Король (говорят, что он отличался отменным вкусом) лично утверждал кандидатуру каждой красавицы. В этом дворцовом собрании портреты тех, кого король любил или которыми просто восхищался.
Согласиться с тем, что все 36 заключённых в рамы портретов женщин Баварии — портреты безусловных красавиц, мне, стоя перед ними, было трудно. Тут либо мой вкус не столь отменен, либо наши с королём вкусы разнятся, либо в период с 1827 по 1850 год восприятие красоты в Баварии было отличным от современного, либо на безрыбье и рак рыба. Хотя посетителям галереи внушают, будто Людвиг I показал, каким должен быть идеал «неземной» красоты. Но это, опять же на мой взгляд, справедливо по отношению портрета баронессы Крюденер.
По свидетельствам мемуаристов, в России Амалией увлекались Вяземский, А.И. Тургенев и Пушкин. За ней шлейф неоконченных романов, дуэльных историй, блеска бальных драгоценностей, загадочных улыбок-полунамеков. Так что «подозрения» Натали были не беспочвенны. Но вот что касается её пощёчины за ухаживание за «m-me Крюднер, которая считалась любовницей Николая I», то здесь надо кое-что уточнить. Любовницей Николая I баронесса была, но произошло это несколько позже, в 1838 году. А в пору, когда Пушкин заработал от жёнки пощёчину, царь, конечно, поглядывал на красавицу Крюденер, однако ничуть не торопился, ибо знал, что никуда она от него денется. Но само объединение по времени пощёчины и «внимания» Николая I к баронессе заставляет подумать: не была ли пощёчина проявлением ревности Натали не столько к Пушкину, сколько к царю? Как-никак с лета 1835 года в свете поползли слухи о жене Пушкина и императоре.
Дать ему пощёчину у неё возможности никакой не было, а Александр Сергеевич тут как тут, попал под руку. Ведь ни за одну другую «соперницу» у неё почему-то желания приложить мужа не возникло. Кстати, Амалией был Николай I «занят» в 1838 году, а затем уступил баронессу Бенкендорфу. Удивляться нечему, такое было в порядке вещей.
Любивший съязвить не только по поводу поэтических строк князь Вяземский бросит в адрес красивой, цветущей лицом и постановкой головы Амалии:
«Мюнхенская красавица Крюднерша… очень мила, жива и красива, но что-то слишком белокура лицом, духом, разговором и кокетством; всё это молочного цвета и вкуса…»
Рядом с этой «молочной красавицей» Бенкендорф, как заметит А.В. Никитенко, в свои шестьдесят выглядел, как «почтенного вида старик, с лицом важным и печальным». Но ничего странного для того времени в этом сочетании несочетаемого не было. Хотя находились и такие, кто осуждал: «У него всегда было по несколько гласных любовниц, но ни к которой страсть его не доходила до такого исступления». Так выскажется человек, на глазах которого всё проистекало — барон Модест Корф.
Когда её отношения с Бенкендорфом перешли, как счёл Николая I, некую грань и стали чересчур очевидными, привлекая к себе излишнее внимание общества, император, в котором, можно предположить, сказалась и ревность, пожелал удалить её от двора, при этом пожаловался на её неблагодарность и непомерную жадность к деньгам.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования «Как наше сердце своенравно!» Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 57). Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное: