10 октября (28 сентября по старому стилю) 1836 года цензор А.Л. Крылов поставил подпись под цензурным разрешением на печать третьего тома журнала «Современник», к этому дню полностью набранного.
Через два дня тираж был готов, положенные три экземпляра передали в Цензурный комитет, и Крылов подписал билет на выпуск журнала. Как отметил известный пушкинист И. С. Сидоров, в типографии «забудут в заготовленном месте проставить дату цензурного разрешения, и третий том «Современника» так и выйдет без указания точной даты, которая будет установлена уже в наши дни». Исследователь также обратил внимание на то, что именно в третьем номере Пушкин поместил объявление о продолжении выхода журнала в следующем году, хотя официально было разрешено издавать только «четыре тома статей» в 1836 году. «Пушкин был уверен, — писал Сидоров, — что тем или иным путем ему удастся получить разрешение на продолжение издания».
И далее:
«Заметим, что в четвертом… томе «Современника» объявление о продолжении подписки на журнал не будет повторено. … Вероятно, на этот раз А. Л. Крылов будет более бдителен». Друзьям поэта в ответ на их просьбу об издании «Современника» в 1837 году «в пользу семейства» напомнят, что Пушкину «позволение … дано было только на 36-й год, как он и сам просил». Но, в конце концов разрешение будет получено.
Александр Лукич Крылов стал цензором журнала в январе 1836 года. Историк литературы, цензор А. В. Никитенко отзывался о нем как о «самом трусливом, а, следовательно, самом строгом» цензоре. Позже Н.А. Некрасов упрекал Крылова в «бестолковости и трусости». В воспоминаниях писателя Н. И. Иваницкого сохранился любопытный эпизод, рассказывающий о взаимоотношении Пушкина со своим цензором: на одном из собраний в доме Жуковского зимой 1836 года появился
«Пушкин, взбешенный ужасно. Что за причина? — спрашивают все.
А вот причина: цензор Крылов не хочет пропустить в стихотворении Пушкина — Пир Петра Великого — стихов: чудотворца-исполина чернобровая жена. Пошли толки о цензорах. Жуковский, с свойственным ему детским поэтическим простодушием, сказал:
«Странно, как это затрудняются цензоры! Устав им дан: ну, что подходит под какое-нибудь правило — не пропускай, тут в том только и труд: прикладывать правила и смотреть».
— Какой ты чудак! — сказал ему И. А. Крылов.
— Ну слушай. Положим, поставили меня сторожем к этой зале и не велели пропускать в двери плешивых. Идешь ты (Жуковский плешив и зачесывает волосы с висков), я пропустил тебя. Меня отколотили палками — зачем пропустил плешивого. Я отвечаю: да ведь Жуковский не плешив — у него здесь (показывает на виски) есть волосы.
Мне отвечают — «Здесь есть, да здесь-то (показывая на маковку) нет».
Ну хорошо, думаю себе, теперь-то уж я буду знать. Опять идешь ты; я не пропустил. Меня опять отколотили палками.
«За что?» — «А как ты смел не пропустить Жуковского».
— «Да ведь он плешив: у него здесь (показывая на темя) нет волос». — «Здесь-то нет, да здесь-то (показывая на виски) есть».
— Черт возьми, думаю себе: не велели пропускать плешивых, а не сказали, на каком волоске остановиться. Жуковский так был поражен этой простой истиной, что не знал, что ответить, и замолчал».
Вскоре после выхода журнала П. В. Нащокин писал Пушкину:
Современник твой очень хорош для меня, но не всем нравится.
Друзья поэта обсуждали выход нового тома. А.Н. Карамзин в письме к брату сообщал:
У Пушкина семьсот подписчиков, не много ... Говорят, что третий том «Современника» очень хорош.
Напомним, что в журнал вошли сочинения Д. В. Давыдова, кн. В. Ф. Одоевского, М. П. Погодина, кн. П. А. Вяземского.
Все находят, что он лучше остальных и должен вернуть Пушкину его былую популярность, — отмечала Е. А. Карамзина, — у меня его еще нет, но нам из него прочитали превосходные вещи самого издателя, очень милые — Вяземского и несказанное сумасбродство Гоголя «Нос».
Многие разделяли мнение Карамзиной о «сумасбродстве Гоголя». Так, барон Е. Ф. Розен в разговоре с Пушкиным назвал юмор Гоголя «грубым и неэстетичным». Поэт уверил его, «что в самом деле смеялся при чтении «Носа» и тиснул его, полагая, что этот фарс может смешить и других», а в предисловии к повести отметил:
«Н. В. Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки, но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его рукопись».
А. Н. Вульф в письме к сестре спрашивала:
«Как находите вы Современник? Маменька им очень довольна. Но в нем так мало самого Пушк(ина), что это просто стыдно».
Напомним, что в журнале было помещено около двадцати произведений Пушкина-редактора (некоторые без подписи): «Родословная моего героя», «Сапожник», «Вольтер», «Анекдоты», большая рецензия на «Фракийские элегии» В. Теплякова, ответ на критику «Истории Пугачевского бунта», две большие заметки в отделе новых книг — всего более 150 журнальных страниц. Особое внимание читателей привлекло одно из пушкинских произведений. «Северная Пчела» (№ 236) в отделе «Смесь» сообщала: «В вышедшей на сих днях третьей книжке Современника находится, между прочими любопытными статьями в стихах и прозе, одно стихотворение А. С. Пушкина, превосходное по предмету, по мыслям, по исполнению. Не можем отказаться от удовольствия выписать это произведение, одно из лучших свидетельств, что гений нашего поэта не слабеет, не вянет, а мужается и растет, что Россия должна ждать от него много прекрасного и великого». Речь шла о стихотворении «Полководец», посвященном «мужественному и хладнокровному до невероятия» кн. М. Б. Барклаю-де-Толли. Посылая А. И. Тургеневу новый том журнала, Вяземский писал: «Прочти главные стихи о Барклае». Тургенев ответил: «Барклай» — прелесть!» В восторге от «Полководца» был и Гоголь:
«Видана ли была где-нибудь такая прелесть!»
Но далеко не все восторженно приняли эти стихи. Племянник Кутузова — Л.И. Голенищев-Кутузов, записал в дневнике:
«Лиза Хитрова … была очень возбуждена и крайне раздражена стихами, которые Пушкин написал к портрету Барклая …У кузины были слезы на глазах, она говорила мне о неблагодарности Пушкина».
Тем не менее, именно она, дочь Кутузова, сообщила поэту о готовящейся к выпуску брошюры Голенищева-Кутузова «Критическая заметка на стихотворение Пушкина «Полководец»:
«Я только что узнала, дорогой друг, что цензура пропустила статью, опровергающую ваши стихи. Лицо, написавшее ее, в ярости на меня и не пожелало ни за что ни показать мне ее, ни взять обратно <из цензуры>. Меня не перестают тревожить из-за вашей элегии … но люблю вас оттого еще больше и верю вашему преклонению перед героем и вашему хорошему отношению ко мне».
Ответ Пушкин на статью будет опубликован в следующем, четвертом номере «Современника»:
«Одно стихотворение, напечатанное в моем журнале, навлекло на меня обвинение, в котором долгом полагаю оправдаться. … Я не мог подумать, чтобы тут можно было увидеть намерение оскорбить чувство народной гордости и старание унизить священную славу Кутузова».
Многие, даже близкие друзья, отмечали трудности, связанные с получением нового номера журнала. Так, 22 октября из Москвы поэт И. И. Дмитриев через Вяземского передал Пушкину: «Слышу, что уже вышел и третий номер «Современника», но я боюсь, чтоб не прождать его до нового года». Издатель А. А. Краевский в письме Погодину также жаловался на плохое распространение журнала:
«Говорил я Пушкину о присылке в Москву Соврем(енника) на комиссию. Он ответил ни то, ни се. Беззаботность его может взбесить и агнца».
Тем не менее, журнал читали и обсуждали. Выражая мнение некоторых современников и отвечая на обвинения литературных недоброжелателей, что «Пушкин уже больше не поэт, потому что издает журнал», Одоевский осенью 1836 года писал: «Если кто-нибудь в нашей литературе имел право на голос, то это без сомнения Пушкин. Все давало ему это право: и его поэтический талант, и проницательность его взгляда, и его значительность, далеко превышающая лексические познания большей части наших журналистов».
Автор текста — Татьяна Риксовна Мазур, ведущий хранитель экспозиции Мемориального музея-квартиры А.С. Пушкина.
